Петр Кропоткин - Речи бунтовщика
Революціонеры изъ буржуазіи должны проповѣдывать эту идею; оно вполнѣ понятно. Мы знаемъ, что они называютъ революціей. Это подштукатуриваніе буржуазной республики; это захватъ, такъ называемыми, республиканцами, доходныхъ должностей, сосредоточенныхъ сейчасъ въ рукахъ бонапартистовъ и роялистовъ; это разрывъ брака между Церковью и Государствомъ, замѣненный ихъ конкубинатомъ; это секвестрація церковныхъ имуществъ въ пользу Государства, вѣрнѣе, въ пользу управляющихъ этими имуществами; быть можетъ, это референдумъ или что-либо въ этомъ родѣ... Но что революціонеры соціалисты стали апостолами этой идеи — абсолютно непонятно, если не допустить слѣдующихъ двухъ предположеній. Или ея защитники такъ заражены буржуазными предразсудками, которые они почерпнули, можетъ быть, даже безсознательно, въ литературѣ и, главнымъ образомъ, въ исторіи, сфабрикованной спеціально для буржуазіи самими буржуа, такъ проникнуты духомъ рабства, этимъ плодомъ долгихъ вѣковъ крѣпостничества, что они не способны даже представить себѣ, что могутъ быть свободными. Или же приверженцы этой идеи вовсе не хотятъ той Революціи, о которой они безпрестанно говорятъ: они удовлетворятся нѣкоторымъ преобразованіемъ существующихъ институтовъ, лишь бы это обезпечило имъ власть. Они борются съ правительствомъ исключительно для того, чтобъ какъ можно скорѣе занять его мѣсто. Съ ними мы и не станемъ разсуждать. Поговоримъ съ тѣми, которые искренно заблуждаются.
Разберемъ первую изъ двухъ провозглашенныхъ формъ „революціоннаго правительства” — правительство выборное.
Королевская власть низвергнута, армія защитниковъ Капитала побѣждена, вездѣ броженіе, жажда работать для общаго дѣла, стремленіе впередъ. Возникаютъ новыя идеи, сознается необходимость коренныхъ перемѣнъ, — надо дѣйствовать, надо приняться за безпощадную работу разрушенія, чтобъ очистить путь для новой жизни. Что же предлагаютъ намъ дѣлать? — Созвать народъ для выборовъ, провозгласить правительство и передать ему ту работу, которую каждый изъ насъ долженъ дѣлать самъ, руководствуясь своей собственной иниціативой.
Такъ и сдѣлалъ Парижъ послѣ 18 марта 1871 года. — „Я никогда не забуду, — говорилъ мнѣ одинъ пріятель, — этихъ чудныхъ моментовъ освобожденія. Я спустился изъ своей маленькой комнаты въ латинскомъ кварталѣ, чтобъ войти въ этотъ огромный клубъ подъ открытымъ небомъ, чтобъ смѣшаться съ толпой, наводнявшей улицы Парижа. Всѣ обсуждали общее дѣло; всякая личная забота была на время отложена: дѣло шло не о куплѣ и продажѣ, всѣ были готовы душой и тѣломъ ринуться въ неизвѣстное будущее. Даже буржуа, захваченные общимъ порывомъ, съ ликованіемъ смотрѣли, какъ открывался новый міръ. „Если нужна соціальная революція, — произведемъ ее: пусть все станетъ общимъ достояніемъ; мы готовы!” Элементы революціи были на лицо: надо было употребить ихъ въ дѣло. Придя вечеромъ домой, я подумалъ: „Какъ человѣчество прекрасно! Его не знаютъ и всегда клевещутъ на него!” Потомъ наступили выборы, члены Коммуны были назначены, — и понемногу потухла сила самоотверженія и усердіе къ дѣлу. Каждый принялся за свою обычную работу, говоря: „Теперь у насъ есть честное правительство; предоставимъ ему поступать какъ оно хочетъ”... Мы знаемъ, каковы были послѣдствія.
Народъ, вмѣсто того, чтобъ дѣйствовать самостоятельно, идти впереди, смѣло ринуться навстрѣчу новому порядку вещей, передалъ своимъ правителямъ право иниціативы. Вотъ первое послѣдствіе — неизбѣжный результатъ выборовъ. Что же будутъ дѣлать эти правители, облеченные всеобщимъ довѣріемъ?
Никогда выборы не были такъ свободны, какъ въ мартѣ 1871 года. Даже враги Коммуны признали это. Никогда избиратели не были такъ проникнуты желаніемъ поставить у кормила правленія лучшихъ людей, людей будущаго, революціонеровъ. Такъ они и сдѣлали. Всѣ извѣстные революціонеры были избраны подавляющимъ большинствомъ; якобинцы, бланкисты, интернаціоналисты, всѣ три революціонныхъ фракціи имѣли своихъ представителей въ Совѣтѣ Коммуны. Выборы не могли дать лучшаго правительства.
