Сергей Аксененко - Последнее прибежище. Зачем Коломойскому Украина
Потом выяснилось, что Черновол и Лукьяненко не всегда были убеждёнными антисоветчиками. В молодости один был комсомольским, другой — партийным работником. Я раньше не знал этого и был сильно удивлён тем, что корифеи тогдашнего национализма оказались бывшими коммунистами и комсомольцами. Если ты не веришь в идеалы партии, зачем вступал в неё?
Ситуацию с Лукьяненко и Черноволом хотелось бы продемонстрировать на примере поэта Осипа Мандельштама, чьей биографией я занимался в своё время досконально.
Этот поэт был буквально обласкан советской властью. Получил от неё пенсию в 41 год, как писали, «за заслуги в русской литературе», регулярно печатался, зарабатывая громадные гонорары, купил добротную квартиру в Москве, лично знал многих руководителей страны, включая Бухарина, Дзержинского и Ежова, вместе с ними отдыхал на правительственных дачах.
Такое привилегированное положение настолько вскружило Осипу Эмильевичу голову, что он решил включиться в подпольную антисоветскую борьбу. Как показали дальнейшие события, никаким борцом он не был и включился в борьбу ради того, чтобы «получить адреналин», как принято сейчас выражаться. Внести, если так можно выразиться, остроту в свою жизнь.
Он написал антисталинское стихотворение «Мы живём, под собою не чуя страны…» и читал его разным людям практически насильно, забывая, что у них из-за этого могли быть неприятности. Тогда хватало и реальных антисоветских заговоров, поэтому невольных слушателей Мандельштама могли бы по ошибке причислить к одному из таких. И вот когда поэта арестовали, он сразу же выдал всех тех, кому читал своё стихотворение, назвав их поимённо. Наказали его тогда нестрого, всего лишь высылкой из Москвы, но поэту и этого хватило, чтобы понять, что политическая борьба не для него, и он до конца жизни славил Сталина в своих стихах, как бы пытаясь загладить вину за единственное антисталинское стихотворение, которое он написал из озорства.
Впрочем, это не помогло. Через какое-то время, уже после окончания ссылки, поэта снова арестовали и дали ему пять лет лагерей. Но этот арест был следствием разборок уже в писательской среде. Во время своего процветания Мандельштам вёл себя вызывающе, вплоть до того, что позволял себе раздавать пощёчины классикам литературы. Когда главный покровитель поэта Николай Бухарин был всемогущим, Осипу Эмильевичу всё сходило с рук. Но после падения Н.И. Бухарина враги, которых успел нажить Мандельштам, воспользовались этим и отомстили.
В общем типичная житейская ситуация в среде творческой интеллигенции. Хотя срок ему дали по тем временам маленький, но на беду поэт не дожил до освобождения. Он умер в больнице пересыльного лагеря от паралича сердца. Этого хватило, чтобы посмертно из Осипа Мандельштама создали образ былинного богатыря, стойкого борца со сталинизмом, хотя на деле никакой борьбы, кроме написанного по глупости стихотворения, не было.
Глава 3. Как Герой Украины Дмытро Павлычко расправился с Героем Украины Иваном Дзюбой
То же произошло и с украинским литературоведом Иваном Дзюбой, бывшим комсоргом Сталинского пединститута. В 1960-х он написал книгу «Интернационализм или русификация?». Эта книга вполне отвечала политике проводимой тогда руководством компартии. Даже первый секретарь ЦК КПУ П.Е. Шелест прочитал рукопись Дзюбы, приказал её размножить и распространить среди высших партийных чиновников. Это было во время очередной волны украинизации, спущенной сверху. Большинство современных украинских националистов не читали книгу Дзюбы. Они слышали о ней из истории и думают, что это нечто героическое, нечто антикоммунистическое. В отличие от националистов, я прочёл эту книгу и скажу, что редко можно найти произведение, столь сильно восхваляющее В.И. Ленина. Книга Дзюбы буквально набита цитатами из сочинений Владимира Ильича.
А дальше произошло недоразумение. Книга И.М. Дзюбы появилась в печати за рубежом раньше, чем в СССР. Заграничные националисты стали пользоваться в своей деятельности цитатами из «Интернационализма или русификации». Разгорелся скандал, чем не замедлили воспользоваться враги Ивана Михайловича из числа украинской творческой интеллигенции. А надо сказать, что атмосфера среди украинской творческой интеллигенции была куда более склочной, чем среди российской, о которой говорилось выше.
