Иоанна Хмелевская - Третья молодость
Однажды во время экскурсии в Тлемсен, Оран и окрестности мы постоянно натыкались на какую-то страшную мрачную морду, расклеенную на всех стенах в виде плакатов. Мои дети забеспокоились: не объявление ли это о розыске вроде «Беглый негр вырезал целую семью, если кто-нибудь увидит...» и так далее? Мы даже начали подозрительно озираться. Потом нам объяснили – плакатами почтили визит какого-то именитого государственного деятеля. Понятия не имею, кто он такой, но его физиономия могла присниться лишь в страшном сне. На наши снимки она попала лишь потому, что висела повсюду и без нее не удавался ни один ракурс.
Землетрясение началось вечером. Я сидела на кушетке в гостиной у детей. Ивона пошла к соседям этажом ниже, Каролина спала, Ежи стоял рядом, мы разговаривали. Мимо дома по шоссе со скрежетом и грохотом пронесся большой грузовик – все заходило ходуном; грузовик уехал, однако все продолжало трястись, в том числе и кушетка подо мной. Не грузовик, а какое-то чудовище промчалось, раз дом до сих пор резонирует. На столе звенели стаканы.
– Что же это такое, ребенок? – разобиделась я.
– Землетрясение, мамуся, – грустно ответил он.
– Не говори чепухи! – не поверила я.
– В самом деле землетрясение. Что делать – бежать за Ивоной или вынести Каролину? На всякий случай обуюсь.
Он надел башмаки, хотя трясти перестало. Тогда я впервые узнала: следует ожидать второго толчка, который может случиться, а может и нет. Если нет, очередное землетрясение произойдет когда-нибудь в другой раз, и никаких проблем. А если да, то после второго толчка будет третий, от которого все начнет рушиться.
Мы немного подождали. Второго толчка не последовало. Ивона, несколько бледная, вернулась от соседей. Ей повезло больше: с той стороны был слышен рык земли, с нашей стороны заглушённый грохотом грузовика. В городе воцарились содом и гоморра – население с воплями вылетело из домов и долго еще с криками металось по улицам. Землетрясение я оценила как явление диковинное и немного смешное.
Отправились мы с Ежи в Алжир отвезти в аэропорт жену одного знакомого поляка. Он, само собой, тоже ехал. Но жене до отлета надлежало зайти в наше посольство. Визит назначили на десять утра, выехали мы рано – около шести. До рассвета еще далеко – все вокруг утопало во мгле. В горах бушевала снежная метель, и на самой высокой точке перевала, на повороте, у нас полетело колесо. К счастью, площадка оказалась чуть-чуть пошире дороги – небольшой кусок обочины, хотя я не уверена, была ли возможность с правой стороны куда-нибудь поставить ногу. Мужчины вышли, заменяли колесо шесть минут в полной темени – не захватили фонарика. Им посчастливилось насадить колесо на ось одним движением. Когда Ежи снова сел в машину, его трясло от холода так, что он не удержал термос с горячим чаем и вылил чай себе и мне на колени.
А в Алжире светило солнышко и цвели цветы. Наша пассажирка побывала в посольстве, улетела вовремя, и мы отправились обратно. От перемены давления и весьма прохладного утра у меня разболелась голова. Надо было проглотить порошок. Лекарств я не люблю, поэтому ничего не предприняла, а голова продолжала разламываться. Я опять подумала о лекарстве. Порошки от головной боли у меня всегда с собой, таскаю их по всему белу свету, чай в термосе, ничего не мешает проглотить эту пакость. Я все чаще возвращалась к мысли: надо выпить два порошка, и все не вынимала их из-за нелюбви к медикаментам. Мой сын с приятелем начали обсуждать, где остановиться – по пути в каком-то городишке есть кафе в саду, можно попить кофе. Я решила проглотить чертов порошок с кофе.
Доехали мы до места – зимой кафе не работает. На противоположной стороне виднелся бар, мы отправились туда.
Все выглядело почти как у нас. Только еще непригляднее. За стойкой араб. Он двигал ручки эспрессо, расставлял чашечки по металлической стойке, сервируя кофе. Я получила напиток в чашечке с большую катушку ниток. Попробовала и онемела.
Такого кофе я не пила нигде, даже на Сицилии. Как они это делают? Божественный напиток, страшно крепкий и чудесного вкуса. По-видимому, имел значение и сорт кофе, и способ поджаривания зерен, не говоря уже о таинстве приготовления. Отпив половину, остальное я отдала Ежи.
– Держи, ребенок, ты большой, надеюсь, тебе не повредит...
За десять минут без всяких порошков головная боль у меня прошла – как рукой сняло. Убеждена, что арабский кофе из второразрядного бара побил все мировые рекорды.
