Журнал Современник - Журнал Наш Современник 2006 #4
Головчинские актёры превосходно исполняли оперы знаменитых композиторов и — на потребу зрителей — “фантастические, и волшебные”: “Фра-Дьяволо”, “Калиф Багдадский”, “Русалка”, “Белая дама”, “Зефир и Флора” и вместе с тем: “Аскольдова могила” А. Н. Верстовского, “Наталка-Полтавка” и “Шельменко-денщик” Г. Ф. Квитки-Основьяненко и “Марфа Новгородская” (музыка И. О. Хорвата). По осени, когда в губернском городе начинались выборы в дворянское собрание, Хорват вывозил почти всю театральную труппу (более ста человек!) в Курск и там охотно раздавал приглашения на спектакли — при выборах это служило ему верную службу…
И деревянный театр — “просто игрушечка”, и роскошная усадьба Хорватов сгорели в начале 1900-х, но до наших дней сохранились от “дворянского гнезда” старинный парк и загадочное Круглое здание.
До парка от дороги на Грайворон — рукой подать. Вековые, словно подернутые патиной, липы сберегли его очертания, сохранили главные аллеи.
Парк — как и всё, что предпринималось Хорватами,- закладывался с размахом, средств не жалели. Липы выбирали 10-15-летнего возраста. Выкапывали осторожно — не поранить бы корни. Комли обмазывали глиной и обертывали рогожей, чтобы с землей доставить на новое место. Везли за многие вёрсты, лошади надрывались. И с крепостных семь потов сошло, прежде чем осуществили замысел приглашенного из северной столицы мастера садового искусства.
Зато как преобразилось Головчино, когда по весне на молодых деревцах проглянули первые листочки…
Он всё еще жив, дивный старинный парк, жемчужина Белогорья. И сегодня каждый из гостей Головчина может пройти на его просторную круглую площадку-центр, от которой отходят восемь прямых, как полет стрелы или луч солнца, аллей. Аллей уже седых, но еще полных жизненных соков лип. Деревьев, которые столько хранят в своей памяти и под легким ветром доверительно повествуют на — увы! — недоступном нам языке.
А вот массивные стены неплохо сохранившегося Круглого здания (оно совсем близко от парка, по другую сторону шоссе) молчат, бесстрастно сохраняя вековую тайну. А в последние годы кто только не брался разгадать её, выдвигая самые разные (в том числе и невероятные, полуфантастические) гипотезы.
Старожилы припоминают: здание использовали для хранения зерна и других сельхозпродуктов. Так оно и было (в советские годы горе-хозяйственники додумались даже свезти в уникальный “склад” минеральные удобрения и ядохимикаты). А еще раньше, до хранения зерна, в здании мог быть (есть о том старые документы) свеклосахарный завод “огневой системы”, один из первых в губернии.
Но на внутренних стенах Круглого здания — никаких следов “огневого завода”, да и зачем для нехитрого полукустарного предприятия возводить здание столь неординарного, почти уникального архитектурного исполнения. Монументальные размеры, мощные стены красного кирпича, три надземных и один цокольный этажи, четыре дверных проема, ориентированных строго по сторонам света, и восемь оконных с лучковым верхом, своеобразная кирпичная кладка…
Всё это и вызывает к жизни новые — зыбкие, порой невероятные — версии. Круглое здание уже именуют Храмом Солнца, рассуждают о его “символике”, “энергетике” и тому подобном. Называют и тайным прибежищем масонов, которые якобы съезжались, строго соблюдая конспирацию, в головчинскую глушь со всех концов необъятной Российской империи…
Поразительно: зданию каких-то полторы сотни лет, а до нас не дошло ни изначального документа, ни достоверного свидетельства. Одни легенды, предположения, гипотезы, догадки. Истина упорно таится, ускользает.
СОКРОВИЩА ХАРИТОНЕНКО
Красная Яруга их помнит и сегодня.
Харитоненко — сахарозаводчики, миллионеры, меценаты…
Основатель благосостояния семьи Иван Герасимович родился в 1820 году неподалеку от Красной Яруги — в казацкой деревне под Сумами. Сын мелкого торговца, он получил лишь начальное образование, но и его хватило на то, чтобы со временем стать сахарным брокером у известных петербургских гастрономов Елисеевых.
Иван Харитоненко быстро пошел в гору и уже смог вскоре приобретать белгородские черноземы, наладить на них возделывание свеклы, а затем и построить сахарорафинадный завод в Красной Яруге. Завод, с которым связаны судьбы едва ли не всех краснояружцев на протяжении целого века.
