Михаил Пазин - Страсти по власти: от Ленина до Путина
Следующая версия произошедшего называется версией Орлова-Коломенцева. Геннадий Коломенцев с 1950 года был начальником отдела питания и обслуживания высшего руководства страны. На даче Сталина в Кунцево он не был до тех пор, пока его не пригласил туда Иван Орлов, комендант этого объекта. Это случилось примерно через месяц после похорон Вождя. Орлов показал Коломенцеву дачу и рассказал о привычках Сталина: приезжал из Кремля и пил чай. Потом уходил к себе и закрывался. Без звонка никто к нему зайти не мог. У Сталина на столе тоже был звонок; если ему что-то было нужно, он нажимал его. В ту ночь, когда он умер, никаких звонков не было. Наступило утро. Сталин обычно вставал в 10–11 утра, а тут – ничего. Охрана забеспокоилась. Позвонили в Главное управление охраны. Оттуда приехали, взломали дверь и нашли Сталина лежащим возле тахты мертвым . Ошеломленный Коломенцев переспросил Орлова: «То есть как? Вообще мертвый?» Тот заверил его, что разговоры и газетные сообщения о болезни Сталина – полная галиматья!
Напомним, что в это день у Орлова был выходной и присутствовать при смерти Сталина он не мог, а значит, он рассказывал об этом Коломенцеву с чужих слов. В общем, врал так же, как и Лозгачев. А может быть, и не врал. По свидетельству другого охранника Сталина, Павла Егорова (о нем – чуть ниже), у охраны было такое правило: что случилось не в их смену, их не касалось; даже расспрашивать об этом было запрещено. Вот Орлову кто-то и наплел, что Сталина нашли уже мертвым, а он принял это за чистую монету.
Павел Егоров с осени 1952 года был одним из 6 постовых, которые дежурили непосредственно у стен дачи. Во-первых, он сразу разоблачил мемуариста Рыбина (как мы помним, все исследования строятся на воспоминаниях Лозгачева и Рыбина). Так вот, Егоров пояснил, что этот Рыбин в последние годы к охране Вождя на Ближней даче никакого отношения не имел. Он, как мы уже выяснили, был комендантом Большого театра. Так что обо всем происходящем он рассказывал с чужих слов.
Вот мы разоблачили еще одного лжеца. Версия о том, что к Сталину в течение 1 марта врачей не вызывали, рухнула окончательно.
Егоров стоял на посту в ту роковую ночь как раз под окнами той самой большой столовой, где, как принято считать, и закончилась жизнь вождя. Окна столовой были расположены высоко над землей, но при этом можно было следить за всем происходящим в комнате. Окна в столовой никогда не зашторивались, и в ней постоянно горел свет. Где-то между часом и двумя пополуночи к Егорову подошел Старостин и спросил: «Как там? Случайно не видно движения в большой столовой?» Егоров ответил: «Нет». Старостин предупредил его: как только увидишь товарища Сталина, сразу сообщи мне. Егоров взял под козырек и не сводил глаз с окон. Свет горел вовсю, но никого не было видно. Минут через 20 снова пришел Старостин: «Ну, как? Не появлялся?» Егоров ответил отрицательно. Тогда Старостин сказал: «Не знаю, что и делать… Обычно в это время мы ему чай с лимоном подаем, а сейчас что-то не зовет… Пойти самому – можно нарушить отдых. Неудобно будет… Короче, если что, ты мне звони!» Егоров опять кивнул.
Как мы видим из рассказа Егорова, свет в большой столовой не выключался, а Лозгачев врал, что с наружного поста сообщили, будто около 7 вечера свет, наоборот, зажегся!
Утром 2 марта Егоров сменился, уехал и приехал снова 3 марта к 10 часам утра. Утром 4-го уехал, приехал, отстоял смену, а возвращаясь домой, из радиосообщения узнал, что в ночь на 2 марта у Сталина произошел удар, врачи предпринимают все возможное и т. д. «Как такое могло быть?» – задавался вопросом Егоров. Оказывается, все происходило у него под носом, а он узнал об этом только через два дня, да и то по радио! Он объяснил это тем, о чем мы писали выше, – все, что произошло не в его смену, его не касалось. Меньше знаешь – крепче спишь. Вот ему никто и не рассказал о случившемся.
Пятого марта Егоров опять стоял на своем посту. Неожиданно к нему подошел начальник смены и сказал, что товарищ Сталин скончался: «Давайте, снимайтесь, переодевайтесь – и в дом на вахту у тела». Егоров с товарищами заступили в первый почетный караул. Из Санупра пришел катафалк. Смена Егорова загрузила в него тело Вождя, и они поехали в специнститут в Москву на вскрытие и бальзамирование. Ими руководил Хрусталев. В институте тело Сталина они подняли на второй этаж, а сами остались в вестибюле. Хрусталев оставался наверху, но через какое-то время спустился и он. Охрана тихо переговаривалась; Хрусталев рассказал им, что Сталин в последнее время закрывал все «свои» двери на запор. Поэтому когда его обнаружили лежащим на полу, дверь пришлось взломать. Неожиданно сверху принесли зубной мост Сталина. Хрусталев принял его на хранение. Больше ничего Егоров к этому добавить не мог.
