Федор Волков - Тайное становится явным

Вместе с гитлеровской Германией в войну против Советского Союза вступили ее союзники — Италия, Румыния, Финляндия, Венгрия. Правительство Виши разорвало дипломатические отношения с СССР. Милитаристская Япония, прикрываясь мнимым нейтралитетом, выжидала удобного момента для нападения на СССР.

Разбойничий план «Барбаросса» начал осуществляться на полях кровавых сражений.

Советский народ по призыву Коммунистической партии поднялся на справедливую Отечественную войну.

Началась одна из самых тяжелых, кровопролитных войн, какие когда-либо пришлось пережить народам нашей великой Родины за всю ее многовековую историю.

«Главные итоги внешнеполитической деятельности Коммунистической партии и Советского правительства в первый период второй мировой войны — с сентября 1939 по июнь 1941 г. — состояли в том, что почти на два года удалось уберечь советский народ от урагана мировой войны и выиграть довольно значительное время, которое было использовано для укрепления обороноспособности страны, ограничения сферы германской агрессии и оказания братской интернациональной помощи народам, которым угрожало фашистское порабощение»[399].

Глава VI

За спиной союзника

Сообщение о нападении фашистской Германии па Советский Союз было получено британским премьером Уинстоном Черчиллем в 8 часов утра 22 июня в его загородной резиденции Чекерс, куда он прибыл в субботу.

Уинстон Черчилль располагал неопровержимой информацией, поступавшей в середине июня по дипломатическим и разведывательным каналам: нападение Германии на СССР — вопрос дней.

За неделю до вторжения Германии «бывший военный моряк» — так Черчилль именовал себя в тайной переписке с президентом США Франклином Рузвельтом — писал ему: «Судя но сведениям из всех источников, имеющихся в моем распоряжении. в том числе и из самых надежных, в ближайшее время немцы совершат, по-видимому, сильнейшее нападение на Россию. Главные германские армии дислоцированы на всем протяжении от Финляндии до Румынии, и заканчивается сосредоточение последних авиационных и танковых сил»[400].

В субботу 21 июня в Чекерсе гостями У. Черчилля были американский посол в Англии Д. Уайнант, министр иностранных дел А. Иден. Здесь же был личный секретарь Черчилля Колвилл. За обедом Черчилль с таинственным видом сообщил гостям о неизбежности скорого нападения Германии на Советский Союз[401]. Прогноз его оправдался через несколько часов.

После 22 июня миллионы людей десятков стран, и особенно советских людей, волновал вопрос: объединят ли военные усилия Англия и США с Советским Союзом в борьбе с фашистской Германией, или они вступят с ней в военную коалицию и создадут единый фронт капиталистических держав против социалистического государства?

Ни для кого не было секретом — британский премьер Уинстон Черчилль всегда был ярым противником Советской республики и всеми силами и средствами стремился уничтожить ее. Его личный биограф Льюис Броад признавал: «Ни один англичанин не воевал против большевизма с большей настойчивостью, чем Черчилль»[402].

Об этой ненависти британского премьера к СССР было известно немецким и итальянским лидерам фашизма. Поэтому не случайно, совершив нападение на Советский Союз, фюрер надеялся, что ему удастся изолировать Советскую страну на международной арене и даже сколотить против нее единый блок капиталистических держав.

Но здесь Гитлер совершил грубый политический просчет: противоречия между фашистской Германией, Италией, Японией и их соперниками, обостренные борьбой за передел мира, источники сырья и сферы приложения капитала, оказались непримиримыми.

Правящие круги Англии и США объективно сложившейся ситуацией подталкивались на союз с Советской страной, с теми самыми большевиками, которых так ненавидел Черчилль[403]. Реалист в политике, а он мог быть им, понимал, что Англия не могла одержать победу или просто выстоять после военного поражения под Дюнкерком, разгрома Франции, воздушных атак люфтваффе без решающей поддержки Советского Союза. Это признавалось в полуофициальных изданиях Королевского института международных отношений. «Сомнительно, чтобы Соединенное королевство смогло выжить, даже при поддержке всего Содружества наций и Соединенных Штатов»[404].