Сын Ивана Харитоненко Павел закладывает на самом высоком холме в Красной Яруге двенадцатиглавый храм, строит не только заводскую контору, склады и иные хозяйственные помещения, но и добротное жилье для рабочих, панскую и крестьянскую больницы, открывает школу и даже… зону отдыха на речном берегу с лодочной станцией…
Впрочем, все это не потребовало от Харитоненко существенных затрат. Миллионы сахарного короля были истрачены на иное. На Софийской набережной Москвы-реки вырос роскошный особняк с лучшим в столичном городе видом на дворцы и золотые купола Кремля. Здесь и поселился Павел Харитоненко с молодой очаровательной супругой Верочкой Бакеевой. И вскоре обе российские столицы заговорили о блестящих званых вечерах Харитоненко: особняк украшали цветами, привезенными из самой Ниццы, играл лучший московский оркестр, в салонах собиралось до трехсот гостей — аристократы, художники, писатели, актеры, балерины… Знатоки утверждали, что “балы в особняке Харитоненко были самыми великолепными в Москве”.
И Павел Харитоненко, и его жена Вера оказались страстными любителями русской живописи. На приобретение картин они не жалели денег, коллекция особняка на Софийской набережной пополнялась шедеврами Айвазовского, Репина, Сурикова, Поленова, Нестерова, Верещагина, Малявина. Подлинной жемчужиной уникального собрания стало знаменитое полотно Ивана Крамского “Неизвестная”.
“Павел Иванович, — сообщает К. Б. Маррелл, автор нескольких книг по истории русского искусства, — плативший большие деньги за собираемые им с такой любовью картины, был в близких отношениях со многими художниками, часто посещавшими его имение и московский дом. В 1911 году художник и коллекционер Илья Остроухов приводил к Харитоненко гостившего в городе Анри Матисса — посмотреть иконы и зарисовать удивительный вид на Кремль, открывающийся с балкона особняка”.
Появились на стенах московского особняка Харитоненко и портреты трех поколений счастливой фамилии. Портреты кисти выдающихся художников того времени Неврева, Сомова, Серова…
В 1918-м Харитоненко бежали из России, оставив всё свое имущество. В 1924-м в Мюнхене покончил с собой Иван Павлович, вскоре после этого умерла и его мать Вера Андреевна. Фамилия Харитоненко пресеклась.
А сокровища сохранились. Особняк на Софийской набережной Наркомат иностранных дел забрал “для высокопоставленных иностранных гостей”. И в 1920-е годы в нем жили и английский писатель Герберт Уэллс, и король Афганистана, и американская танцовщица Айседора Дункан. В 1930-м дом передали под английское посольство…
“Неизвестная” Крамского пленяет теперь взоры посетителей Государственной Третьяковской галереи. Там же, и в Эрмитаже, и залах Русского музея в Петербурге можно увидеть и другие картины, некогда составлявшие блистательную коллекцию сахарных королей российского Черноземья. А рядом с ними — в той же Третьяковке — портрет Павла Харитоненко кисти Валентина Серова и семейный портрет Павла и Ивана Харитоненко работы Федора Малявина. Большой портрет Веры Харитоненко, исполненный в 1893 году Франсуа Флемингом, хранится в петербургском Эрмитаже.
ГАРИБАЛЬДИЙСКАЯ ЗВЕЗДА ИВАНА ИВАНОВА
В Вейделевском районе на стене скромной квартиры и сегодня можно увидеть эту красивую грамоту:
“Гарибальдийская звезда за доблесть
Вручается советскому гражданину Иванову Ивану. В знак признания доблести, с которой он сражался в рядах штурмовых бригад имени Гарибальди в борьбе против фашистских захватчиков, за свободу его и нашей родины, в знак дружбы между Советским Союзом и Италией.
От имени общего командования штурмовых бригад имени Гарибальди Луиджи ЛОНГО”.
Кто же он, наш земляк Иван Иванович Иванов — кавалер одной из самых высоких наград Итальянской Республики? Как очутился и что именно совершил в далекой заморской стране?
…Бой бушевал второй день. Подразделение минометчиков, в котором Иванов служил ездовым, укрылось в лощине и оттуда посылало “гостинцы” наседавшему врагу.
— Мины! Мины давайте! — яростно прохрипел первый номер.
Мин не было…
Окружены! Этому не хотелось верить, но по краю лощины уже ползли танки с крестами на бортах. Остатки подразделения укрылись в лесочке. Ночью набили патронами карманы шинелей и двинулись к железнодорожной линии с надеждой вырваться из окружения. Многие полегли возле той линии под пулеметно-орудийным огнем, оставшиеся в живых попали в плен.