Мы знаемъ, каковы были результаты. Запертые въ Городской Думѣ, обязанные дѣйствовать, придерживаясь формъ установленныхъ предшествующими правительствами, эти ярые революціонеры, эти реформаторы потеряли способность что-либо создать. Не смотря на ихъ страстное желаніе, на ихъ храбрость, они не сумѣли организовать даже защиту Парижа. Теперь въ этомъ обвиняютъ отдѣльныхъ личностей; но причина неудачи не въ нихъ, а въ самой системѣ.
Въ самомъ дѣлѣ, собраніе, избранное при всеобщей подачѣ голосовъ, будетъ въ лучшемъ случаѣ состоять изъ представителей средняго уровня понятій, распространенныхъ въ данное время въ массахъ; но въ началѣ революціи эти представители не понимаютъ даже, что предстоитъ совершить и абсолютно не знаютъ, какъ взяться за дѣло. Ахъ, если бы большая часть націи или Коммуны могла до начала движенія сговориться и опредѣлить, что дѣлать, какъ только правительство будетъ низвергнуто! Если бы эта мечта кабинетныхъ утопистовъ могла бы быть осуществлена, у насъ никогда бы не было кровавыхъ революцій: когда желаніе большинства націи было бы опредѣленно высказанно, меньшинство добровольно подчинилось бы ему. Но на дѣлѣ выходитъ иначе. Революція разражается задолго до того, какъ можетъ быть установлено общее соглашеніе, и тѣ, которые понимаютъ, что надо дѣлать на другой день послѣ взрыва, составляютъ въ этотъ моментъ лишь незначительное меньшинство. Большая часть народа лишь въ общихъ чертахъ представляетъ себѣ ту цѣль, къ осуществленію которой она стремится, и не знаетъ, какіе пути ведутъ къ ея достиженію. Практическое рѣшеніе выяснится лишь въ тотъ моментъ, когда начнутся преобразованія: оно будетъ продуктомъ самой революціи, продуктомъ работы народа, или же оно будетъ —ничѣмъ, выдумкой отдѣльныхъ лицъ, абсолютно неспособныхъ найти то рѣшеніе, которое должно быть рождено жизнью самаго народа.
Это положеніе вещей неизбѣжно отражается на собраніи, избранномъ путемъ всеобщей подачи голосовъ, даже если оно не заражено пороками, присущими вообще всѣмъ представительнымъ правительствамъ. Представители революціонной идеи данной эпохи слишкомъ малочисленны и теряются среди представителей революціонныхъ школъ прошлаго и защитниковъ существующаго порядка вещей. Эти люди въ дни революціи должны быть среди народа, чтобъ широко распространять свои идеи, привести массы въ движеніе и уничтожить институты прошлаго; а между тѣмъ они сидятъ тутъ, прикованные къ залѣ Собраній, и ведутъ безконечные споры, стремясь вырвать уступки у умѣренныхъ и переубѣдить своихъ противниковъ, которыхъ только осуществленіе новой идеи можетъ обратить въ ея сторонниковъ. Правительство превращается въ парламентъ со всѣми недостатками буржуазныхъ парламентовъ. Это „революціонное” правительство становится непреодолимымъ препятствіемъ для революціи и народъ, если онъ хочетъ перестать топтаться на мѣстѣ, долженъ отставить тѣхъ, которыхъ еще вчера онъ привѣтствовалъ, какъ своихъ избранныхъ. Но это уже не такъ легко. Новое правительство успѣло организовать цѣлую іерархію администраторовъ для расширенія своей власти и подчиненія себѣ народа, теперь оно уже добровольно не уступитъ своего мѣста. Стремясь удержать власть въ своихъ рукахъ, оно цѣпляется за нее со всей энергіей молодого правительства, котораго еще не успѣло коснуться старческое разложеніе. Оно готово противопоставить силу силѣ и, чтобъ его свергнуть, надо снова взяться за оружіе, произвести новую революцію. — И все это для того, чтобъ освободиться отъ тѣхъ, на кого было возложено столько надеждъ!
И вотъ, революція распалась! Потерявъ столько времени на ожиданіе, она теперь будетъ тратить свои силы на распри между приверженцами новаго правительства и тѣми, которые сознали необходимость освободиться отъ него! И все это потому, что никто не хочетъ понять слѣдующей простой истины: новая жизнь требуетъ новыхъ формъ, нельзя произвести революцію, цѣпляясь за старыя формы, революція и правительство несовмѣстимы, одно, — подъ какимъ бы видомъ оно ни было представлено, — всегда уничтожаетъ другое; внѣ анархіи — нѣтъ революціи!
То же самое можно сказать о другой формѣ „революціоннаго правительства” — революціонной диктатурѣ.
II.Опасность, которой подвергается Революція, когда надъ ней господствуетъ выборное правительство, такъ очевидна, что цѣлая школа революціонеровъ совершенно отказалась отъ этой идеи. Они понимаютъ, что возставшій народъ не можетъ путемъ выборовъ провозгласить правительство, которое не являлось бы представителемъ прошлаго и не мѣшало народу совершить тотъ грандіозный экономическій, политическій и нравственный переворотъ, который мы называемъ Соціальной Революціей. Они окончательно отказываются отъ мысли о „легальномъ” правительствѣ, по крайней мѣрѣ, на періодъ возстанія противъ легальности, и провозглашаютъ „революціонную диктатуру”.
