Литературная Газета - Литературная Газета 6554 ( № 21 2016)
– Знакома, – горько усмехнулся Микаел. – Я кончал семинарию.
– Где же твоя ряса, где борода?..
– Я лишён сана, – коротко ответил Микаел.
– О! – сочувственно вздохнул ювелир. – И на что же ты теперь живёшь? Ведь вы, служители божьи, другого ремесла не знаете… Хоть бы в дьячках остался – с крестин да похорон, с освящения домов какая-никакая копеечка набегала бы… Перстень твой хорош, только такие сейчас не в ходу. Женщины нынче дешёвую мишуру предпочитают. Не дадут тебе цены, а жаль: вещь-то бесценная…
– А я и не продаю, – соврал Микаел. – Просто оценить хотел…
«Позволь тебе не поверить», – сказал про себя ювелир, и сомнение нарисовалось у него на лице.
«Если бы я за этим пришёл, продал бы бумажку, что выпала из-за пазухи у прабабки, – сам веря в свою ложь, возразил, оправдываясь, Микаел. – Но ведь не продал же, верно?»
Чертёжик он и, правда, не продал. Так уж вышло, что его покупатель исчез так же внезапно, как появился. То ли за решётку попал, то ли на границе подстрелили – кто его знает!
Граница с Турцией, правда, закрыта, с этой стороны её сторожат русские пограничники, с другой – аскеры, однако факт остаётся фактом: есть люди, которые переходят с этой стороны на ту сторону или с той на эту. Однажды в кругу друзей, когда зашёл разговор о предках и об утраченных землях, он рассказал о конвертике, который хранила на груди прабабка, – и с тех пор не знал покоя. Через несколько дней после этого появился долговязый незнакомец с узким лбом и маленькими глазками и предложил ему на выбор два варианта сделки: «Если доверишься мне, – сказал он, – я поеду, найду ваше золото, и мы поделим его пополам. При таком раскладе ты совершенно справедливо можешь опасаться, что я обману. Если же мне не доверяешь, назови свою цену – и я тебе заплачу. В этом случае рискую уже я. Но не потому, что не верю тебе и твоей прабабке, – просто велика вероятность, что турки давно обнаружили ваш тайник». – «Ты что же, уже бывал по этому делу в тех местах?» – спросил Микаел, удивляясь тому, как такому верзиле удаётся незаметно переходить границу. «Несколько раз, – ответил незнакомец, – и ни разу не нашёл клада. Ямы находил, золото – нет. Всю нашу землю перерыли, нехристи!»…
– Память памятью, но хотелось бы знать реальную стоимость кольца, – произнёс Микаел, очнувшись от воспоминаний.
– Я уже сказал, оно бесценно, – повторил ювелир, – но только как музейный экспонат. Вор такое кольцо красть не станет. Носовой платок у тебя из кармана свистнет, а его не возьмёт. Конечно, найдутся люди, которые понимают его истинную цену. Они могут попробовать выкрасть его либо купить за бесценок, но это ничего не изменит. Всё равно жены их или любовницы носить его не захотят, и значит, оно опять же останется музейной редкостью – и только… Однако вернёмся к Нерсесу Аштаракеци. Он был умный, принципиальный человек, патриот. Почему же он не стал доискиваться истинных причин смерти католикоса Овсепа, а целиком сосредоточился на прегрешении Соломона Аргутяна, каким бы недостойным оно ни было? Князь, бедняга, с перепугу слёг и вскоре умер… А царица Дареджан жила долго. И тот, кто подмигивал глазом из Санкт-Петербурга, жил долго… А идея возрождения Армянского царства лопнула, как мыльный пузырь… Сейчас, двести лет спустя, разве ты, или я, или он можем восстановить подлинную историю? Можем узнать, если нас вырезáли во имя веры, почему наши храмы стоят как стояли, а от дворцов не осталось и следа? Кстати сказать, подлинная история движется всегда где-то рядом с историей вымышленной, но параллельно ей. Мы живём в вымышленной истории… А тебя за что сана лишили?
