Юрий Мухин - Когда НАТО будет бомбить Россию? Блицкриг против Путина

Основное оружие немецкого пехотинца — обычная магазинная, неавтоматическая винтовка Маузера образца 1898 года, поскольку только такая винтовка дает наивысшую точность стрельбы на предельных расстояниях реального боя (400-500 м). Наши рядовые пехотинцы были вооружены похожей винтовкой Мосина образца 1891 года, несколько модернизированной в 1930 году. Тактико-технические характеристики обеих винтовок — калибр, вес, дальность стрельбы и т. д. — почти одинаковы.

Но вот разлет пуль от точки прицеливания — кучность стрельбы — у этих винтовок разный. Даже в снайперском исполнении (с тщательно обработанным каналом ствола) валовыми патронами винтовка Мосина на расстоянии 500 м может уложить 10 пуль в круг диаметром 50 см. А «маузер» на том же расстоянии — 60 пуль укладывает в эллипс 44x28 см. То есть если один и тот же снайпер на расстоянии в 500 метров прицелится точно в центр груди противника, то из немецкой винтовки он попадет безусловно, а из нашей может и промазать, так как независимо от его мастерства пули нашей винтовки отклонятся от точки прицеливания на 25 см, а пули немецкой — всего на 14 см. То есть при прицельной стрельбе на большие дальности немецкая винтовка существенно превосходит нашу.

Между прочим, снайперы ухудшение кучности стрельбы из винтовки Мосина объясняют тем, что у нее тугой спуск (стрелку трудно определить момент выстрела) и прямая шейка приклада (у немцев «пистолетный» приклад). Кроме этого, у винтовки Мосина излишне утяжелен ствол (более толстый). Как сказано чуть выше, в 1930 году винтовка Мосина модернизировалась, но все указанные особенности, ухудшающие точность стрельбы, легко устранимые и даже удешевляющие производство, советскими генералами в ней были оставлены. Почему? Потому что по советской тактической идее винтовкой Мосина нужно драться в штыковом бою. При ударе прикладом о каску противника прямой приклад не сколется, а «пистолетный» может расколоться, тугой спуск застрахует винтовку от самопроизвольного выстрела при ударе прикладом, а толстый ствол, соответственно, не изогнется при ударе штыком.

В результате, как видите, немецкая винтовка превосходит нашу как средство точной стрельбы, а наша превосходит немецкую как пика и боевая дубина.

У тех немецких пехотинцев на поле боя, для кого непосредственное уничтожение противника не являлось основным делом, скажем, у командиров отделений, взводов и рот, на вооружении были автоматы (пистолет-пулеметы). Наши войска тоже были вооружены автоматами ППШ. И тут следует сказать, что, по отзывам пехотинцев той войны, стрелять из ППШ на расстояние более 50 метров — это только пугать противника, так как на таком расстоянии попасть по противнику из ППШ очень трудно из-за увода ствола вверх. Но кучность огня автоматического оружия тем хуже, чем больше темп стрельбы, хотя темп стрельбы тоже положительная характеристика, поскольку стрельба с большим темпом дает плотность огня, что хорошо, разумеется, только тогда, когда все пули очереди из автоматического оружия так или иначе попадают в район цели. То есть автомат ППШ со своим темпом 1000 выстрелов в минуту очень эффективен тогда, когда из него надо стрелять с близкого расстояния.

А вот немецкий автомат МП-38, модернизированный в МП-40, имел скорострельность всего 350 выстрелов в минуту, и этим низким темпом обеспечивалась высокая точность попадания из него при стрельбе с рук на относительно больших (для пистолет-пулеметов) расстояниях. Таким образом, и этот вид оружия соответствует тактическим представлениям генералов: у нас автомат эффективен в ближнем бою, у немцев — и при ведении огня с больших расстояний.

В пулеметах темп стрельбы на кучность влияет не очень сильно, поскольку огонь из пулеметов ведется с сошек или со станков. У нас и станковый пулемет Максима, и ручной пулемет Дегтярева имели темп стрельбы 600 выстрелов в минуту. А вот у немецкого единого пулемета (используемого и на сошках, и на станке) — от 800 у МГ-34 до 1200— 1500 выстрелов в минуту у модернизированного варианта пулемета МГ-42. То есть мощность огня немецких пулеметов вдвое превосходила мощность советских.

