Станислав Лем - Мегабитовая бомба
Разум
Эссе написано в ноябре 1997 г.
1
С разумом у нас большие проблемы, ибо он — средоточие тайн. Вроде бы каждый (почти) человек обладает каким-то «разумом» или хотя бы следом его, но мы не располагаем ни точным, повсеместно признанным и одобренным, ни однозначным его определением, и, более того, совершенно не знаем, как можно было бы и как следует начать работы, которые приведут нас хотя бы к зачаткам «технологии разума», а скорее «разумности». С разумом дело обстоит так же, как со «временем», о котором Святой Августин говорил, что знал, что такое время до тех пор, пока его кто-то об этом не спросил. Нельзя даже провести серьезного разграничения между «разумом» и «интеллектом» потому, что и у одного, и у другого понятия объем значений изменялся по мере течения исторического времени. И невозможно доказать утверждение, что сейчас мы знаем о разуме значительно «больше» (прежде всего, в прагматично-технологическом понимании), чем знали люди ранее, поскольку речь не о том, что для единого определения названных понятий отсутствует всеобщее согласие, но о том, что у нас нет (кроме достаточно пустых прогнозов фанатиков «artificial intelligence») никакого результативного знания в любой его степени, которое позволило бы высечь искру «разумности» или «интеллекта» из машины.
2
Однако, это не означает, что мы вообще ничего не знаем о названном «предмете». Во-первых, под «разумом» или «разумностью» понимается способность к реальным физическим и языковым действиям («разумно» можно делать что угодно, «разумно» можно «отправлять» и «получать» сообщения на известных этнических и даже специальных кодированных языках). Во-вторых, известно, что язык, способный «разумно» конструировать, чего уже полвека настойчиво добиваются специалисты по компьютерам, соединяет в себе части речи («синтаксис») и семантику («значения»). В работах профессионалов можно найти определения различных лингвистических понятий, таких как десигнаты, денотаты, денотации и коннотации [Лингвистические термины соответственно: определения, обозначения, обозначаемые, подразумеваемые]. Это не должно нас слишком поражать. Открытием XX века, наверное, одним из самых важных, было установление того факта (Лысенко и его сторонники после определенного периода сталинской поддержки сломали на нем все зубы мудрости), что есть единый КОД НАСЛЕДСТВЕННОСТИ, состоящий из нуклеотидных «букв» и нуклеотидных же «знаков препинания», что нити хромосом — это как бы «предложения» из четырех нуклеотидов, укладывающихся матрицами и идентичных по составу всем элементам наследственности во всем живом мире (во всей земной биосфере от бактерий и вирусов до динозавров и китов), то есть, что длящаяся без малого четыре миллиарда лет эволюция гигантского древа живых видов была по сути своей не чем иным, как тасованием буквеннонуклеотидных элементов, и что эта миллиардолетняя игра генов наконец около 150 тысяч лет тому назад «ответвилась» в вид Homo saрiens, представителями которого мы являемся. Вместе с тем 14-15 тысяч лет назад должен был появиться в качестве главного указателя направления, усилителя и акселератора человечества этнический праязык, названный (сейчас) nostratic, который в течение «всего лишь» нескольких тысячелетий разветвился и разделился приблизительно на пять тысяч различных подвидов, среди которых есть и славянская семья, а в ней польский язык, на котором я пишу эти слова. И вместе с тем чертовски важно, что язык наследственности каким был — единственным, таким и остался до сегодняшнего дня. Его элементы мы можем (уже умеем) переносить с наследуемыми генотипно и фенотипно результатами из вида в другой вид, но нельзя перенести аналогичным образом новые элементы названий (слов) из одного этнического языка в другой с сохранением информационной результативности, то есть смысла, и это нам кажется настолько очевидным, что об этом даже и вспоминать не стоит, а ведь если отвлеченно задуматься над целостностью двух лингвистик — «нуклеотидной» и «этнической», то картина представляется в более удивительном свете: ЛЮДИ из одного и того же ВИДА Homo не могут найти общего языка с людьми другой нации и другого языка, а ген, взятый из дрожжей или из икры лягушки, будет действовать как ни в чем ни бывало в яйцеклетке женщины, то есть человека. Если кого-либо не удивляет данное наблюдение, то он может эти заметки дальше не читать.
