Татьяна Москвина - Страус – птица русская (сборник)
Доронина вылепила вполне конкретный узнаваемый характер. Когда Васса возвращается домой после того, как дала взятку чиновникам, и горестно открывает сумку со словами: «Семьсот рублей!» – зритель улыбается в радости узнавания: наша женщина. Тысячи замотанных хозяек-начальниц каждый день приходят домой с такими вздохами. Но сквозь характер, как это часто бывает у Дорониной, идут горячие волны огромной мощи. Что бы она ни делала на сцене, она передает страданья и радости души. Это абсолютно иррациональная актриса. Железная, преступная капиталистка Горького полностью растворена, утоплена в жарких стихиях ее могучего излучения. Женщина обижена, женщина несчастна, женщина пыталась спасти гнилой мир и надорвалась, обрушилась, упала! – вот что играет Доронина, и такую высоту сегодня на театральной сцене мало кто может взять…
А потому не читайте вы ерунды и не глядите всякий вздор, а идите и смотрите на великих актрис, на Алису Фрейндлих, на Татьяну Доронину, не откладывайте, пока они еще с нами.
Любимец
Любимец публики, избранник богов Муслим Магомаев умер, ничем не омрачив свой великолепный сценический образ. Он сам был из победителей и пел о победителях – на эстраде нового времени ему решительно не было места. Разве что где-то в уголке на правах бывшей «суперстар». А Муслим Магомаев был не «суперстар», а натуральная сверхзвезда.
Удивительная это была страна – СССР. В ней области неумения, брака, халтуры перемежались со сферами, где брак был минимален, а халтура исключена, вроде космоса или эстрады. На советской сцене не могло появиться безголосого певца. Певцы зачастую пели фантастические по жуткому пафосу советские песни, но они пели их хорошими голосами. Однако даже на высоком профессиональном фоне советской эстрады Магомаев стал исключением, феноменом, лучшим из лучших.
Немыслимая, по-восточному сладострастная красота и невероятный «полетный» голос, сокрушительное и строго мужское притом обаяние, блистательный артистизм, очевидная широта крупной, щедрой натуры – все гармонично сочеталось в этом человеке и сулило столь же щедрую, блистательную, красивую судьбу.
И она отчасти сбылась. Магомаев создал целый творческий мир на основе многих замечательных песен отечественных композиторов. Всегда был любим и счастлив в браке. Даже сплетни о нем были какие-то незлобные, без грязи, даже развратная пресса новых времен не знала, к чему бы прицепиться. Импозантный, величественный и при этом явно добродушный, Магомаев всегда держался с удивительным достоинством и спокойствием замаскированного Гарун-Аль-Рашида, разгуливающего по Багдаду… Но беда наша в том, что не умеем мы связывать времена, живем какими-то рывками, скачками, один сон жизни сменяет другой, старые миры рушатся «до основания, а затем», деды чужды отцам, а песни отцов смешны детям. Вот американский коллега Магомаева певец Том Джонс – и сорок лет назад был Том Джонс, и двадцать, и поныне он Том Джонс, действующий певец со своей аудиторией и нормальной концертной жизнью. А у нас уже через десять лет работы певец часто выглядит как «тень забытых предков» и считается ретро. Между тем долгая творческая жизнь не только нормальна для работника искусства, но еще и служит верным залогом связи времен, созидания широкого общего пространства богатой культуры. Культуры, которая живет в том числе и богатой общей памятью, и общими переживаниями, а не одной лишь сменой моды.
Магомаев не стал вписываться в новый поворот, где ему грозила участь стать символом самого себя и собирать элегические залы желающих вспомнить о былом. Это тоже по-своему неплохо, но как-то, наверное, не по росту ему бы пришлось. Он, как помните, высокого роста был человек. Двести лет назад Магомаев дружил бы с королями, но выпали ему загадочные генеральные да первые секретари. Он, бывало, напрягал божественный голос в искусственном металлическом пафосе торжественных советских гимнов, но сквозь наслоения времени всегда слышался отзвук вечности.
Как песня Орфея, доносящаяся из ада.
Блестящий
26 сентября народному артисту СССР великолепному Олегу Валерьяновичу Басилашвили исполняется 75 лет. Из них ровно полвека он провел на сцене Большого драматического театра (Ленинград – Санкт-Петербург).
У меня было три любимых роли Басилашвили на сцене классического, эпохи Товстоногова, БДТ: надменный, всепонимающий «король-солнце» в «Мольере» Булгакова, фантастический проходимец Джингль в «Пиквикском клубе» Диккенса и несчастный прожигатель жизни князь Серпуховской в знаменитой «Истории лошади» по Л. Толстому.
