Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №7 (2003)
Письмо к Ковнеру стало как бы репетицией, как бы черновиком к этому серьезному объяснению с публикой. Писателя, конечно, волновало то, как относится к нему студенческая молодежь, читающая Россия. Но и убеждений своих он изменить был не в силах, кривить душой не хотел — он всегда писал и говорил только то, что думал. И вот в письме к Ковнеру Достоевский ставит перед собою труднейшую задачу: убедить еврея, что он, Достоевский, никогда не был врагом евреев, что его просто не совсем правильно понимают. “Уж не потому ли обвиняют меня в “ненависти”, что я называю иногда еврея “жидом”? Но, во-первых, я не думал, чтоб это было так обидно (! — Н. Н. ), а во-вторых, слово “жид”, сколько помню, я упоминал всегда для обозначения известной идеи: “жид, жидовщина, жидовское царство” и проч. Тут обозначалось известное понятие, направление, характеристика века. Можно спорить об этой идее, не соглашаться с нею, но не обижаться словом”, — пишет Достоевский в своей известной статье “Еврейский вопрос” (март 1877 г.).
“Между тем, — продолжает Достоевский, — в главе “Pro u contra” мне иногда входила в голову фантазия: ну что, если бы это не евреев было в России три миллиона, а русских; а евреев было бы 80 миллионов — ну, во что обратились бы у них русские и как бы они их третировали? Не обратили бы прямо в рабов? Хуже того: не содрали бы кожу совсем? Не избили бы дотла, до окончательного истребления, как делывали они с чужими народностями в старину ? Нет-с, уверяю вас, что в русском народе нет предвзятой ненависти к еврею, а есть, может быть, несимпатия к нему, особенно по местам, и даже, может быть, очень сильная. О, без этого нельзя, это есть, но происходит это вовсе не от того, что он еврей, не из племенной, не из религиозной какой-нибудь ненависти, а происходит это от иных причин, в которых виноват уже не коренной народ, а сам еврей”.
Подходя к финалу статьи, Достоевский берет тон проповедника, примирителя-увещевателя, но, опять-таки, подпуская при этом “антижидовские” намеки, выделяя их намеренно курсивом:
“...я прежде всего умоляю моих оппонентов и корреспондентов-евреев быть, напротив, к нам, русским, снисходительнее и справедливее. Если высокомерие их, если всегдашняя “скорбная брезгливость” (автоцитата из “Преступления и наказания”. — Н. Н. ) евреев к русскому племени есть только предубеждение, “исторический нарост”, а не кроется в каких-нибудь гораздо более глубоких тайнах его закона и строя , — то да рассеется все это скорее и да сойдемся мы единым духом, в полном братстве, на взаимную помощь и на великое дело служения земле нашей, государству и отечеству нашему! но все-таки для братства, для полного братства, нужно братство с обеих сторон. Пусть еврей покажет ему (русскому народу.— Н. Н. ) и сам хоть сколько-нибудь братского чувства, чтоб ободрить его...”.
5
Казалось бы, объяснение произошло полное, точки над i расставлены.
Отныне и навсегда Достоевский будет лояльнее по отношению к евреям, перестанет изливать желчь на них, забудет в публицистике словечко “жид”, перестанет пророчествовать о всемирной победе иудеев. Но, как уже гово—рилось, в записных тетрадях вплоть до последних дней жизни писателя появ—ляются “антижидовские” пометы, в том же “Дневнике писателя”, вслед за мартовской, “примирительной”, уже в майско-июньской книжке вновь мельк—нет выражение — “царство жидов”. И, наконец, своеобразное завещательное и окончательное мнение по этому вопросу Достоевский оставляет для истории в письме к певице и писательнице Ю. Ф. Абаза, написанном за полгода до смерти:
“А главное, что есть мысль (в повести Абаза. — Н. Н. ) — хорошая и глубокая мысль. что породы людей, получивших первоначальную идею от своих основателей и подчиняясь ей , должны необходимо выродиться в нечто особливое от человечества, как от целого, и даже, при лучших условиях, в нечто враждебное человечеству, как целому . Таковы, например, евреи, начиная с Авраама и до наших дней, когда они обратились в жидов. Христос (кроме его остального значения) был поправкою этой идеи, расширив ее в всечеловечность. Но евреи не захотели поправки, остались во всей своей прежней узости и прямолинейности, а потому вместо всечеловечности обратились во врагов человечества, отрицая всех, кроме себя, и действительно теперь остаются носителями антихриста, и, уж конечно, восторжествуют на некоторое время. Это так очевидно, что спорить нельзя: они ломятся, они идут, они же заполонили всю Европу, все эгоистическое, все враждебное человечеству, все дурные страсти человечества — за них, как им не восторжествовать на гибель миру!..”
