Мэтт Ридли - Эволюция всего
Был ли этот педофил менее свободен в своих действиях, чем, скажем, какая-нибудь телезвезда без опухоли мозга, цепляющаяся к маленьким девочкам? Оба действуют под неосознанным влиянием своего мозга или чего-то еще. Оба знают, что действуют аморально. Очевидно, что мы считаем одного менее виновным, чем другого, но является ли он менее свободным? Сэм Харрис считает, что, если мы признаем, что даже самые ужасные злодеи несчастны от того, что они такие, «ненависть к ним (в отличие от страха перед ними) начинает ослабевать».
Конечно же, каждый конкретный случай должен обсуждаться в отдельности. Консерваторы указывают на решающее влияние индивидуального опыта, либералы – на влияние социальной среды. Вероятно, мы можем переусердствовать в своем стремлении «понять», а не наказать преступников – людей, прибегающих к фиктивным заявлениям с целью ослабления ответственности и наказания. Но очень ли это важно, если общество по-прежнему будет защищено? Очевидно, что сегодня мы сажаем в тюрьму даже психически здоровых убийц в большей степени для защиты общества и предотвращения других преступлений, чем для наказания как такового.
Аналогичным образом, мы восхваляем того, кто преодолел трудности и достиг каких-то вершин (скажем, из обитателя квартирки над бакалейной лавкой превратился в премьер-министра Великобритании, остававшегося на посту дольше других в современную эпоху, несмотря на пол, скромное состояние и провинциальное происхождение), и фактически принижаем того, кто такие трудности преодолеть не смог. Восхваляя мужество людей, поборовших рак, мы как бы подразумеваем малодушие тех, кто его не одолел. Я хочу сказать, что иллюзия индивидуального, нематериального эго, способного принимать решения, вполне может быть результатом противоположного видения, когда каждую личность воспринимают как результат различных влияний.
Это правда, что отказ от дуалистического видения свободы воли и принятие идеи о том, что поведение является развивающимся свойством мозга, дают меньше оснований для системы судопроизводства, но кто сказал, что это плохо? Это придает нашей социальной политике больше гуманизма, а вовсе не больше анархии. Давайте пойдем дальше. Давайте признаем, что свобода воли не имеет никакого отношения к тому, как мы судим преступников. Мы гораздо снисходительнее относимся к ребенку, убившему отца или мать в результате несчастного случая, чем к садисту, преднамеренно убившему ребенка, но совсем не потому, что один обладает большей свободой воли, чем другой. Действия убийцы являются результатом событий, обстоятельств и генетических факторов, действия ребенка являются главным образом результатом случайных событий. И именно поэтому мы судим их по-разному, но это не означает, что у одного больше свободы воли, чем у другого.
Как только мы избавляемся от идеи гомункулуса, нам гораздо легче понять саму идею свободы. В книге «Свобода эволюционирует» Деннет пишет: «Свобода птицы лететь тогда, когда ей вздумается, конечно же, является видом свободы, явным улучшением по сравнению со свободой медузы плыть туда, куда она плывет, но этой свободе далеко до человеческой свободы». Важнейшая догадка Деннета заключается в том, что свобода воли не является бинарным переключателем: да или нет, все или ничего. Свобода влиять на свою собственную судьбу представляет собой почти бесконечно вариабельную способность, данную нам биологией. Способность двигаться – шаг к свободе, способность двигаться дальше или быстрее – более широкий или более быстрый шаг. Способность видеть, слышать, ощущать запах и мыслить дает еще больше свободы, чтобы распоряжаться своей судьбой. Технология, наука, знание, права человека, прогноз погоды – все это усиливает нашу свободу распоряжаться собственной судьбой. Получается, что политическая свобода и философская свобода имеют одни и те же корни. И чтобы их оценить и удовлетворить, нет нужды верить в упрощенную версию идеи свободы воли, находящейся вне материального мира, и лучше восхищаться красотой природы, а не верить в то, что она была создана человеком с длинной седой бородой, а также пользоваться чудесами мирового рынка, а не верить в мировое правительство. Лукреций, тебе не нужно отклоняться.
