Журнал Современник - Журнал Наш Современник 2007 #6
Понятно, что глобальная проблема превращения разобщённого народонаселения в единый народ-нацию носит комплексный характер. Её решение потребует, помимо социально-политических и экономических рычагов, ещё и тех, которые относятся к сферам образовательным, воспитательным, пропагандистским, социально-психологическим, духовно-нравственным и религиозным. И решать эту проблему необходимо государству не в одиночку, а в самом тесном сотрудничестве со всеми подлинно патриотическими общественными и религиозными организациями и с участием национально ориентированного крупного и среднего бизнеса. Значительную роль здесь могла бы сыграть и русская диаспора, как ближняя, так и дальняя.
МИХАИЛ ФЁДОРОВ КАЗАКИ В ПРИДНЕСТРОВЬЕ
К 15-летию трагических событий в Дубоссарах и Бендерах
18-й полк едет на войну
В августе 1991 года в Новочеркасске проводился казачий круг Войска Донского. Сын Шолохова, избранный поначалу войсковым атаманом, уже сдавал атаманские полномочия. Обычно круг проходил во дворце, иногда в атаманском правлении. На этот раз он состоялся в бывшем здании кадетского корпуса, где теперь размещалось военное училище. На круг съехались атаманы из различных округов, были приглашены и гости из других казачьих войск. Я со своими двумя друзьями - Павлом Лемским и Аркадием Бураковым прибыл на круг от 18-го полка в составе делегации Хопёрского округа. Тогда сильно припекало солнце, и мы старались из здания училища не выходить. Помню, стояли в дверях с казаком 96-го полка - это территория Ростова, он на кругу командовал охраной, и к нам подошел подпоясанный ремнем мужичок в халате:
- Можно на круг пройти?
- Ты кто такой?
- Я казак из Дубоссар.
Мы тогда понятия не имели, где это, что это. Но пропустили. Начался круг. Спели гимн казачьего войска:
Всколыхнулся, взволновался
Православный Тихий Дон,
И послушно отозвался
На призыв монарха он…
На кругу, как я сказал, решался вопрос о переизбрании атамана. К нам обратился сын писателя Шолохова:
- Дорогие братья казаки! Срок моего пребывания на посту атамана войска истекает. Я работал на благо казаков, как мог. Но у меня много и других хлопот. Они не позволяют всецело посвятить себя атаманству. Я бы хотел, чтобы пришел более молодой, более энергичный человек, который бы не разрывался на части, как я…
Он был еще одним из руководителей ростовской школы милиции, и, понятное дело, ему хватало забот на службе.
- А из меня какой сейчас атаман? - закончил Шолохов.
Тогда избрали Вседонским атаманом Мещерякова из Усть-Донского, а может, и Черкасского округа.
Так вот, этот мужичок сидел-сидел, а когда с атаманом решили, попросил слово и вышел на трибуну:
- Я Пантелей Сафонов, атаман из Дубоссар. Это город на цветущей земле Приднестровья. С 1924-го по 1940 год Приднестровье было самостоятельной республикой. А теперь ее загоняют в Молдову. Приднестровье к Молдове никакого отношения не имеет.
- Чего он буровит? - спросил я.
Мужичок продолжал.
- Так вот, 14 мая прошлого года в Кишиневе убили Дмитрия Матюшина. Он посмел заговорить на русском языке в присутствии так называемых “коренных” жителей.
- Румын?
- Как хотите, так и назовите. Будто мы некоренные… 2 ноября полиция Молдовы пыталась прорваться в Дубоссары и разгромить митинг. Расстреляла вставших на их пути патриотов. Врывалась в дома. Избивала дубинками. Увозила…
Говорил об издевательствах, а потом опустился на колени:
- Помогите…
Казаки загалдели. Многие закричали:
- Помочь приднестровцам!
- Направить казаков!
- Хватит сопли сушить!
Вот тогда у казаков и возникло желание защитить тех, кого прижимали “румыны”. Оживились донцы, заспорили, каким образом помочь собратьям.
Я возвращался с круга в приподнятом расположении духа: наконец-то мы вылезем из состояния бездействия и займемся достойным казаков делом, то есть войной.
Вернувшись с круга в свою станицу (она включала Шатуру Московской области, Задонск, Ефремов), я стал собирать ребят. Многие станичники 18-го полка загорелись желанием помочь братьям-славянам. Я быстро комплектовал команду.
Осталось договориться с нашим атаманом Морчевым. Человеком очень осторожным.
- Если что, я вас не посылал, - открестился тот.
- Но почему? Ведь на кругу…
- Это дело добровольное…
- А, так ты боишься ехать сам? - “наехал” на атамана пришедший со мной Бураков.
