Теодор Герцль - Обновленная земля
Но мои слова, конечно, сказаны были в пылу радостного увлечения. Услуги Браунштейна и теперь еще были нужны. Предстояла еще закупка лошадей, коров, овец, домашней птицы и всевозможного корма. И я отправил опять Браунштейна в Голландию, Швецию и Венгрию с полномочием покупать самый лучший дорогой скот.
Вместо волов нам нужно было позаботиться об угле для плугов. Но это уже касалось Рюбенца. Тогда азиатский уголь не был так доступен, как теперь. Рюбенц по телеграфу заказал уголь в Англии, и в двадцать четыре часа он с этим вопросом покончил. Теперь нам и уголь уже не нужен. И локомобиль, который стоит с краю поля, для нас уже остаток старины. В то время еще не было у нас водяной силы – канала Мертвого моря. Теперь же, путем проволок, проведена к плугам сила Иорданских вод, – канала, отведенного от Мертвого моря, Ливанских и Гермонских озер.
Это были в общих чертах первые мои…
Тут профессор Штейнек шумно попросил слова. Давид закрыл фонограф.
– Я хочу сказать несколько слов, – сказал он. – Это скорее литературное, мало относящееся к делу замечаше, и я прошу на меня не пенять. Знаете, что мы слушали сейчас? Новую Хад-Гадью. Вы понимаете?
Из присутствующих только один Кингскурт не понял профессора и ему объяснили его слова.
Хад-Гадья, овечка – это последняя полушутливая полуфилософская история в книге, которая читается за пасхальной трапезой. Кошка съедает ягненка, собака разрывает кошку, палка убивает собаку, огонь пожирает палку, вода гасит огонь, вол вьшивает воду, мясник умерщвляет вола, ангел смерти уводит мясника, и всеми правит Бог, начиная от ангела смерти и кончая маленьким ягненочком.
– Тоже – сказал профессор, – и с этой водяной силой. Волов вытесняет уголь, уголь выгесняет вода… И старый Литвак благоговейно повторил:
– И всеми правит Бог, начиная от ангела смерти и кончая ягненочком.
IV
Уже было поздно. Слушатели устали и единодушно решили дальнейшую повесть фонографа отложить до следующего дня. Гости разошлись. Была светлая лунная ночь.
Дорога от виллы старых Литваков к отелю лежала вдоль озера. Кингскурт шел рядом с профессором Штейнеком и предлагал ему вопрос за вопросом. История этого великого переворота в судьбе еврейского народа увлекала его, хотя он при всяком удобном случае подчеркивал, что его интересует, главным образом, только широкое применение культуры старого и нового света. Самая же судьба людей, будь то евреи, христиане или язычники, его нисколько не занимает. Он был и остается человеконенавистником и заботы о ближнем считает величайшей глупостью. Но это переселение евреев ему нравится, как весьма любопытное, массовое, идейное предприятие. И он ждет с нетерпением продолжения фонографической повести. Остальные гости шли парами и группами и оживленно болтали между собой. Сарра, жена Давида Литвака, шла с Фридрихом, который был задумчив, рассеян и невпопад отвечал своей милой спутнице. Она заметила его рассеянность и стала подтрунивать над ним. Тогда он очнулся и сказал:
– Какая ночь! Глядите, как дробится лунный свет на Генисаретском озере! Сказкой веет от этой волшебной ночи – и это действительность! И я мог бы спросить: «Чем отличается эта ночь от других ночей?» – Я понимаю – свободой, в которой человек становится человеком… Ах, фрау Литвак, если бы и я… если бы и я мог внести в это дело лепту своего труда!..
– Почему же вам этого не сделать?
– Это невозможно. Кингскурт скоро уедет.
– Ну что там, – ответила она, смеясь. – Это мы устроим. Вы оба нам принадлежите. Вы – как спаситель нашей семьи, он – как ваш друг. Нет, нет, доктора Левенберга мы отсюда не выпустим, а этого старого ворчуна я постараюсь привязать к Палестине любопытными цепями.
Фридрих расхохотался:
– Да вы никак его женить замышляете?
– Что же, если бы я задумала, я б это устроила. Я б его женила, например, на мистрисс Готланд или на Мириам.
– Ну в отношении старика это шутка несколько злая…
– Мужчина, – серьезно ответила она, – никогда не бывает слишком стар для брака. Это преимущество всегда останется за вами. Впрочем, вашего мистера Кингскурта я удержу другими любовными цепями. Он без ума от моего Фрица.
– Меня это нисколько не удивляет, потому что другого такого Фрица нет. Это, ведь, необыкновенный ребенок.
Фридрих с улыбкой слушал ее наивный панегирик Фрицу и поддакивал ей:
– Конечно, конечно, – удивительный мальчик.
– Он не только красив, – продолжала она, – он и умен, и ласков, и послушен. И вы полагаете, что если я часто буду оставлять Кингскурта с Фрицом, он не привяжется к нему всем сердцем. Увидите, он не в силах будет расстаться с ним и, конечно, не уедет отсюда!
Фридриха трогали до глубины души откровенные материнские восторги этой, обыкновенно очень скромной, умной и тактичной женщины. Но сынишка ее в действительности был премилое создание, и мать, в сущности, даже и не преувеличивала влияние его чар на старого ворчуна. На следующее же утро Фридрих, заглянув случайно в детскую, увидел такую картину: старик полз по полу на четвереньках, а малыш сидел верхом на его спине.
