Владимир Губарев - Моя «Правда». Большие тайны большой газеты
Думаете, по заданию ЦК или Горбачева? Трусость „перестройщика“ нынче ни для кого не секрет, а Ельцина он боялся и тогда, как черт более крупного беса…»
Несколько кратких замечаний.
Это правда, что Горбачев страшно ненавидел Ельцина и столь же страшно боялся его.
С Александром Николаевичем Яковлевым я встречался и разговаривал всего пару раз. Это было в самом начале Чернобыльской катастрофы, когда меня он назначал руководителем первой группы журналистов, отправляющихся туда. После этого с ним я никогда не разговаривал, а тем более не советовался. Как, кстати, и с другими руководителями ЦК партии. Отдел науки «Правды» всегда был на особом положении в журналистике, так как на нашу долю выпало счастье работать с ведомствами и организациями, занимающимися исследованиями с грифом «сов. секретно». Это создавало дополнительные трудности, но и позволяло знать больше, чем коллеги.
Научная журналистика в определенной степени стала во второй половине XX века «элитной», а потому ее представители были на особом положении. А потому мы были довольно независимы и свободны в своих суждениях.
Чтобы поставить точку в истории с Ельциным и «Правдой», хочу привести высказывание правдиста, потом сподвижника Ельцина, а, в конце концов, его критика Михаила Полторанина:
«Он говорил мне потом, что к власти вел его бог. Если под богом Борис Николаевич имел в виду Михаила Сергеевича Горбачева с его окружением, с его политикой, тогда, безусловно, был прав. Не будь Ельцина, этот бог с ничтожно маленькой буквы должен был вознести кого-то другого. С таким же умением апеллировать к недовольству народа, с таким же желанием положить в карман власть. Сверхблагоприятная среда была создана Кремлем для превращения вчерашних соратников в вождей протеста».
Трагедия «Правды» с уходом В.Г. Афанасьева только начиналась.
НАРЦИСС НА ТРОНЕ
Будучи назначенным главным редактором, академик Иван Тимофеевич Фролов так и не стал правдистом. Свое кресло в зале заседаний редколлегии он рассматривал как очередную ступень на очередную должность. А посему всегда требовал во время своих многочисленных заграничных командировок, чтобы собкоры подробно описывали встречи с ним. Каждое заседание редколлегии он превращал в собственный монолог, продолжавшийся не менее часа. Чаще всего его высказывания и размышления никакого отношения к газете не имели. Ну, философ, что с него взять?!
Считалось, что у нас конфликтные отношения. Это было не так. После посещения редакции Горбачевым Фролов вызвал меня и намекнул, что «двум медведям в одной берлоге делать нечего». И я предложил ему уйти из газеты, так как он человек у нас новый, а я работаю здесь много лет. Потому, сказал, отсюда я уйду не тогда, когда он захочет, а когда сам посчитаю это нужным. Иначе наши отношения будет разбирать ЦК партии…
Иван Тимофеевич – человек прагматичный, а потому никогда меня публично не критиковал, а на отдел науки обрушивался только тогда, когда меня не было. Но самым пагубным в политике Фролова было то, что он в газету начал активно привлекать «своих». Слева от меня за столом редколлегии появился новый правдист.
Вспоминает правдист Владимир Любицкий:
«Фролов пригласил на должность редактора по отделу экономики своего бывшего заместителя по „Коммунисту“ Егора Гайдара. Гайдар был для правдистов не чужим – его отец Тимур Аркадьевич многие годы работал нашим собкором за рубежом, потом редактором военного отдела и пользовался в редакции всеобщим уважением. Естественно, отблеск этого отношения достался и на долю сына.
Между тем экономическая тема всегда была сильной чертой „Правды“, экономическими проблемами много и всерьез занимался Виктор Афанасьев, идеологию реформ глубоко и всерьез разрабатывал заместитель главного редактора Дмитрий Валовой, вкус к этой тематике был присущ многим журналистам газеты. Все ждали (как и заявил Фролов), что Гайдар придаст теме еще более яркий и, главное, более исследовательский рыночный курс. Но Егор Тимурович оказался на удивление не только безликим, а просто беспомощным редактором. Мысля исключительно макроэкономическими категориями, он совершенно не видел реальной экономики, с которой, собственно, и имеет дело ежедневная газета – и это его качество в полной (увы, губительной) мере сказалось потом на посту в правительстве.
А тогда, в „Правде“, как ни старался Иван Тимофеевич поддержать его попытки прояснить читателям смысл намечаемых в стране преобразований, газета по воле (точнее, безволию) Гайдара теряла свой голос в обсуждении острейших для общества проблем. И это, конечно, рикошетом отражалось на авторитете Главного».