Эти роли были изумительно, филигранно отделаны и показывали немалый диапазон актера. Смешнее этого Джингля я вообще мало что видела на сцене. И лучшего короля видеть не приходилось. И такого потрясающего рассказа о напрасной, пустой жизни, как это получилось у Басилашвили в роли князя, тоже не встречала. Французы с их обожанием блеска формы носили бы такого актера на руках всю жизнь. Правда, мы тоже в общем не подкачали в этом смысле…
Но при всей признанной величине актерского диапазона вы согласитесь – не представить нам Олега Басилашвили в русской избушке.
Ну, разве барин зашел к мужику молока попить…
В любой роли проглядывает в нем тонкость породы, щегольство ума. Им невольно любуешься, даже когда актер вне образа просто так появляется в какой-нибудь телепередаче. Изящно демонстрируя, что интеллигент – это не какой-то там вялый, безвольный, сомнительный типчик. Интеллигент – это может быть и звучать красиво, гордо, обворожительно!
Всем известно, что за глаза Олега Басилашвили называют «Басик», и если кому-то чудится тут ласковое кошачье имя «Барсик», то случайно ли? В нашем большом русском «доме культуры» есть актеры-иконы, на которых молятся, есть актеры-картины, которыми любуются, есть актеры-мебель: кто-то должен ведь и просто надежно служить… А Басилашвили вполне можно в шутку представить как актера-кота, всеобщего любимца, которым восхищаются даже тогда, когда он вроде бы «ничего не делает», изысканно-лениво шевеля лапами.
А ловит ли он мышей?
Еще как ловит! Молодое поколение зрителей, незнакомых с высшими достижениями труппы Большого драматического, узнало Басилашвили по фильму Бортко «Мастер и Маргарита», где он сыграл Воланда. И даже самая злобная и безграмотная часть этих зрителей увлеклась четким и остроумным образом, который изваял актер. Ему удалось передать глубочайшую иронию древнего мудрого существа, его холодность, насмешливость и легонькое любопытство к людишкам. Красиво очерченное лицо с правильными чертами было «никакого возраста», и это, надо заметить, весьма характерно для Басилашвили.
У него своеобразные отношения со временем. Умильного гоголевского помещика Манилова в классическом телеспектакле «Мертвые души» он сыграл сорок лет назад и уже тогда казался солидным мастером, а было-то ему всего едва за тридцать. А сейчас, когда Басилашвили выпадают роли ветхих старичков (в спектаклях БДТ «Дядюшкин сон», «Квартет»), прекрасно видно, что у актера нет психофизики старости, и ее приходится изображать, наигрывать – высмеивать. Сколько на самом деле лет этой ясной и умной актерской душе, непонятно.
Вообще, если невероятным усилием воли отвлечься от чар, которые излучает Басилашвили, то приходит в голову, что это очень странный актер.
При такой красоте трудно назвать его героем-любовником, ничего страстно-романтического он не играл. «Осенний марафон», говорите? Но стоит внимательно всмотреться в усталые и виноватые глаза героя, как возникают большие сомнения в том, испытывает ли он любовные чувства. В «Вокзале для двоих» речь тоже идет не о страсти, а о том, как несчастный человек находит себе верное любящее сердце. Эта картина, кстати, отлепила от Басилашвили ярлычок интеллигентного негодяя, которому сам Рязанов же и способствовал («О бедном гусаре…», «Служебный роман»). Впрочем, всех своих негодяев Басилашвили играл столь же прелестно и элегантно, сколь прелестно и элегантно он играл душевных заблудших интеллигентов – может быть, потому, что ни в ком из своих персонажей артист не растворялся полностью. В каждом, что называется, торчали уши: актерская усмешка, привет зрителю с экрана – дескать, ты не очень-то мне доверяй, я тут шалю-озорничаю…
Он слишком умен и рассудителен, чтоб растворяться в персонажах. Ему присуща любовь к гармонии и особая «осенняя прохлада» натуры, а потому наилучшим образом Олег Басилашвили чувствует себя в интеллектуальной комедии. И здесь кроме признанных удач у Данелии и Рязанова я бы обратила ваше внимание на целый ряд образов, созданных Басилашвили в остроумных гротескных фильмах Карена Шахназарова – «Город Зеро», «Сны», «Яды, или Всемирная история отравлений». Здесь актер показал великолепное умение с удовольствием, щегольски существовать в самых невероятных обстоятельствах и с точностью фармацевта дозировать насмешку!
