Юмор императоров российских от Петра Великого до Николая Второго - Арсений Александрович Замостьянов
— Очень хорошо. Но не имеете ли ко мне какого дела?
Брешков объяснил, что он с родственниками давно уже отыскивает потерянное предками их дворянство, что племянник его пытается хлопотать по этому делу в столице, но безуспешно.
— Я не забуду вас, — сказал государь, — пишите к своему племяннику, чтоб он явился ко мне, когда я вернусь в Петербург. Этот кафтан у вас верно очень древен?
— Ему сто тринадцать лет! Он пожалован предком вашего величества великим государем императором Петром Первым.
— По какому случаю?
— При взятии Юнгергофской крепости под Ригою.
— Какое тяжелое и крепкое сукно! И сколько лет! — Сказал государь, пощупав полу кафтана. Затем, положив обе руки на плечи старика, прибавил: — Оставайтесь покойны и, если будете иметь какую нужду, пишите ко мне прямо: государю императору Александру I в собственные руки. Я вас не забуду.
И действительно, государь не забыл Брешкова и, по возвращении в Петербург, рассмотрел его дело и найдя его справедливым, решил в его пользу.
Путешествуя по Малороссии, Александр Павлович проезжал в полдень какое-то село и решил немного посидеть в волостном правлении. Там никого не было кроме дремлющего сторожа, но волостной голова узнал о том, что кто-то зашел в правление и тоже поспешил туда. В то время носились слухи о возможном проезде императора, и волостной голова решил узнать у заезжего офицера, не слышал ли тот чего о поездке императора.
В избе голова увидел какого-то офицера в запыленном сюртуке, решил, что это не слишком важная птица и стал чваниться, надуваясь от собственной важности и задирая нос:
«А какое дело пану требуется у нас?»
Фигура была очень потешная, и император улыбнулся в ответ:
«А ты кто такой, вероятно, десятский?»
Нос головы задрался чуть выше:
«Бери выше!»
Император продолжал, улыбаясь расспрашивать:
«Кто ж ты, сотский?»
Нос еще приподнялся:
«Бери выше!»
Император продолжал расспрашивать:
«Писарь?»
Нос поднялся чуть не к потолку:
«Бери выше!»
Император уже чуть не давился от смеху:
«Голова?»
Волостной голова милостиво кинул своим носом к правому плечу:
«А може буде и так».
Теперь с вершины своего великолепия голова решил поинтересоваться:
«А ты, пане, хто такой, поручик?»
Улыбаясь, царь ответил:
«Бери выше!»
Нос чуть опустился:
«Капитан?»
Император в ответ:
«Бери выше!»
Нос уже опустился, руки по швам:
«Полковник?»
Ответ спокоен, но страшен:
«Бери выше!»
Голова уже трусливо запинается:
«Янарал?»
Следует убийственный ответ:
«Бери выше!»
И только тут до волостного головы доходит, с кем он так беседовал. Он бросается в ноги императору и вопит отчаянным голосом:
«Батечко! Так оцеж-то ты наш белый, наш восточный царь! О, прости ж, твое царское величество меня, дурня старого!»
Однажды на маневрах Александр Павлович послал с поручением князя Павла Петровича Лопухина, который был столько же глуп, как красив. Вернувшись, тот всё переврал, а государь ему сказал:
«И я дурак, что вас послал».
Лёгкая самоирония всегда оставалась заметной чертой императора.
Адмирал Павел Васильевич Чичагов в 1807 году был назначен морским министром и стал членом Государственного совета. После нескольких заседаний он перестал ездить в Совет. Об этом донесли самому императору. Александр Павлович очень любил Чичагова, но всё же попросил его быть вперёд точнее в исполнении своих обязанностей.
После этого Чичагов несколько раз присутствовал на заседаниях Совета, а потом опять перестал. Узнав об этом, император с некоторым неудовольствием повторил ему своё замечание.
Чичагов на это ответил: «Извините, Ваше Величество, но в последнем заседании, на котором я был, шла речь об устройстве Камчатки, и я полагал, что всё уже устроено в России, и собираться Совету не для чего».
Александр I часто жаловался, что у него нет людей, что он окружен бездарностями, глупцами и мерзавцами. «Я многое мог бы успеть, но некем взять».
По этому поводу однажды Виктор Кочубей метко сказал Михаилу Михайловичу Сперанскому (1772–1839): “Иные заключают, что государь именно не хочет иметь людей с дарованиями. Способности подчиненных как будто даже ему неприятны”.
После небольшой паузы Кочубей добавил: “Тут есть