В 1990 году И.Т. Фролов добился своего – он был избран членом Политбюро ЦК КПСС.
Однако в полной мере использовать свое положение уже не смог: заболел, уехал лечиться за границу, где и узнал о том, что партия, где он занимает очень высокий пост, ликвидирована, а редакционный коллектив «Правды» уже не признает его своим редактором…
Однажды мой коллега и сосед по даче Дима Авраамов сказал, что к нему приехал в гости его друг Фролов, и они хотели бы зайти ко мне.
Я накрыл стол, поставил бутылку водочки, запотевшей в морозилке.
Вскоре гости пришли. Выпили. И наконец-то выяснили отношения. Оказалось, что ни у Фролова ко мне, ни у меня к нему никаких претензий нет.
Хорошо, что мы увиделись в тот погожий летний день.
В ноябре Иван Тимофеевич Фролов скоропостижно скончался в Китае, куда уехал читать лекции.
НА ПЕРЕПУТЬЕ
В Москву шли танки. Шли очень аккуратно, даже вежливо, строго в правом ряду, пропуская мимо себя легковые автомобили.
Я легко обгонял колонну, дивясь тому, что эти танки появились.
А потом вдруг увидел на Минском шоссе «окопокопатели». Их, очевидно, сняли прямо с учений, потому что роторы были грязные – машины не успели помыть.
В колоне танков «окопокопатели» выглядели забавно. Стало понятно, что технику собирали второпях. Но зачем?
На заседании редколлегии «Правды» все сразу выяснилось: создан «Государственный комитет по чрезвычайному положению» – ГКЧП.
Что греха таить, в «Правде» его появление было встречено с воодушевлением. Не помню, кто именно вел в этот день заседание редколлегии – И.Т. Фролова не было, он лечился, но руководство «Правды» сразу же поддержало все документы, пришедшие из Кремля.
Я выступил «против», сказал, что не привык, чтобы меня запугивали «канавокопателями»… За «политическую незрелость» я был сразу же отстранен от ведения номера. Этому я был рад, потому что надо было отправлять чернобыльских детей на отдых в Италию, а все рейсы военных самолетов были отменены. Получением «добро» на вылет одного борта я и занимался целый день. Наконец-то дозвонился до министра обороны, и он выделил один самолет для детей.
Сразу оговорюсь: в той политической ситуации августа 1991 года я не поддерживал ни одну из сторон. Все происходящее казалось мне каким-то фарсом, противоречащим здравому смыслу. Видел, что борьбу ведут Ельцин и Горбачев за власть, которая им нужна лишь для собственного «вождизма». Это я понял, когда написал книгу «Президент России, или Уотергейт по-русски», а потом и пьесу «Бильярд».
Однако устоять «над схваткой» не удалось.
На следующий день «Правду» попытались закрыть. Я увидел бронетранспортер, стоявший у здания, и группу людей в камуфляже, которые разогнали охрану здания и сами стали у дверей, никого не пропуская в редакцию. Решение было принято сразу же: из телефона-автомата я позвонил корреспондентам западных телекомпаний, и уже через час улица Правды была заполнена съемочными западными группами. Под прицелами телекамер мы и прорвались в здание.
Сенсационные репортажи о закрытии «Правды» прошли по всем крупнейшим телеканалам мира, и «люди Ельцина» – а именно они попытались захватить газету и закрыть ее – сразу же исчезли: в окружении нового «вождя нации» понимали, что нужна поддержка Запада, а там ведь могли и осудить за столь радикальные меры по отношению к прессе.
Но исчезли не только они, но и почти все члены редколлегии и политические обозреватели не появились на работе.
Но газета продолжала выходить…
Кстати, помогли ей выжить в то время не только верные «Правде» сотрудники, но и новые технологии, которые уже удалось освоить. Я имею в виду, в частности, те технологии, которые сегодня используются повсеместно. Именно в «Правде» появились первые компьютеры. В «Правде» были опробованы электронные технологии выпуска газеты. К юбилею полета Юрия Гагарина (25 лет со дня старта) была выпущена первая специальная вкладка, вторая была посвящена Великой Отечественной, третья – событиям в Чернобыле, четвертая – программе «Космос – детям». Новшество было опять-таки не поддержано редколлегией – ведь исправлять в подготовленных текстах ничего было нельзя. И кто-то верно заметил: «А мы тогда зачем нужны?» Действительно, новые технологии подразумевали владение компьютером, а в составе редколлегии «Правды» было немало людей, уже не очень способных осваивать новую технику. Впрочем, понятно, что на переломе эпох больше всего страдают именно ветераны…
