Бен Чу - Мифы о Китае: все, что вы знали о самой многонаселенной стране мира, – неправда!
Но Ма Янь повезло. Мать сдалась и навалила на себя еще больше тяжелой работы (сбор редких трав, пользующихся спросом у состоятельных горожан), чтобы хватило денег на школьное образование дочери. Мир узнал о трудностях, переживаемых Ма Янь, потому что ее мать вручила дочкин дневник случайно оказавшемуся в деревне иностранцу. Иностранец опубликовал его под названием «Дневник Ма Янь: трудности и надежды китайской школьницы».
Книга о препятствиях, которые приходилось преодолевать Ма Янь, чтобы получить образование в китайской глубинке (она описывает, как в какой-то момент у нее не было денег даже на покупку ручки), стала бестселлером. Пожалуй, самое поразительное во всей этой истории, что дневник Ма Янь относится не ко временам разрухи, поразившей страну в дни распада империи Цин, не к эпохе гражданской войны между коммунистами и националистами конца 1940‑х и не к безумному периоду культурной революции; нет, он написан в 2000–2001 годах, в первые годы века, в котором, как нас уверяют, Китаю предстоит стать экономическим супергигантом.
История Ма Янь демонстрирует, что проблемы китайского образования лежат гораздо глубже, чем просто случаи жульничества в нескольких китайских университетах. Их начало — в массовом школьном образовании. Плата за начальное и среднее образование сейчас отменена, но разрыв между лучшими городскими школами и сельскими школами вроде той, в которой училась Ма Янь, огромен и продолжает увеличиваться. В докладе ЮНЕСКО за 2010 год говорится, что расходы государства в расчете на ученика в Пекине и Шанхае в 18 раз выше, чем в беднейших провинциях. Для ограниченных в средствах и коррумпированных местных властей образование отнюдь не является приоритетом. В результате для сельских школьников поступление в университет становится все менее достижимым. Всемирный банк предупреждает, что многие школьники бросают учебу задолго до окончания обязательного по закону девятилетнего периода обучения. Эта тенденция привела к возрастанию доли неграмотного населения: от 7 процентов в 2000 году до 11 процентов в 2005‑м, что совершенно поразительно для такой быстро развивающей индустрию страны, как Китай.
Даже в быстрорастущих крупных городах неравенство в уровне образования растет. Детей китайских рабочих-мигрантов, переселившихся вместе с родителями в города (число таких детей, по некоторым оценкам, достигает 25 миллионов), отправляют учиться в специальные школы, укомплектованные неквалифицированными преподавателями. Доведенные до отчаяния убогим качеством этих школ, некоторые из работающих в Пекине мигрантов даже стали в складчину открывать собственные школы, нанимая учителей и платя за аренду помещения из своего кармана. По распоряжению городских властей в 2012 году было закрыто около двух дюжин таких самодеятельных школ; в типичной для нее брутальной манере администрация отключила в зданиях водоснабжение, сделав невозможным дальнейшее функционирование этих учебных заведений. Бюрократы пообещали, что все дети будут обеспечены местами в нормальных государственных школах, однако родители заподозрили, что чиновники, недовольные стремительным ростом городского населения, пытаются заставить их отправить детей обратно по своим деревням под присмотр бабушек и дедушек. Они твердо стоят на своем.
Неужели это происходит в той же самой стране, в которой, согласно многочисленным исследованиям, дети получают лучшее в мире образование? Выясняется, что радужная картина, представляющая опередивших всех на свете шанхайских детей, рисуется на основании всего лишь однократного PISA-исследования. С тем же успехом можно было бы судить о стандартах британского и американского образования на примере лучших частных школ этих стран.
Впрочем, PISA-тестирование проводилось не только в Шанхае, но и еще в девяти китайских провинциях. Андреас Шлейхер отозвался о результатах, показанных китайскими школьниками в сельской местности, также как о «замечательных». Однако при этом китайское правительство не разрешило OECD опубликовать конкретные цифры — удивительное решение, в случае если результаты и в самом деле столь выдающиеся. К тому же и тесты PISA не всегда можно считать непогрешимыми. Одно исследование аргументированно доказывает, что в своей табели о рангах PISA занижает результаты британских школьников относительно их сверстников в других странах. Соответственно результаты учащихся из других стран, включая Китай, вполне могут оказаться завышенными.