– Он будет кавалерист, отличный кавалерист! – смущенно говорил он, вставая с помощью Фридриха на ноги. – А теперь ступай к своей няне, или я с тобой посчитаюсь, пострел ты этакий!
Но он предпослал своей угрозе такую нежную, милую улыбку, что Фриц только весело взвизгнул и крепко обвил ручонками его колени. Мальчуган не подозревал, что он имеет дело с ярым человеконенавистником, и безпечно отдавал ему всю нежность своего маленького сердца. Когда его хотели послать в гости к старикам, и Кингскурт оставался в отеле, он поднял такой рев, что матери пришлось просить старикае сжалиться над ребенком.
Кингскурт с напускным неудовольствием уступил просьбам матери, что-то ворчал, но когда Фриц при виде его просветлел, он не мог дольше выдерживать роль я радостно разсмеялся.
Давид и Сара вышли из дому вслед за ним и видели, как старик, шагая за спиною няни, дурачился и смешил мальчика, который подпрыгивал и вскрикивал: «Отто! Отто!»
Пока Фридрих бодрствовал, старый «Отто» ни делать ничего не мог, ни с кем-либо говорить. И лишь когда маленький деспот уснул, он заявил о своем желании услышать продолжение доклада Иоэ Леви. На этот раз слушателей было меньше. Мистрис Готланд, стоявшая во главее общины сестер милосердия, была у больного. Священник из Сефориса еще утром вернулся домой. Патер Игнатий тоже не был свободен в этот день. Братья Штейнеки должны были притти поздней. Давид распорядился, чтобы фонограф перенесли в гостиную, примыкавшую к комнате больной матери. Ей было немного лучше, и кресло ее выкатили в гостиную. Она сидела и слушала с грустной улыбкой на восковом лице. У ног ее, на низеньком пуфе сидела Мириам, и ласково гдадила ее руку. Старый Литвак и Кингскурт удобно уседись в широкие мягкие кресла. Решид-бей помог Давиду установить фонограф, и оба заняли места за столом. М-р Гопкинс и Фридрих примостились на маленьком диванчике в углу. Отсюда Фридрих видел перед собою изящную фигуру Мириам, ласкавшую глаз красотою линий, а дальше, в окна – волнистые очертания холмов, громоздившихся над блестящим озером.
Давид вставил валик, и голос Иоэ Леви начал опять с той фразы, на которой он остановился накануну:
«Таковы, в общих чертах, первые мои начинания.
Машина была пущена в ход. Алладино сообщал о покупке земель самые благоприятные сведения. Штейнек писал, что в марте он откроет кирпичный завод новейшей системы и цементную фабрику. Варшавский и Леонкин извещали, что в еврейских общинах России и Америки бодрое настроение растет. Броунштейн и Кон тем временем запасались семенами и скупали рабочий скот.
«Надо было подумать также о том, как привлечь в Палестину, кроме неимущих бедствующих масс, и высшие, в экономическом отношении, слои еврейства.
Этих – трудовая помощь или непосредственная денежная поддержка не могли прельщать. Для них надо было придумать другую приманку. Я воспользовался идеей египетского хедива, Измаила. Каждый, кто брался выстроить дом стоимостью не менее тридцати тысяч франков, получал данный участок земли в полную собственность. Тоже сделал и я, но выговорив обратный переход земельной собственности к общине пятьдесят лет спустя. Египет обязан своим прелестным Каиром только остроумной мысли хедива. Как только идея льготы распространена была нашими доверенными, со всех концов света стали поступать в нашу лондонскую контору заявления о желании строиться. Главный секретарь Вельмер, вместе с главным инженером Фишером, выработали строительный устав. Планы Хайфы, Яффы, Тибериады и других городов утверждены были дирекцией еще до отъезда Штейнека. Архитектор наш представил и несколько типов изящных изданий. Мы эти планы вместе с прейскурантами разослали во множестве экземпляров во все страны, всем изъявлявшим о желании основаться в Палестине. Впрочем, планы эти ни к чему их не обязывали. Они по ним могли во всяком случае, получить представление о том, что и за какие деньги можно выстроить. Первое распределение земельных участков должно было состояться весною, 21-го марта. При чем должны были быть удовлетворены заявления, поступившие только до первого марта. Главным условием такого договора было вступление приобретавшего землю членом в общую артель наших иммигрантов и взнос в кассу Новой Общины третьей части стоимости постройки наличными деньгами или ценными бумагами. Если он сам не мог явиться к этому дню в Палестину, то он должен был указать представителя своих интересов. Взнос мог быть возвращен, как только начата будет постройка. Земельные участки распределял комитет, выбранный прибывшими в Палестину и желавшими строиться из своей же среды. Некоторые приобретали землю группами, и таким отдавалось предпочтение перед отдельными личностями, так как первые брали на себя более значительные обязательства, как проведение улиц, дорог, канализация, освещение, водоснабжение. На случай всяких недоразумений и протестов со стороны иммигрантов, учреждено было бюро из пятидесяти юристов и молодых кандидатов прав из разных стран. Нам нужно было такое космополитическое бюро еще в виду обильной корреспонденции, которая велась на всех языках.
