Журнал Русская жизнь - Родина (август 2008)
Мы приносили пользу Германии четыре года. Информации было очень мало - мы только заметили, что бравады у наших вертухаев стало поменьше, когда они проиграли битву под Москвой. Зато я помню, что когда был Сталинград, Гитлер выступил по радио и сделал заявление, что город пал, и обороняются лишь отдельные недобитки. И мы по интонации голоса и по реакции немцев поняли, что дела у Германии на самом деле гораздо серьезнее. Мы учились читать между строк - но, так или иначе, до самого освобождения узнавали только о каких-то опорных вехах течения войны, а в основном пребывали в неведении.
Освободили нас незадолго до победы. В апреле 45-го охрана, те самые вертухаи, вдруг сказали: нам велели вас расстрелять, но мы не будем, прощайте. Фронт отошел. Мы оказались на неконтролируемой территории, где ходили немногочисленные отряды немцев и наши разведчики (лагерь располагался восточнее Берлина) - в связи с чем решили из лагеря не выходить, чтобы не схлопотать нежданную пулю от какого-нибудь бешеного эсесовца. Однажды к ограде подошел гражданский немец и обратился к нам по-немецки. А я уже немного знал язык, позвали меня. Немец говорит: я видел ваших в трех километрах отсюда. Напишите им записку, что вы здесь, я передам, и уже к вечеру вас освободят. Я так и сделал. Возвращаюсь в барак, мне говорят: ты идиот? А вдруг это провокатор, и сейчас вернутся немцы и расстреляют нас? Всем стало не по себе. Несколько часов сидели как на иголках. И вот через некоторое время подходят к воротам офицер, а с ним солдат и девушка в форме. Спрашивают: русские? Мы как заорем: РУССКИЕ!!!!!! Что тут началось! Вселенская радость!
А вот дальше мне страшно повезло, просто невероятно. Наша армия с огромным трудом штурмовала Берлин. Жуков распорядился, чтобы часть пленных встала на передовую и усилила собой действующую армию. После нескольких дней допросов у особиста меня, как связиста, определили в танковые войска, и в Берлин я въехал на броне.
Повоевать под конец войны пришлось. Немцы защищали Берлин… даже не яростно, а старательно. Лупили по нам из подвалов. Маленькие дети, едва подростки, одетые в форму СС, выходили на нас с фаустпатронами - и, кстати, наносили нашей бронетехнике значительный урон. Говорят, наши войска в Берлине зверствовали - но в моем полку этих детишек ловили и отпускали домой после короткого допроса. Биться пришлось серьезно. Но 8 мая, как вы знаете, была подписана капитуляция. Мы в этот момент рыли укрепления для автомобилей: снимали оставшуюся часть мостовой и зарывали машины по колеса в землю - в случае артиллерийского удара страдает только кузов, а ходовая часть остается цела. И вдруг начинается немыслимая стрельба из всех видов стрелкового оружия. Все залегли. Кто-то кричит: «Воздух!» Мы смотрим - небо чистое. Я грешным делом думаю - ну неужели опять, как на финской, прощальная смертельная канонада? Ан нет, оказалось - салют. Победа, да. Жить тогда всем хотелось.
Мне опять повезло. Я вернулся в институт, а не поехал в ГУЛАГ. Нам еще в лагере немцы говорили, что в СССР всех освобожденных пленных сразу сажают, но мы не верили - думали, что они нас так деморализовать пытаются. Я вернулся в МЭИ, там, хоть и с трудом, но отыскали мою фамилию. На тот факультет, на который я хотел, меня, конечно, не взяли, перевели на другой - как не взяли меня и в комсомол, а моего однополчанина и сокамерника - в партию. Ну и ладно - по сравнению с поездкой в ГУЛАГ это все были цветочки. Даже что-то честное было в этом отношении - «окруженец», «голосовавший» - мол, руки поднимал. Я рук не поднимал никогда. Я всю жизнь отработал на металлургических заводах по той специальности, которую мне дали получить, и не жалею. Магнитка, Челябинск, Красноярск, Индия, Польша - все эти заводы на наших проектах работают. Мне стыдиться нечего.
* ГРАЖДАНСТВО *
Евгения Долгинова
Любила и буду
Казанская Медея
I.
Все как один говорили с уважением: «Работящая очень». Работящая, трудолюбивая, выносливая, работала за троих. Это видно и по фотографии, где девушка сорта «кровь с молоком» - плотная, крупная, русая, по-своему миловидная - обнимает одного из своих сыновей, светлоголового смеющегося мальчика. Счастливая крестьянская мадонна.
14 марта нынешнего года эта мадонна - 23-летняя Елена Зинягина, работящая, психически здоровая жительница Казани, положительно характеризующаяся по месту работы и жительства - обратилась Медеей. Следователи республиканской прокуратуры не могут вспомнить аналогичного преступления.