Пока я была в Алжире, мы постоянно ждали вестей от Роберта – Зося вот-вот должна была родить. Телефонная связь с Алжиром оставляла желать лучшего, все сообщения лишь в письмах. Но и при таком способе связи то и дело происходили недоразумения из-за весьма оригинальных взглядов почтальонов. К примеру, был среди них чудак, который все письма запихивал в один, никому не доступный ящик, ибо владелец уехал. Когда поляки, несколько месяцев нетерпеливо ожидавшие весточки с родины, взломали ящик, обнаружилась уйма писем. Другой письмоносец, в Оране, всю корреспонденцию многоэтажного дома приносил жене одного поляка, приводившей его в экстаз. Толстая блондинка – предел красоты! Обнаружив такие методы доставки почты, вся контрактная Полония стала пересылать письма с оказией – выезжавший туда и обратно вез дополнительную сумку с корреспонденцией.
Наконец от Роберта пришла телеграмма – родилась моя вторая внучка, Моника. Одновременно, уже в письме, Роберт с отчаянием умолял прислать детского стирального порошка, что подвергло серьезному испытанию мои лингвистические способности. Непонятно почему я никогда не могла запомнить, как будет по-французски «стиральный порошок». И до сих пор не знаю – в моем словаре такое понятие отсутствует.
Что такое пробка на скоростной алжирской трассе, я пережила на собственном опыте. Мы поехали в аэропорт за Богданом, отцом Ивоны, приезжавшим мне на смену. Кажется, при этом необходимо было доставить кого-то возвращающегося домой. Во всяком случае в аэропорт пришлось отправиться значительно раньше, после чего у нас осталось много времени. Ежи решил смотаться в город по каким-то делам и быстро вернуться. Поехали.
До аэропорта в Алжире тридцать три километра, скоростной трассой можно обернуться за час. Через двадцать минут мы проехали пятьдесят метров. Автомобили, сбитые в плотную массу – зеркальце к зеркальцу и бампер к бамперу, стояли намертво.
– Слушай, ребенок, может, там какая-нибудь катастрофа? – забеспокоилась я.
– Вот именно, – мрачно ответил ребенок. – Катастрофа случилась двадцать семь лет назад и продолжается до сих пор...
Короче, в город не успеть. Мы попытались выбраться из пробки. Через пятнадцать минут Ежи силой втерся между машинами и перебрался на полосу в направлении к аэропорту. Мы только-только успели, когда Богдан уже выходил из здания.
Кстати, насчет «ребенка»: так я всегда обращалась к своим сыновьям. Каролина, в первый раз услышав такое обращение к Ежи, устроила страшный рев.
– Он не твой ребенок! – заливалась она горючи ми слезами. – Он мой папа!!!
С огромным трудом удалось ее убедить, что одно другому не мешает: ее папа – ребенок своей мамы, и никакой порядок этим не нарушается. Через три дня она примирилась с таким положением вещей.
Светопреставление с моим возвращением началось намного раньше. Первый акт спектакля состоялся при упаковке вещей.
Приехала я с одним чемоданом. В Алжире накупила всякой всячины, в том числе полтора килограмма толстой шерсти на свитер, который сразу же и начала вязать, большую плетеную корзину, три пары арабских резиновых сапог на меху... Минутку, три?.. Все мы носили такие сапоги – моя мать, Люцина, тетя Ядя и я. Нет, вроде бы лишь три пары. Может, четвертую привез кто-нибудь другой?.. Ладно, трех пар тоже хватало. Огромный кустарный вазон из глины, не обожженный, а высушенный на солнце, два кило миндаля, изюм и корила в палочках, съедобные желуди, которые можно печь как каштаны и которые я засыпала в вазон... Остального не помню, уверена только, что я еще пополняла багаж по пути.
Во всяком случае, я не везла ни зернышка кофе и никакой кожи – основных товаров, транспортируемых в Польшу. Зато везла мощный пласт коры пробкового дуба, который дети приволокли из лесу...
Эта кора привела меня в полный экстаз. У детей в ванной был небольшой «лягушатник» для Каролины, из стока пахло. Я взялась сделать для стока пробку. Велела Ежи отрезать кусок от коры (а может, отрезала собственноручно). Кусок сперва следовало выварить и лишь после этого обработать. Поместила я свою заготовку в кастрюлю с водой, чтобы кипела. Выйдя из кухни, я через некоторое время вернулась и узрела непонятное явление. Кусок коры почти целиком вылез из воды и вовсе не желал погружаться. Я попробовала запихать его поглубже.
И лишь тут осознала – ведь это же пробка. Изо всех сил старалась погрузить мерзавку в кастрюлю, но едва отпускала, она тотчас же выскакивала. Я расстроилась: какой прок кипятить на поверхности воды. Попробовала прикрыть крышкой – без толку. Никаким способом кора не желала погружаться в воду. Однако, по-видимому, выварилась – пробку для «лягушатника» я сделала, подогнала, и она прекрасно выполняла свою функцию.