В немецком пехотном отделении не было собственно пулеметчика — владеть пулеметом обязан каждый пехотинец. Но вручался пулемет — очень мощное оружие — самому лучшему стрелку в отделении. При постановке на станок на пулемет ставился оптический прицел, с которым дальность стрельбы доходила до 2000 м. Наши пулеметы тоже могли забросить пулю на это расстояние, но кого ты невооруженным глазом на такой дальности увидишь и как по нему прицелишься? Бинокли, кстати, в немецкой армии имели очень многие, он полагался уже командиру немецкого пехотного отделения. Ведь чтобы выстрелить точно по противнику, его сначала надо было обнаружить, а биноклем это сделать значительно проще.

С какой стороны ни взглянешь на экипировку и вооружение пехотинцев, в глаза бросается их соответствие тактическим взглядам. Ну зачем, в самом деле, советскому пехотинцу маскировочный камуфляж, если ему все равно бежать на противника во весь рост? Ну зачем ему точно стреляющее оружие, если хоть в наступлении, хоть в обороне бой должен быть закончен атакой или контратакой с непременным штыковым ударом?

Оружие, которым советские войска встретили немцев в 1941 году, разрабатывалось конструкторами по заказу советских генералов и ставилось на производство в 30-е годы, то есть в этот период, когда заместителем наркома обороны по вооружению Красной Армии, а на начало 1937 г. и первым заместителем был помянутый маршал М. Тухачевский. Разумеется, не только он один несет ответственность за вооружение Красной Армии, тем не менее его ответственность больше, чем у других. Однако отечественные историки делают из Тухачевского невиновного военного гения, пострадавшего из-за самодурства Сталина, а преемника Тухачевского на посту заместителя наркома по вооружению маршала Г. Кулика считают неграмотным в военном деле глупцом. На самом деле все с точностью до наоборот, хотя Г. Кулик по своим человеческим качествам и не был идеалом.

У наших военных историков как-то вошло в привычку считать, что наша артиллерия во время войны была лучше немецкой. По крайней мере, в отличие от самолетов и танков формальные цифры в таблицах технических данных конкретных орудий и систем выглядят благополучно, и количество орудийных стволов в стрелковых дивизиях предвоенных времен смотрится внушительно. Но вот по воспоминаниям немцев, причем не только генералов, а и воевавших на полях битв офицеров-фронтовиков, артиллерия вермахта, особенно в начале войны, значительно превосходила нашу. Из приведенных выше цитат, к примеру, следует, что нашей артиллерии перед прорывом обороны требовался час, чтобы «обработать гектары», а немцам 15 минут работы их артиллерии хватало, чтобы пехота начинала атаку. И это не только потому, что немцы имели лучшую артиллерийскую разведку и связь, о чем отдельно. Сила немецкой артиллерии была и во вдумчивом подходе немецких генералов к вопросам эффективности снарядов у цели — к вопросам эффективности огня.

Вот смотрите, В. Грабин, конструктор артиллерии, создал 76-мм пушку, предназначавшуюся для вооружения артиллерийских полков стрелковых дивизий — «дивизионную». Оба маршала, отвечавших перед войной за вооружение РККА, — Тухачевский и Кулик — были ею недовольны, причем с диаметрально противоположных позиций.

Тухачевский требовал, чтобы дивизионная пушка была универсальной (он перед этим прочитал, что США собираются вооружать свои дивизии универсальными пушками), то есть, кроме стрельбы по пехоте и укреплениям противника, могла бы пробивать броню танков и сбивать самолеты. Для исполнения двух последних назначений пушка должна была иметь высокую скорость снаряда — быть большой удельной (в расчете на калибр) мощности.

А Кулик был недоволен именно большой мощностью дивизионной пушки, а это дает повод различным литераторам выдать Кулика за ретрограда, хотя сам Грабин никогда не высказывал сомнений в профессионализме Кулика. С Тухачевским все ясно — чисто формальный подход: раз у американцев такая пушка, то и нам надо! Но почему Кулик хотел снизить скорость снаряда дивизионной пушки, почему хотел снизить ее МОЩНОСТЬ?

Дело в том, что сам снаряд как таковой противника уничтожает редко — ему трудно попасть непосредственно в человека, пулемет или пушку противника, в подавляющем большинстве случаев цель уничтожают осколки снаряда или сила ударной волны от взрыва. И по отношению к этим факторам не только сама пушка, но и сам снаряд вторичен. И дело не только в Тухачевском или Кулике, дело в образе мыслей генералов — если у генералов целью победы в бою является уничтожение противника, то их интересуют не собственно пушки, не их стрельба и даже не снаряды, а сколько убойных осколков образуется от стрельбы в районе цели и насколько сильна ударная волна от взрыва.