Вот так!
Федор Михайлович Достоевский до конца оставался убежденным “антижидом”. В бесчисленных “литературоведческих” работах-исследованиях о творчестве Достоевского аспект этот не затрагивается, замалчивается, разве что у Л. П. Гроссмана, напечатавшего в 1924 году книгу “Исповедь одного еврея” о судьбе Ковнера и его переписке с Достоевским, идет об этом речь; хотя, к слову, среди достоевсковедов значительное большинство составляют евреи. Думается, писатель такого уровня, гений русской и мировой литературы, интересен читателям не только своими плюсами, но и минусами.
Тем более что “плюс” и “минус” — категории в общественной жизни, в литературе, в истории весьма расплывчаты и зыбки.
Примечания
1 Вот один из самых свежих примеров — книга некоего И. И. Гарина (судя по всему — псевдоним) “Многоликий Достоевский”, в которой встречаются пассажи вроде следующего: “Подобно, как Гобино “научно” обосновал расизм, Достоевский был “теоретиком” юдофобии. Антисемитизм Достоевского — система взглядов, система последовательная, замкнутая, непробиваемая. Он вообще недолюбливал иностранцев, но антисемитизм у него не просто бытовой — теоретический со своей стройной “философией”... Жид, жидовщина, жидовское царство, жидовская идея — этим “теоретически обоснованным” черносотенством пестрят страницы Дневника, соседствуя с оголтелым шовинизмом и реакционнейшим патриотизмом Здесь надо сказать без обиняков до конца: великий Достоевский, ясновидящий Достоевский, Достоевский-пророк не столь далек от рядового русского обывателя...” (Гарин И. И. Многоликий Достоевский. М.: ТЕРРА, 1997. С. 201—202). Уж какая там “многоликость” — примитивный обыватель-черносотенец, и все!
Не обошлось без подобных пассажей, увы, и в недавно переизданной книге Л. Гроссмана “Исповедь одного еврея” (М.: Деконт+, Подкова, 1999), о которой речь идет в нашем исследовании. Нет, сам Леонид Петрович, разумеется, подтвердил перед современными читателями свое реноме умного и безгранично уважающего Достоевского исследователя — он даже наивно опровергал утверждение, будто Достоевский нигде и никогда не писал, что евреи погубят Россию (С. 175)... А вот автор предисловия к переизданию некий “профессор С. Гуревич” (так он подписался) всласть порассуждал об “антисемитизме” великого русского писателя, причем о компетентности этого “профессора” красноречиво говорит тот факт, что он упорно твердит, будто Достоевский в 1877 году все еще был редактором “Гражданина” и якобы именно на его страницах печатал свой “Дневник писателя” со статьей-ответом Ковнеру (С. 10—11)...
2 Толковый словарь живого великорусского языка Владимира Даля. 3-е, испр. и знач. дополн., издание/Под ред. проф. И. А. Бодуэна-де-Куртенэ. Т. 1. СПб.: Товарищество М. О. Вольфъ, 1903. Стр. 1345.
3 Тексты Достоевского цитируются по изданию: Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч. в 30-ти т. Л.: Наука, 1972—1990.
4 Летопись жизни и творчества Ф. М. Достоевского: В 3-х т. СПб.: Гуманитарное агентство “Академический проект”, 1993—1995. Т. 1. С. 196. — Далее: Летопись...
5 Лит. газета. 1992. 23 дек.
6 Н а б о к о в В. В. Лекции по русской литературе: Пер. с англ. М.: Независимая газета, 1996. С. 201.
7 Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников: В 2-х т. Т. 2. М.: Худож. лит., 1990. С. 449.
8 Летопись... Т. 1. С. 92.
9 Там же. Т. 3. С. 200.
Виталий Сердюк • Прозрения Достоевского (Наш современник N7 2003)
Виталий СЕРДЮК
ПРОЗРЕНИЯ ДОСТОЕВСКОГО
I
Не надо проводить никаких социологических опросов, вижу — тысячи людей, как и я, живут с неистребимой тоской и тревогой в душе. Постоянно ловлю себя на мысли, что живу не в родной стране, доброй и обжитой, а в чужой — холодной и равнодушной, злой и опасной. Люди, даже приличные на вид, не какие-нибудь бомжи, огрызаются на каждом шагу, в лучшем случае делают вид, что вежливы и внимательны. А в глазах — тоска и равнодушие. О чем они думают, погрузившись в себя? О спившемся или севшем на иглу сыне? О сошедшей с круга дочери? О больной жене или муже? О деньгах?.. Вот мерило всего — чести, совести, дружбы, брака, карьеры, мира и покоя в семье, здоровья и образования: деньги!