…Процессия, направлявшаяся от Патриарших покоев к Кафедральному собору, шла через толпу верующих и туристов. Вдоль её пути образовался живой коридор. Звонили колокола. Католикос шагал под пологом балдахина, осеняя крестом и благословляя паству. Женщины целовали десницу католикоса. За балдахином шествовали столпы общества – почтенные горожане, за ними духовные лица в порядке иерархии: впереди архиепископы и епископы, потом монахи и, наконец, дьячки-саркаваги. Шагавший в группе саркавагов Микаел, рассеянно глядя в просвет меж головами толпы, вдруг уставился на одного из досточтимых граждан, который держал над головой зонт. Микаелу был виден то его затылок, то профиль, а чаще всего – левая рука, сжимавшая рукоятку зонта. Рукав пиджака съехал вниз, оголив запястье с синей наколкой.
В передних рядах по обеим сторонам живого коридора стояли преимущественно женщины. «Гляди, как они нас жалеют! – шепнул Микаелу шагавший рядом дьячок, кивая вправо и влево. – Женщинам кажется, что нас у них отняли… Они чувствуют себя вдовами…»
Католикос возложил руку на голову очередному младенцу на руках у матери. Стоявшая с ней рядом женщина в поношенном платье настойчиво демонстрировала Святейшему свой выпирающий живот – он осенил крестом и беременную. А наколотый синий скорпион то появлялся, то исчезал, заслонённый толпой, и это мелькание словно сообщало ему движение.
Уже в соборе, в самый разгар литургии, Микаел протиснулся вперёд и схватил за ворот господина с зонтом, в помещении превращённым в трость. Микаел неловко задел ногой эту импровизированную опору. Почтенный горожанин потерял равновесие, споткнулся о собственную ногу и упал бы, если бы на помощь ему не подскочила пара дюжих молодцов с бычьими загривками. Они отшвырнули в сторону Микаела и вывели наружу хозяина наколки, вызвав невообразимую суматоху в храме…
Много лет назад этот самый почтенный горожанин заправлял «республикой» малолетних попрошаек. Каждый вечер перед сном, прячась в развалинах брошенного дома, он тщательно пересчитывал добытую за день милостыню, и горе тому из мальчишек, кто рискнул приберечь для себя хотя бы луму*. Перед тем как начать экзекуцию, он засучивал рукава, и провинившемуся пацану чудилось, что удары ему наносит скорпион. «Сколько раз повторять: ваше дело – просить милостыню. Клянчить! – кричал хозяин «республики попрошаек». – Люди не любят воров. Нищих жалеют, а воров ненавидят!» После землетрясения Микаел был одним из граждан этой «республики»…
Перед расставанием духовный наставник Микаела отвёл его, уже одетого в мирскую одежду, в свою келью и шёпотом произнёс: «Прости, сын мой, что не смог отвести от тебя гнев Святейшего». – «Это вы меня простите, ваше преосвященство, я нарушил устав. Помешал литургии». – «Не в литургии дело, сын мой, – сказал учитель. – Ты помешал возвращению грешника в лоно церкви».
Микаел опустился на колени перед епископом, долго смотрел в мудрые глаза старца, потом с нежностью взял его руку и поцеловал: «Всякий ли грех может быть прощён, ваше преосвященство?» – «Да, сын мой», – отвечал епископ. «И вправду покаянием, целованием креста можно спасти себя?» – «Можно, сын мой». – «А если человек лжёт, что отрёкся от прежнего, если притворяется?» Епископ поднял вверх палец: «Он всё видит». – «Он на небе, – возразил Микаел, – а здесь, на земле, церковь и её служители… Не застят ли нам глаза дары и приношения?.. Кто они, ваше преосвященство, – благоподатели и жертвователи в пользу церкви? Взять даже тех, кто возводит храмы на свои деньги, – откуда столько богатеев в этой нищей стране? Вы не хуже меня знаете, что трудом в поте лица больших денег не наживёшь. Люди богатеют через грех. Ночью грешат, а утром приходят каяться. Согрешат с утра – винятся к вечеру. Церковь даёт им отпущение, а жизнь по-прежнему полнится скверной. Грех творят там – прощение даётся здесь. Грех и раскаяние всё дальше друг от друга»…
– Я нарушил устав, – ответил наконец Микаел и спрятал кольцо прабабки в нагрудный карман. – Соврал я, что кольцо не продаю, но рад, что эта бесценная вещь не имеет цены.