В русском языке на Украине даже появилось особое слово для обозначения представителей украинской творческой интеллигенции националистического направления. Это слово «мытэць». В русский оно просочилось из украинского. Точного перевода нет. А приблизительно переводится как художник, творец. Но в украинском есть и слово «художник», и слово «творець». Поэтому «мытэць» это не совсем художник и совсем не творец. На русском языке это слово сейчас обозначает деятеля украинского националистического искусства, литературы, искусствоведения, литературоведения и смежных дисциплин, отличающегося серостью и бездарностью, провинциальностью мышления, склочным вздорным характером, склонностью к интриганству и крайним национализмом. Недаром, многие украинские деятели литературы и искусства предпочитали работать в Москве — там свободы было больше.
В общем, через несколько лет после выхода книги «мытци» из числа противников Дзюбы добились того, что ему дали 5 лет лишения свободы.
Как выдумаете, кто организовывал расправу над И.М. Дзюбой в Союзе писателей Украины? Это будущий «пламенный бандеровец», Дмытро Павлычко. Правда, в то время он, был ещё «пламенным ленинцем». Вот что сказал Дмитрий Васильевич во время судилища над Иваном Михайловичем.
Цитирую по протоколу в переводе на русский.
«Я думаю, что Иван Дзюба должен задуматься над тем фактом, якобы кто-то нам дал указание исключить его из Союза писателей. Ничего подобного мне неизвестно. Иван Дзюба очень хорошо знает, что к чему. Он сам ходит на следствие. Знает круг людей и круг идей арестованных. Приехал какой-то недобитый бандеровец Ярослав Добош и стал собирать материалы «самиздата». Нужно было подумать, кому и зачем это нужно. Иван Дзюба не подумал над этим как следует. В свое время я много и очень больно говорил с Дзюбой. Я искренне хотел привлечь его к нам и делал все, что мог, но убедить его, как вижу, не смог… Как я понимаю Ивана Дзюбу, субъективно он не хочет помогать врагам. Но хотел он того или не хотел, оказался в таком положении, что его труд и имя используются против нас. Нужно внимательно и трезво всмотреться в лица людей, которые вас (обращается к И. Дзюбе) окружают. Чьи это дети, чего они хотят? О чем они заботятся? Я видел фильм об открытии памятника Т. Шевченко в Вашингтоне. 12 попов и священников в рясах выперелись вперёд и загородили собой всю толпу людей (и прогрессивных, и враждебно настроенных). На чьи деньги этот памятник был сделан и открыт? Это было весьма красноречивое зрелище… Возможно, и даже наверное, что Иван Дзюба непосредственно не участвовал в передаче «самиздата» и других акциях. Но его книга «Интернационализм или русификация?» очутилась на вооружении наших врагов. Мы сами очень хорошо понимаем, что наша жизнь не идеальна, что есть еще нам всем над чем хорошо поработать, чтобы её совершенствовать, но не такими средствами. Какой бы большой ни была амбиция, Ивану Дзюбе следовало отмежевываться от неё. Те Стецки уже подыхали без пищи, а вы дали им наживу, дали им хорошую еду, и они опять отошли…».
Как видите, Павлычко в то время считал бандеровцев своими недобитыми врагами. Недаром он так пренебрежительно во множественном числе произнёс фамилию тогдашнего лидера бандеровцев Ярослава Стецько, мужа Ярославы Стецько, которая, вернувшись из-за границы, стала незадолго до своей смерти депутатом украинского парламента.
Если вы сравните риторику Павлычко после 1991 года с той, что в протоколе 1970-х, вы сможете иметь примерное представление о риторике Ирины Фарион в 1980-х. Она в то время не была такой знаменитой, как Павлычко, поэтому протоколов её выступлений на компартийных собраниях я пока не нашёл в открытой печати. Хотя, возможно, их отыщут в архивах будущие исследователи.
Что касается Дзюбы, то он покаялся, из пяти лет отсидел полтора, был помилован советской властью, а в 1980-м году даже восстановлен в Союзе писателей.
Если вернуться к Вячеславу Черноволу и Левку Лукьяненко, то понятно, что и они не стремились в лагеря — так распорядилась судьба. Но в отличие от Дзюбы, пути назад для них не было, обвинения были серьёзнее, особенно у Лукьяненко. Оставалось выбирать — либо прозябание, либо самореализация в диссидентском движении, которое тогда имело серьёзное финансирование, свою иерархию, установившиеся традиции.
Другое дело, что после падения советской власти те люди, которые её обслуживали, сами перекрасились в диссиденты. Такое впечатление, что у этих людей одна цель в жизни — сытость. Они были сытыми при советской власти, они остались сытыми после её падения, поэтому и процветают бывшие трубадуры КПСС, типа Яворивского или Павлычко.
