Ницше и Россия. Борьба за индивидуальность - Николай Константинович Михайловский
Кроме того, почти всякое преступление, обратившее на себя усиленное внимание общества чудовищностью своих подробностей или самой своей сущностью, вызывает нередко целый ряд подражателей. Так, например, цитируемый Иламом Макэ говорит о процессе знаменитой Бренвилье: «Бренвилье служила темой всех разговоров. Все подробности ее преступления были опубликованы и читались с жадностью; таким образом идея тайного отравления впервые запала в головы тех сотен людей, которые впоследствии сделались виновными в этом преступлении. С этого времени и до 1682 года тюрьмы Франции были переполнены заключенными, обвинявшимися в отравлении. Преступники были окончательно открыты, и многие из них сожжены или повешены в 1679 году; но после этого эпидемия продолжала существовать еще два года и прекратилась не прежде, как уже более сотни людей погибло на кострах и на виселицах». Да и в новейшее время, например, Тропман имел нескольких подражателей, причем подробности их преступлений свидетельствовали, что это действительно копии, а не оригиналы. Французские психиатры давно уже обратили внимание на эту заразительность преступлений, наделавших много шуму, и настоятельно требовали обуздания той части ежедневной прессы, которая бесстыдно эксплуатирует подобные случаи и играет на зверских инстинктах.
* * *
Итак, Смит, желая определить склонность к подражанию и нравственную заразительность исключительно, так сказать, благожелательным направлением, впал в ошибку. Отчасти он даже намеренно закрыл глаза на множество общеизвестных фактов, в которых зараза толкает людей или к поступкам нравственно безразличным, или же подлежащим осуждению с точки зрения какой бы то ни было системы морали. Все эти безразличные или же прямо безнравственные поступки просто даже необъяснимы с точки зрения Смита, если разуметь под симпатией или сочувствием самостоятельное нравственное Начало, противоположное эгоизму. При чем, в самом деле, симпатия, сочувствие, способность переживать чужую жизнь в том, например, случае, когда целый женский монастырь начинает кусаться или мяукать по-кошачьи? При чем этот нравственный элемент в тех случаях, когда один или несколько человек одолеваются слепым тяготением, единственно под влиянием примера, к поступкам жестоким или подлым?
Может даже показаться, что перед нами находится дилемма: или подражательность не имеет ничего общего с симпатией, или симпатия не может служить основанием для теории нравственных чувств. Нам, впрочем, здесь нет дела до систем морали, а потому мы можем ограничиться простым замечанием, что различие между симпатией и подражательностью не так уже резко. Справедливо говорит Тэн: «По своим тенденциям и результатам симпатия и подражания различны, но в своих основаниях они имеют много общего» (Психология. СПб., 1881, с. 277). Ошибка Адама Смита состоит, главным образом, в том, что он не усмотрел или недостаточно подчеркнул существенный рубеж между подражательностью и симпатией: элементы воли и сознания, которые необходимо должны быть налицо в основании системы морали и столь же необходимо более или менее подавлены в явлениях подражательности и нравственной заразы. Быть может, даже вся задача исследования явлений подражательности состоит в определении условий, способствующих или противодействующих тому специальному виду подавления сознания и воли, который в них выражается.
Беглую ошибку Адама Смита, сделанную им, так сказать, мимоходом, отчасти повторил Герберт Спенсер в четвертом томе «Оснований психологии» (глава «Общественность и симпатия»). Но повторил пространно и обстоятельно.
Поговорив о том, как вырабатывается в стадном животном удовольствие от присутствия других, ему подобных животных, Спенсер переходит к душевным состояниям, производимым в нем действиями других, подобных ему животных. Члены стада, испуганные отдаленным движущимся предметом или какими-нибудь звуками, производят также движения и звуки, сопровождающие испуг. Каждый видит и слышит, что эти движения и звуки производятся остальными товарищами в то самое время, как и он производит их, и в то самое время, как в нем присутствует чувство, побуждающее его к этим движениям и звукам. Частое повторение неизбежно устанавливает прочную ассоциацию между сознанием страха и сознанием наружных знаков этого страха у других. Испуганные члены стада, будучи видимы и слышимы остальными, возбуждают в этих остальных то чувство, которое они сами обнаруживают, после чего остальные, побуждаемые чувством, возбужденным в них этим симпатическим путем, начинают производить такие же движения и звуки. Затем эта привычка унаследуется в ряду поколений и поддерживается, кроме того, процессом выживания приспособленнейших, потому что индивиды, наиболее усвоившие себе эту привычку, чаще всего избегают различных опасностей.
Редакторы и сотрудники журнала «Русское богатство».
После закрытия в 1884 году «Отечественных записок» Н. К. Михайловский сотрудничал в различных либеральных газетах и журналах, а с 1895 года возглавлял журнал «Русское богатство» (совместно с В. Г. Короленко). Поскольку Михайловский пропагандировал демократические идеи в легальной печати, он действовал осторожнее, чем его товарищи-подпольщики. Михайловский не раз заявлял, что сам он не революционер, но признавал неизбежность революции в царской России.
Под конец, один крик тревоги, свойственный данному виду, будет вызывать во всем стаде чувство страха. В этом лежит происхождение той паники, которая так часто и в таких резких чертах наблюдается у стадных животных. Например, стадо овец долго стоит неподвижно и глупо глазеет на приближающуюся фигуру; но едва одна овца побежала, как и все остальные пускаются в бегство. При этом каждая из них проделывает то же самое движение и на том же самом месте, как предыдущая, хотя бы в этом не было ни малейшей надобности; так, например, подражая первой овце, прыгнувшей на известном месте, каждая следующая овца прыгает на этом месте, хотя бы тут не было ничего, через что нужно перепрыгивать.
Кроме симпатического страха, продолжает Спенсер, существуют и другие роды симпатических чувствований, устанавливающихся подобным же образом. Радостное возбуждение точно так же быстро передается от одного индивида к другому в табуне лошадей, стае охотничьих собак и проч. Собаки, вследствие старинной дружбы и постоянного общения с человеком, способны возбуждаться симпатическими обнаружениями и человеческого чувства. Так, слыша пение, собаки иногда подвывают, а иной раз даже следуют за голосом по ступеням выполняемой гаммы. Некоторые собаки симпатически возбуждаются даже молчаливыми проявлениями страдания или удовольствия своего хозяина: улыбка хозяина отражается в них радостью, уныние – унынием. «Этот факт приводит нас самым естественным образом к той истине, что степень и ширина сочувствия или симпатии зависят от ясности и обширности воспроизводительности мысли. Симпатическое чувствование есть такое чувствование, которое не возбуждается непосредственно естественной причиной такого чувствования, но возбуждается посредственно, вследствие представления внешним чувствам некоторых знаков или обнаружений, которые обыкновенно ассоциированы с
