Максим Сбойчаков - Они брали рейхстаг
Медики попросили, чтобы их сопровождал этот же, как они выразились, приятный унтер. Плеходанов усмехнулся:
– Ишь как ты их расположил к себе.
– Берег, как самого себя, товарищ подполковник.
– Спасибо, товарищ Лысенко. Поздравляю! – Комполка пожал руку старшему сержанту. – Веди их к комдиву.
Когда они скрылись за дверью, майор Субботин проговорил:
– Два подвига в одном бою совершил парень. Героя достоин.
– Согласен, Евгений Сергеевич, – ответил Плеходанов. – Прорыв в рейхстаг с флагом и захват генералов заслуживают этого. Кончится бой, всю разведгруппу к награде представим, а Лысенко особо. Пока же надо думать об усилении штурма. Если там действительно двухтысячный гарнизон, туго нам придется.
Хирург Раиса Федоровна Калмыкова, к которой попал Сорокин, была занята раненным в ногу солдатом.
– Посидите пока, – попросила Сорокина медсестра Аня Фомина.
Лейтенант стал наблюдать за работой врача. Маленькая ручка у этой совсем юной блондинки, а твердая, видно. Вишь как ловко пинцетом орудует, мигом осколок фауста из голени солдата выхватила.
– Ну, что будем с ним делать: бросим сюда, – показала она на тазик, – или возьмете на память?
– Возьму. Хоть и поганая, а все-таки память из Берлина.
Сорокин усмехнулся. Какую только «память» не привезет солдат с войны!
Обрабатывая рану, Калмыкова расспрашивала солдат о том, как брали «дом Гиммлера».
Всем интересуются эти медсанбатовцы. Сведений у них о ходе того или иного боя нередко собирается больше, чем в штабе дивизии, о героях узнают всегда из первоисточников. Не случайно газетчики заглядывают сюда частенько. Сорокин не раз встречал около раненых старшину Николая Шатилова – корреспондента дивизионки.
И не только раненые их привлекают. Сами врачи, медсестры, санитары тоже достойны доброго слова в газете. Во время наступления сутками не спят, сколько жизней спасают! А сколько среди них подлинных мастеров своего цела! Скажем, главный хирург Алексей Степанович Бушуев. Не только в дивизии, во всей армии славится.
Навещая раненых своего взвода, Сорокин успел познакомиться со многими врачами. Да и его ран касались их умелые руки. Не раз благодарил он хирургов Константина Кузьмича Батаева, Анну Михайловну Кокоулину.
Вот та же Калмыкова – всего полгода на фронте, а как работает! Сорокин как-то разговорился с ней, похвалил за то, что быстро освоилась с фронтовой обстановкой. И тут обычная веселость ее пропала, глаза потускнели* «Привыкнуть к фронту трудно, даже, пожалуй, невозможно», – грустно призналась она и рассказала о только что законченной операции.
Привезли молоденького солдата Сергея Мамонтова. Нога у него висела как плеть, была холодная и вся черная. Нужно срочно ампутировать, чтобы спасти жизнь солдату, а он умоляет: «Доктор, миленький, оставь ногу-то, не отрезай. Ну как я без нее буду, ведь я совсем молодой!» Разве к такому привыкнешь?
Сейчас обрабатывает рану легкую, и настроение у нее веселое, хотя глаза и воспалены: «Если два-три часа в сутки урвешь для отдыха, это уже хорошо. Десять дней уличных боев дорого стоили…» Отошла к крану, стала мыть руки. Тем временем Аня бинтовала раненого.
– Ну, разведчик, показывай, что у тебя, – шутливо спросила Калмыкова, подходя к Сорокину.
– Да ничего серьезного, Раиса Федоровна. Осколка на память в голове не засело… – Взгляд Сорокина остановился на тазике, почти до краев наполненном пулями и осколками. – Ого, сколько вы их повытаскивали! Эти, что ж, не захотели брать?
– Всякие тут, – вздохнула Раиса. – Иные не могли взять, иные не пожелали. Взяла бы сама эти фашистские «сувениры», да тазик не поднимешь… Ой, как вам марлю положили…
– Сам обматывал, возвратившись из рейхстага.
– Как, вы из рейхстага и молчите? Радио о вас передавало. Расскажите же толком, как и что там… – Увидев входящего в операционную командира хирургического взвода лейтенанта Матюшина, обратилась к нему: – Иван Филиппович, лейтенант Сорокин из рейхстага, к счастью, сравнительно легко отделался. Посмотрите.
– Много там раненых? – спросил Матюшин, разглядывая рану.
И когда Сорокин ответил и назвал в числе раненых лейтенанта Греченкова и сержанта Такнова, хирург недовольно проворчал:
– Греченков – известный «симулянт», всегда игнорировал медсанбат. Все на своих средствах тянет. И подчиненные с него пример берут, не идут в медчасть. Этак и доиграться можно.