- Я, я боюсь?! - вскочил из удобного кресла лихой атаман Морчев. - Я не боюсь, но международное сообщество…
- Да подотри ты этим сообществом! - потянулся рукой Бураков, чтобы схватить атамана за грудь.
- Что ты сказал, что ты сказал?! Я тебя выгоню из казачества! Я уже выяснил. Всякие судимые лезут…
Буракова как подхватило. Он схватил и скрутил рубаху на груди атамана:
- Ты, зануда! Если хочешь знать, у меня несколько хулиганок. Первая - за то, что учителя-скота возле школы подловил, вторая - башку начальнику-дармоеду малость подправил. Хочешь, чтобы и тебе?
- Нет-нет, - отвисла губа у атамана.
- Так вот, - Бураков отпустил рубаху. - Мы едем…
- Да, вы, конечно, едете…
- Харч, обмундирование, деньги на проезд за тобой…
- Все будет, все будет, - залепетал Морчев.
Когда мы выходили, атаман осел в кресло:
- Вот неслухи!.. Гарибальди сражался за свободу Италии с австрияками… Понятно… Буры - в Южной Африке против Англии… А эти? Только руки распускают… Надо же, бьют братьев… Да, для них только бы шороху навести!.. А что подумает Америка? Европа? Как отразится их самодеятельность на других, на уважаемых, понимаешь, людях - на это им наплевать… Ну, раз так… То пускай, себе шишек и набьют…
Спохватился:
- Надо деньги, харч, форму! А то…
Набрался взвод из двадцати казаков. Но назывались мы гордо - полком. Походным атаманом от землячества ехал я. Как ни оттягивал отъезд Морчев, но февральским утром мы собрались на вокзале. Шел 1992 год - год “парада суверенитетов”. Тускло пробивалось солнце. Сугробами возвышался снег. С опаской поглядывали на скопление людей в казачьей форме с цифрой “18” на погонах, что означало 18-й полк, зябнущие милиционеры. Морчев на отправку не явился, хотя провиантом, обмундированием и деньгами нас снабдил сполна.
С родственниками и знакомыми опрокинули по чарке и сели в полупустую электричку, уходившую на юг. На прощание откозыряли поплывшему за стеклами городу и загромыхали по блеклому степному простору. Южнее, на станции Лиски, пересекались железные дороги с юга на север и с запада на восток, оттуда и лежал путь в Приднестровье. Несмотря на холодную погоду, настроение было отменное. Ехали, а душа пела, ее распирало от радости, что хоть что-то сделаем на этой земле.
В Лисках задержались дотемна. Посетили церковку, что на бугре, откуда открывался вид на меловые кряжи на противоположном берегу Дона. Поставили по свечке, прося о помощи в ратном деле, заказали молебны своим небесным покровителям.
- Отсюда всегда исходила казачья мощь! - обнялись, стоя между ферм моста, зависших над ледовым панцирем Тихого Дона.
После полуночи, забив половину плацкартного вагона поезда “Уфа-Одесса”, тронулись на запад. Я не мог заснуть, сидел у окна и следил за тем, как из темноты выплывали станции с близкими каждому воронежцу названиями: Копанище, Алексеевка, Бирюч, Валуйки. Кончался черноземный край, чувствовалось приближение Украины.
Состав разгонялся, свистя разреженными звуками, сбавлял ход на поворотах, кренясь на бок так, что казалось неминуемым крушение, а потом снова с морской качкой пускался по прямой. С короткой остановкой проехали Купянск. Где-то здесь в 1919-м казаки пытались остановить буденовцев - вспомнились, может, и не лучшие страницы из истории казачества. Но теперь такое не повторится…
Я не заметил, как задремал…
По искрящей равнине летит казачья сотня, а в центре её на гнедом коне скачу я - лихой есаул. Шапка с алым верхом сбита набекрень, чуб разметался по ветру. А по бокам от меня, поднимая столбом снег, на вороных несутся Лемской и Бураков. Сотня приближается к хутору, который огибает река. Казаки с шашками наголо влетают между дворов. Бросая винтовки, бегут, спотыкаясь, вояки в темных жилетах и меховых безрукавках. Некоторые добегают до реки, но тут же проваливаются в полынью. А из-за плетней выходят женщины с хлебом и солью. Они плачут от счастья и посылают проклятия вслед тонущим басурманам…
- Атаман! Хватит рубать!
- А? Что? - я открыл глаза.
- Все в атаку зовешь. Не рано ли? - с верхней полки стучал по моему плечу Бураков.
- Где мы? - из моего сознания уплывал прерванный сон.
- Проехали Кременчуг…
- И Днепр?
- Днепр-Днеприще… Делит Украину на правобережную и левобережную…
- Есть такая межа. Не дай Бог, еще её двигать начнут, - встрял Лемской.