Парадоксально, что мы воспринимаем сознание и свободу воли как нечто возникающее и эволюционирующее из неодушевленной материи, в частности, поскольку это делает веру в существование души более объяснимой и реальной. Ник Хэмфри, занимающийся философией сознания, утверждает, что одна из сильных сторон редукционистской теории заключается в том, что она «может объяснить, как опыт обладания сознанием помогает людям понять, что любая редукционистская теория обязательно ошибочна». Он считает, что люди являются экспертами в области сознания, которым чрезвычайно интересны метафизические результаты присутствия, что придает сознанию истинную функцию. Сознание – «невозможная функция», которая «чудесным образом улучшает жизнь тех, кто ею обладает». Вера в свободу воли и бессмертие души тоже возникла как эволюционное последствие изменений мозга. Это гораздо более состоятельная идея, чем представление о реальности души и воли, не имеющих ни истории, ни следов происхождения.
Глава 9. Эволюция индивидуальности
Видишь ли ты, наконец, что хоть сила извне и толкаетМногих людей и влечет их часто стремглав, понуждаяПротив их воли идти, но все же в груди нашей скрытоНечто, что против нее восстает и бороться способно,По усмотренью чего совокупность материи такжеИ по суставам должна, и по членам порой направлятьсяИли сдержаться, умчавшись вперед, и вернуться на место?
Лукреций. О природе вещей. Книга 2, стихи 277–283Едва заметный поворот судьбы – метафорический взмах крыльев бабочки – заставил Джудит Рич Харрис прийти к эволюционному объяснению человеческой психологии. В мае 1977 г. одна знакомая после развода попросила ее написать объявление в местную газету с целью пристроить собаку редкой породы. Несколько месяцев спустя та же знакомая, Мэрилин Шоу (преподаватель психологии), вспомнила, как Харрис справилась с заданием, и попросила помочь переписать статью, которую не приняли в рецензируемый журнал по психологии. За несколько лет до этого Харрис исключили из аспирантуры по психологии в Гарварде из-за «недостатка оригинальности и независимости», а теперь из-за проблем со здоровьем она оставила работу лаборанта в центре коммуникаций Bell Labs, так что была рада помочь. Редактируя статью Шоу, она обнаружила у себя писательский талант и двумя годами позже, по совету Шоу, согласилась участвовать в написании двух глав для учебника по психологии. Затем она стала соавтором этого учебника, выдержавшего несколько изданий, а в 1991 г. подписала контракт на создание собственной книги по психологии развития.
Однако через какое-то время Харрис поняла, что не согласна с тем, что пишет.
В то время считалось абсолютной истиной, что личность ребенка формируют родители и все различия между детьми объясняются влиянием родителей. Непонятен был только механизм этого явления. Все проанализированные Харрис примеры однозначно указывали на то, что дети копируют родителей в плохом и в хорошем и что люди являются продуктом отношения к ним других людей, особенно родителей. Например, в одном типичном исследовании анализировали способность детей выражать свои эмоции. Было показано, что у родителей, которые свободно выражают свои эмоции, дети ведут себя точно так же, а у эмоционально закрытых родителей и дети более сдержанны в эмоциях. Авторы работы пришли к заключению, что это наблюдение отражало «социализацию эмоций». Они даже не обсуждали альтернативную, генетическую версию объяснения, заключающуюся в том, что и дети, и родители могли иметь врожденную тенденцию к замкнутости.
Этот подход был отражением великой догмы XX в. о «чистой доске» (tabula rasa). Практически все, что есть в голове человека, считалось воспринятым извне: не только владение речью, религиозность или память, но даже характер, интеллект, сексуальные наклонности, способность любить. Во второй половине XX в. эта догма была принята практически повсеместно – не только в психологии, но также в антропологии, биологии, политике и всех других областях и направлениях научной деятельности. Как сторонники психоанализа Зигмунда Фрейда, так и поклонники бихевиоризма Б. Ф. Скиннера, как те, кто верил в ведущую роль культуры, так и те, кто делал акцент на способе питания, все без исключения проповедовали одну и ту же идею: каждый человек – продукт влияния окружения. Особенности личности и способностей гравируются на tabula rasa мозга под влиянием других людей. В то время считалось, что это относится не только к разуму, но и к морали и, следовательно, люди не приговорены нести бремя отягощающей наследственности. И политика все в большей степени строилась на таком видении человеческой природы.