Непреложным было то, что судьбы Англии, Европы и всего мира зависели от исхода борьбы СССР с фашистскими государствами. «Нападение на СССР, — писала 23 июня „Таймс“, — является дальнейшим мероприятием по подготовке решительного нападения на Англию. Германское вторжение в СССР является новым шагом на пути установления Гитлером мирового господства».

Смертельная опасность для самого существования Англии и всей Британской империи, для будущего США повелительно диктовала правительствам этих стран пойти на союз с социалистическим государством против капиталистических, но фашистских государств. СССР не представлял угрозы Англии и США (там это, вопреки пропагандистским кампаниям, хорошо понимали), а фашистские государства — Германия, Италия и Япония непосредственно угрожали им. Союз антифашистских государств был нужен всем, кто был заинтересован в разгроме фашизма. Диалектика и логика мирового общественного развития оказалась сильнее личных симпатий или антипатий буржуазных политиков.

Надежды Гитлера на сговор с Англией и нейтрализацию США потерпели крах. Это был крупнейший политический просчет стратегии фашистских политиков, стоивший им очень дорого, ставший для них роковым.

Когда Черчиллю сообщили о вторжении Гитлера в Россию, это известие вызвало у премьера чувство облегчения, поскольку он понимал: после вступления в войну СССР Англия «уже больше не одинока»[405]. Немедленно он вызвал к себе наиболее близких членов военного кабинета — Идена, министра военного снабжения, лорда Бивербрука, а также английского посла в Москве Стаффорда Криппса. На узком совещании было решено выступить с заявлением о поддержке СССР в войне с фашистской Германией.

Черчилль, Бивербрук, Криппс начали готовить заявление, с которым в 9 часов вечера премьер намеревался выступить по радио. В ходе его подготовки обнаружились расхождения в оценке способности Советской страны к отражению фашистской агрессии. Только за 20 минут до начала выступления Черчилля текст заявления был окончательно согласован[406]. Черчилль умел говорить речи. Он захватывал аудиторию не цветистостью и образностью своей речи, а логикой, аргументированностью, сочностью. «Казалось, — вспоминал Эллиот Рузвельт, — стоило взять его слова в руки и сжать их, чтобы брызнул сок»[407]. Во время речи Черчилль не расставался с неизменной сигарой, задорно торчащей кверху и ловко перебрасываемой из одного угла рта в другой; руки его выразительно рубили воздух, глаза сверкали.

У. Черчилль обрушился на «жестокий, алчный фашистский режим» с его стремлением к расовому господству. «Я вижу, — говорил он, — русских солдат, стоящих на пороге своей родной земли, охраняющих поля, которые их отцы обрабатывали с незапамятных времен… Я вижу десятки тысяч русских деревень… и как на все это надвигается гнусная нацистская военная машина»[408].

Черчилль и его наиболее дальновидные единомышленники понимали степень угрозы не только для СССР, но и для Англии и США, исходившей от фашистской Германии.

«Опасность, угрожающая России, — это опасность, грозящая нам и Соединенным Штатам, точно так же как дело каждого русского, сражающегося за свой очаг и дом, — это дело свободных людей и свободных народов во всех уголках земного шара… Его (Гитлера. — Ф. В.) вторжение в Россию — это лишь прелюдия к попытке вторжения на Британские острова».

В сложившейся обстановке нацистская Германия представляла смертельную угрозу для Британии, а Советский Союз ни в малейшей степени не посягал на ее интересы. «У нас, — продолжал Черчилль, — лишь одна-единственная жизненная цель. Мы полны решимости уничтожить Гитлера и все следы нацистского режима… Любой человек или государство, которые борются против нацизма, получат нашу помощь. Любой человек или государство, которые идут с Гитлером, наши враги… Отсюда следует, что мы окажем России и русскому народу всю помощь, какую только сможем»[409].

Черчилль заключил свою речь словами о решимости Англии сражаться с Гитлером на суше, на море и в воздухе, избавить «землю от самой тени его», «бороться сообща, сколько хватит сил и жизни»[410].