О смерти сыновей, Романа Зинягина и Даниила Зинягина, она сообщила сама - согласно показаниям жителя улицы Пионерской Игнатьева, Лена, подруга его знакомого и соседа, пришла вечером, спокойная, ничем не взволнованная, и попросила разрешения позвонить. Он дал ей телефон и ушел досматривать хоккей. Лена позвонила в милицию и, уходя, спокойно «сообщила ему, что у нее проблемы, потому что она только что утопила своих детей».
Милиционеры нашли мертвых мальчиков в пустой ванне (воду она спустила), в квартире - пластиковые бутылки из-под пива «Белый медведь» и несколько записок на тетрадных листах, написанных сразу после убийства.
«Саша прости меня я убила своих детей ты прекрасно знаешь что я любила и всегда буду любить тебя».
«Саша я убила своих детей ради тебя потому что я всегда любила и всегда буду любить».
«Александр я тебя любила и буду любить ради этого я убила своих детей Зинягина».
«Саша я убила».
И последняя - самая непостижимая:
«не смотря не на что».
II.
Никто не знает, почему молодая красавица Люба, уроженка деревни Куюки Пестречинского района Казанской области, выйдя замуж за односельчанина и родив первого ребенка, пошла в тяжелый алкогольно-половой беспредел. Татьяна Дмитриевна Зинягина, сестра Елениного отца, говорит мне, что брат Михаил думал развестись, но родились трое детей один за другим, и стало уже поздно, и брат тоже запил. Люба гудела отчаянно, надолго пропадала, а когда Лена пошла в пятый класс, ушла от детей окончательно. Родственники искали ее в городе - по притонам, вокзалам, подвалам, нашли, забрали маленькую Оксану, младшую сестру Елены, долго лечили от запущенной чесотки («теперь девка - загляденье»). Дети росли в интернате («в хорошем», уточняют все), в райцентре. Наверно, они и так росли бы в интернате - в деревне была только начальная школа. К детям приезжали, брали на выходные, покупали подарки, заботились, но семья Татьяны Дмитриевны выживала уже в городе, растили своих детей, забрать племянников не могли. Была еще бабушка, огород, сад. Потом полусиротство стало полным: пьяную Любу сбил КАМАЗ, а несколько лет назад Михаил утонул, отправившись рыбачить; по словам его сестры, он был отменный рыбак.
Лена, однако же, нормально училась (в интернате о ней вспоминают как о спокойной, хорошей и старательной девочке), писала стихи, правда, с книжкой тетка никогда ее не видела. Когда поступила в Казани в швейное училище (профтехлицей), жила уже у одной из теток. В училище к ней отнеслись очень хорошо, обнаружили явную склонность к профессии, пообещали даже комнату, - но куда там, 16-летняя Лена встретила Дениса. Практически сразу они стали жить вместе - Лена словно выполняла какую-то биологическую программу, сойдясь с первым встречным, хотя надо заметить, что и среди первых встречных Денис был самым незавидным вариантом. Эти отношения не были браком - и не только потому, что юный отец сумел дать своим детям разве что отчество, даже не фамилию. Тетки, посмотрев на Дениса, сразу все поняли - и собрали Лене денег на аборт. Деньги она взяла, покивав головой, но через несколько месяцев появилась с животом - «обманула нас, зараза». Родился Рома, еще через год - Даня. Несмотря на все мрачные обстоятельства, здоровые, умные, подвижные мальчики - чего-чего, а здоровья у Лены было в избытке, хоть пиши с нее фреску «Торжество плодородия».
Дениса все, не сговариваясь, характеризуют словом «никакой». Определенно говорят одно - пьющий, сильно пьющий, почти спившийся в свои 22 года. Без характера, без внешности… очень хотелось посмотреть на этого человека без свойств, но телефоны его безмолвствуют, дома никого нет, и даже соседи по семейному общежитию, куда я приехала, не смогли вспомнить, какой он - Денис: «Ну, какой-то такой… на улице пройдете - не заметите…»). Так или иначе, а к 2005 году сложилось такое распределение ролей: Лена работала на автомойке и на свою зарплату в 8-9 тысяч рублей (не самая низкая зарплата по казанским меркам!) содержала мальчиков, Дениса, его мать, тоже сильно пьющую даму, и бабушку. 29-летний Денис сидел с детьми - это давало ему моральный повод не работать. Он был, в сущности, безобидным и с детьми худо-бедно справлялся. (Спрашиваю, чем же питалось святое семейство до Лены-кормилицы? - да как обычно у деградантов: разменяли трехкомнатную квартиру, потом двухкомнатную, теперь комната в общаге, но и она, наверное, скоро уйдет). Лена работала много и тяжело, полтора часа добиралась домой, иногда пешком, поздно вечером. О детях заботилась изо всех сил, готовила, стирала, одевала, и следователь, и все родственники отмечают, что мальчики были неплохо одеты и в общем-то ухожены, у них были игрушки - тот материальный минимум, который появляется, когда есть хоть какая-то забота о ребенке. Детям помогали и родственники.