Огромные государственные инвестиции в образование и науку в Китае — одна из любимых тем западных СМИ, поскольку это легко вписывается в распространенное представление о превращении Китая в мощную супердержаву. Вложения в эти отрасли несомненно растут. За последнее десятилетие ежегодные расходы Китая на научные исследования и разработки в реальном исчислении возросли на 20 процентов. Тем не менее важно рассматривать эти цифры в более широком контексте. Совокупные государственные затраты Китая на образование всех уровней составляют примерно 4,5 процента от ВВП, при том, что для развитых стран этот показатель колеблется от 5,5 до 6 процентов, в то время как бедная Бразилия с ее, как и у Китая, быстроразвивающейся экономикой расходует на образование 5,5 процента своего ВВП. Таким образом, в смысле финансирования образования Китай уступает не только государствам с высоким уровнем дохода, но и равным ему по положению развивающимся странам. И при всех разговорах о грядущем господстве Китая в сфере университетского образования, нам не следует забывать, что в 2009 году менее 5 процентов взрослого населения страны трудоспособного возраста имело за спиной какую-либо форму высшего образования; этот показатель можно сравнить соответственно с 27 процентами в Европе и 41 процентом в Америке. Этой стране предстоит еще страшно много наверстывать, чтобы выйти на мировой уровень.
«Подобно использованному презервативу»
Нам может казаться, что китайская система обучения всегда строилась на основе классической конфуцианской философии, однако великий мудрец наверняка ужаснулся бы тому, что было проделано со многими поколениями китайских учащихся якобы во имя его учения. Конфуций ясно высказывал свою убежденность в том, что в центре процесса познания должно находиться понимание, а не просто запоминание. «Опасно думать, не уча, — предупреждает он, — но тот, кто заучивает, не думая, тратит время понапрасну». Творцы императорского экзамена, назначением которого было тестирование способности экзаменуемого к запоминанию больших кусков классических текстов, проигнорировали это предупреждение. Результаты оказались весьма плачевными. Сейчас принято считать, что старые экзамены оказались одним из интеллектуальных ограничений, вследствие которых Китай, несмотря на великие изобретения своей начальной истории, оказался неспособен на научный прорыв, благодаря которому стала возможна индустриальная революция на Западе в XVIII веке. Создатели «гао као» также оставили без внимания предостережение Конфуция. Наивысшие баллы «гао као» присуждает прежде всего за запоминание материала. Его критическое осмысление и творческий подход не важны. В разговоре со мной один профессор с горечью сравнивал западную традицию скептицизма в познании с присущим Китаю упором на механическое усвоение неизменной премудрости. «В Древней Греции было принято подвергать сомнению авторитеты, идеи, все, что угодно, — говорил он. — Конфуцианская система всегда была клеткой. Если в вас есть творческое начало, вам предоставят клетку побольше. Но никому не позволено выходить за пределы клетки». Это не просто стереотип. Как-то в лондонском Сохо, в ресторане, китайский бизнес-консультант средних лет описывал мне, как трудно ему было адаптироваться к западной системе образования, когда в 1990‑х он поступил учиться в британский университет на степень магистра и ему задали написать его первую работу. «Я воспроизвел кусок текста из книги, — рассказывал он, — но профессор сказал мне: «Нет-нет, я хочу знать, что вы по этому поводу думаете». Я такое услышал впервые в жизни».
Через подобный опыт проходят, как правило, все студенты, приезжающие учиться из Китая на Запад. Пекинская журналистка Хелен Гао рассказала мне о начале своего обучения в западном университете: «Аналитические эссе, которые я должна была писать на экзаменах по истории, казались мне пугающе, неестественно лишенными структуры по сравнению с прямолинейными вопросами с вариантами ответа, как это раньше всегда бывало при сдаче экзаменов. Я привыкла к жесткому формату дискуссионных тем для сочинений, для которых мне приходилось запоминать сотни абзацев, чтобы потом расположить их наподобие элементов пазла. Письменные работы в характерном для западного образования стиле, например, о значении символов в романе, требовали умения эмоционально и творчески мыслить, к чему мои китайские преподаватели совершенно меня не подготовили».