– Он еще у «дома Гиммлера» был ранен.
– Ай-я-яй, – покачала головой Раиса. – Раненый пошел на штурм рейхстага?
– Говорит, совсем забыл о ране. И не мудрено: Кенигсплац хуже ада.
– Приготовьтесь, Раиса Федоровна, – сказал Матюшин. – Раз Магомет не идет к горе… В общем, придется нам выбросить пункт в рейхстаг.
– Я готова хоть сейчас, Иван Филиппович.
Сорокин хотел повидать своего Санкина, но Матюшин огорчил: в тяжелом состоянии солдат отправлен в госпиталь. Подробности расспросить не успел – подъехала машина, в которой командир медсанвзвода полка Григорий Жидель привез раненых, и надо было срочно перенести их в помещение.
В приемной Сорокин столкнулся с Лысенко. Сдав пленных и узнав, что медсанбат рядом со штабом дивизии, он поспешил туда. При виде друга Сорокин остолбенел, потом в тревоге бросился к нему:
– Ты ранен?
– Нет, пришел навестить раненого.
Веселый тон помкомвзвода успокоил лейтенанта, все еще не выпускавшего его руку.
– Пойдем в полк, по дороге все расскажешь.
Обстрел моста и прилегающего к нему района продолжался, то и дело приходилось нырять в подвалы.
Облегченно вздохнули, лишь войдя в «дом Гиммлера», за толстыми стенами которого было безопаснее. Но именно здесь и случилась беда. Когда Лысенко заглянул в одну из комнат первого этажа, туда влетел снаряд. Взрывная волна бросила старшего сержанта в угол. На какое-то время он потерял сознание. Очнулся, ощупал себя – цел и невредим! Каких только чудес не бывает на фронте!
Взгляд его остановился на развороченном окне. Ага, это в него попал снаряд. Но почему стало так тихо? Встал, потер уши – тишина не нарушалась.
В комнату вбежал Сорокин. Он что-то кричал, но Лысенко ничего не слышал. Выходит, оглушило. Сорокин подхватил его под руку и повел в подвал. Лысенко хотел объяснить, как все произошло, однако язык не повиновался: прилипал к нёбу, заплетался. Выходит, еще и контужен.
Около часа просидел, облокотившись на вещмешок, прежде чем стал различать еле уловимый грохот, будто артиллерия стреляла где-то за много километров.
«Значит, глухота пройдет», – обрадованно подумал он и твердо решил возвратиться в рейхстаг, где сражались его друзья-разведчики.
Глава девятая
Знамя победы
1
За войну судьба много раз сводила батальоны Неустроева и Давыдова. Они взаимодействовали в боях, поддерживали, выручали и прикрывали друг друга, менялись ролями, действуя то в первом, то во втором эшелоне. Так и сейчас Давыдову посчастливилось первому идти на штурм. Это большая честь. Неустроев завидовал другу, хотел быстрее включиться в штурм – ведь на долю его батальона выпала почетная задача – водрузить над рейхстагом Знамя Победы.
Командование батальона старалось как можно лучше подготовиться к бою.
В просторном подвале, где собрались на митинг воины батальона, развешаны плакаты. Больше всех привлекает внимание Петра Пятницкого вон тот: «Водрузим над Берлином Знамя Победы!» На переднем плане – солдат. На груди его – автомат, в руках – знамя. Позади арка с надписью: «Германия». Хороший плакат, ко времени появился.
Смотрит на плакат Пятницкий, и кажется ему, что этот солдат зовет именно его смелее идти на штурм, скорее покончить с ненавистным фашизмом. Он твердо решил не сидеть на КП, а пойти на штурм в числе первых. Правда, он еще ничего не говорил комбату, но скажет. Скажет и о красном флаге, который носит на груди.
В одном из коридоров ординарец столкнулся с Егоровым и Кантария. Оба возбужденные, словно награду правительственную получили. А что? По сути дела, оно так и есть – награда, да еще какая: их назначили знаменосцами. Полковник Зинченко, когда вручал Знамя, подчеркнул:
– Почетна эта задача, и вы заслужили ее. Ратными делами своими за все годы войны.
Невдалеке группа солдат окружила капитана Матвеева и нового парторга батальона Петрова, заменившего раненого Шакирова. И тут говорят о самом волнующем – штурме рейхстага. Что в нем, какие силы его обороняют? Кто-то заговорил о страхе, который испытывают гражданские немцы перед нашими воинами.
–. Не удивляйтесь, – пояснил капитан. – Фашисты давно гнусно клевещут на нас, на всех коммунистов земного шара. Еще в тридцать седьмом году Геббельс устроил в рейхстаге выставку картин на тему «Козни коммунистов всего мира». Все тут было: и убийства, и кражи, и насилия, якобы чинимые коммунистами.