3
Благодаря физионеврологическим исследованиям известно, что наш разум представляет собой функциональное целое, состоящее из элементов (субагрегатов мозга), которые, взятые в отдельности, пожалуй, «разумными» или «понимающими» не являются. Когда человек слышит фразу, сказанную на знакомом языке, — сначала с опозданием в 200 микросекунд, а потом «в мгновение ока» происходит установление связи как информационного анализа в разных частях обоих полушарий мозга таким образом, что исследованию подвергается синтаксический, а затем семантический (значимый) «пласт» услышанного. Возможно раскрытие полного соответствия (то есть правильности) «синтаксической структуры» предложения при полном непонимании его смысла (значения). Более того, мы можем определить, к какому языку принадлежит полностью непонятное предложение, построенное в соответствии с синтаксическими правилами. Примеры:
«Apentuła niewdziosek te będy gruwaœnie
W koć turmiela weprzšchnie, kostrš bajtę spoczy...»
(это мое из «Кибериады»).
Из рассказа «Путешествие первое А, или Электробард Трурля» (1964) о компьютере, сочиняющем стихи. Этот же фрагмент в переводе Р. Трофимова (1967):
«Лопотуй голомозый, да бундет грывчато В кочь турмельной бычахе, что коздрой уснит…».
Или:
«Whorg canteel whorth bee asbin? Cam we so all complete With all her faultу bagnose»
(Леннон [Из стихотворения «The Faulty Bagnose» книги стихов и прозы Джона Леннона(John Lennon. A Spaniard in the Works, 1965)]).
И т. д. Легко распознать, что первое «стихотворение» написано «по-польски», а второе — «по-английски». Звуковые комбинации выдают «бессмысленное родство».
4
Ни «разумность», ни «интеллект» не рождаются из ничего. В последнее время дошло, скажем, от отчаяния, до «открытия» значения показателей эмоциональности интеллекта, это сродни «откровению» в понимании, что мы двигаемся потому, что имеем кроме всего прочего и ноги. Ни итерационные, ни параллельные компьютеры уже не вселяют надежды на создание «искусственного интеллекта», и ко всему прочему «усилитель интеллекта» Эшби был положен в гроб пару десятилетий назад. Мы по-прежнему не знаем, как «это» делать, несмотря на то, что теперь надежды возлагаются на «нейронные сети». Так как Интернет уже страдает от ужасных многочисленных заторов, возникает своего рода «Метанет» как сеть, соединяющая преимущественно не частные центры (биржи, банки, правительства, научные учреждения и т. п.). Возможно, когда таких сетей возникнет несколько десятков и дело дойдет до соединений между ними, тогда блеснет искра Разума — и отсюда моя (однако, слабая) надежда, так как Разум возникал не для того, чтобы Естественная Эволюция была на кого-то НАПРАВЛЕНА. Кроме того, представляется, что «лингвистический стержень» человеческого Разума возник достаточно случайно и только тогда, когда его использование понемногу «оправдалось», начался более выразительный дрейф в «языковую сторону», который (не знаем как) «научился» обходить «гёделевские пропасти» [От имени Курта Геделя (Kurt Godel, 1906-78), логика и математика. Доказал (в 1931 г.) так называемые теоремы о неполноте (теоремы Геделя), из которых, в частности, следует, что не существует полной формальной теории, где были бы доказуемы все истинные теоремы арифметики. Или в другой интерпретации: ни одну систему невозможно познать из нее самой; то есть невозможно познать «сознание» и создать его алгоритм, действуя исключительно в рамках «сознания» же] и бездонные неопределенности самовозвратности, но эти шаги уже происходили достаточно поздно по исторической шкале и на определенном этапе опередили возникновение письма как «антихронного» (то есть противостоящего эрозийному действию времени, течение которого убивает каждого из нас) стабилизатора, и даже как того «шеста», вдоль (ввысь) которого должен был, как вьюнок, тянуться Разум (сравнение с фасолью, может, для многих особ было бы несъедобным).
5
Так как некие следы разума проявляют и бесчисленные, вынужденные жить молча, млекопитающие (каждый, у кого была собака, знает, как отдельные экземпляры отличаются друг от друга не только реактивной и активной эмоциональностью, и насколько явная между ними существует разница в «понимании» того, что вокруг них происходит и что через минуту будет происходить), ибо трудно не заметить интеллектуальной разницы между дельфином и акулой, все это указывает на то, что Разумность может и даже определенно способна нарастать постепенно от вида к виду, язык же, возникнув, наверное, «делает нас более умными», но — и это я заявляю на собственный риск и ответственность — его сила, делающая людей умнее, одновременно устанавливает границы (в смысле ловушек), потому что то, что можно сказать ясно, можно сказать и туманно, с видимостью разумности, преобразованной в полную непонятность, но здесь «volenti sapientiae non fit iniaturia» [Жаждущему знаний не делают зло (лат.)]. Наверное поэтому с большим многовековым трудом через фракционированную лингвистическую дистилляцию мы вырастили себе математику и другие ее логические производные со специализированными прикладными возможностями. Удастся ли высечь подобное из машин, ответить категорично, с полной уверенностью ДА или уверенно НЕТ, сегодня очень трудно.