Однако он и так рассказал много интересного. Из его слов следует, что беда со Сталиным случилась все же в ночь на 2 марта, а не на 1-е, как врали Лозгачев с Рыбиным. Это состыкуется и с воспоминаниями Хрущева, которым можно верить только приблизительно, но здесь он говорил правду: «Мы зашли к дежурным и спросили: “В чем дело?” Они объяснили: “Сталин обычно в 11 вечера обязательно звонил, вызывал, просил чай… Сейчас этого не было”». Значит, это было в ночь на 2 марта, так как Сталин в ночь на 1 марта сидел с гостями до 4 часов утра. Они приехали в то время, когда Егоров уже сменился с поста, то есть с 2 до 4 часов ночи. Именно в этот промежуток времени внутренняя охрана и вызвала членов Политбюро. Заявление Егорова укладывается и в версию Орлова-Коломенцева о том, что дверь пришлось взламывать. Да и Хрущев вспоминал, что на даче Сталина появились какие-то дополнительные задвижки и запоры (вот он – ключ!).
Если обобщить все показания свидетелей и очистить их от неправды, полуправды и лжи, получается такая картина. Все случилось в ночь на 2 марта между 2 и 3 часами. Когда в 11 часов вечера Сталин не попросил, как обычно, чаю, охрана забеспокоилась. Старостин дважды бегал на улицу узнавать у Егорова, не появлялся ли Сталин в окне. После этого они стали звонить ему сами. Ответа не последовало. Через замочную скважину или посредством пульта охрана обнаружила, что со Сталиным что-то случилось. Взломав дверь, нашли его на полу парализованным. Охранники перенесли его на диван и вызвали членов Политбюро, а те в свою очередь – врачей. Доктора были с умирающим со 2 по 5 марта 1953 года, но он, несмотря на медицинскую помощь, скончался 5 марта в 21:50.
Именно так и говорилось в бюллетене о состоянии здоровья вождя, опубликованном 4 марта: «В ночь на 2 марта у И. В. Сталина произошло кровоизлияние в мозг… на почве гипертонической болезни и атеросклероза». Дочь Сталина Светлана также не опровергала версию о том, что удар у отца случился в ночь на 1 марта. Она узнала об этом не от охраны, а от экономки Валентины Истоминой. В воскресенье, 1 марта, ее на даче не было. Она приехала утром 2 марта и оставалась там до самой смерти Вождя. Никто из многочисленной охраны и обслуги не говорил ей о событиях предшествующего дня. Именно со 2 по 5 марта врачи вели «Историю болезни И. В. Сталина», в которой записывали все реанимационные мероприятия, проводимые с больным, и которую обнаружил все тот же Николай Добрюха в некоем архиве.
Поскольку ему не понравились результаты исследований крови Сталина, он делает парадоксальный вывод: Сталин умер сразу; а Берия подменил его на даче заранее отравленным двойником, с которым врачи и возились до 5 марта! И все это для того, чтобы успеть поделить власть.
Все это ерунда с двойником. А вот о том, что Сталин был отравлен, свидетельствует множество фактов. Вспоминает профессор Мясников: «Утром пятого у Сталина вдруг появилась рвота с кровью: эта рвота привела к упадку пульса, кровяное давление пало. И это явление нас несколько озадачило – как его объяснить? Все участники консилиума толпились вокруг больного и в соседней комнате в тревоге и догадках…» Рвота – это явный признак отравления. В крови были обнаружены токсины. Лицо посинело, печень увеличилась. При инсульте такого не бывает!
Кроме того, при вскрытии тела Сталина в его желудочно-кишечном тракте обнаружилась жидкость черного цвета, а вся его поверхность была усеяна множеством черно-красных точек. Любой следователь, ознакомившись с такими результатами вскрытия, немедленно завел бы уголовное дело. Поразительно еще и то, что заключение о смерти Сталина переписывалось 4 раза! В последнем варианте значилось, что «явления сердечнососудистой недостаточности» у Сталина «в значительной степени зависели от желудочного кровотечения», то есть все началось не с головы, а с желудка! С яда в желудке!
То есть в официальном сообщении о смерти Сталина говорилось одно – «кровоизлияние в мозг», а в акте патологоанатомического вскрытия – другое: «сердечнососудистая недостаточность», связанная с «желудочным кровотечением»! Почувствуйте, как говорится, разницу.
