Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №5 (2002)
С лукавинкой косятся на меня.
...Неплохо, вроде бы...… Но нет, хочется большего:
Я колдую над строкою,
Тороплю ее в полет
И казнюсь, что под рукою
Колдовства недостает.
Похвальная неудовлетворенность сделанным, порою — не далее, чем вчера; неудовлетворенность, присущая истинным поэтам! И она обещала новые художественные открытия, особенно в лирике.
Но… случилось непредвиденное: на страну девятым валом накатился “гиблый блуд перестройки”. Так определил поэт-солдат Михаил Борисов начавшуюся в середине 80-х трагедию контрреволюционного переворота в Советском Союзе задолго до того, как организатор и вдохновитель его М. Горбачев на семинаре в Американском университете в Турции (1999 г.) расшифровался наконец: “Целью всей моей жизни было уничтожение коммунизма. Именно для этой цели я использовал мое положение в партии и в стране”.
“Уничтожение коммунизмз...” значит, уничтожение таких носителей его, как Михаил Борисов... Интуитивно уловив намерение Иуды, поэт в предисловии к своему “Избранному”, вышедшему в свет в 1999 году, с достоинством русского солдата-Героя заявил: “Лично для меня воцарившееся ныне время, а также сопутствующие ему железные тиски беспредела и хаоса сразу переросли в настоящую трагедию. Как в общем и для многих моих ровесников. Мы ведь родились, выросли и состарились вместе с Советской властью, были свидетелями возмужания Отчизны, ее смертельной схватки с фашизмом, ее возрождения из пепла”.
Для выражения чувств, переполнявших его с этого времени, требовалось иное, более грозное оружие — публицистика, исполненная гражданственности, патриотизма, высокой нравственности. И он этим оружием овладел! Перевертыши, предавшие и Советскую власть, и партию, ненавистны ему до омерзения:
Встает из мглы угрюмый лицедей,
Беснуется, как может и как хочет,
И на брусчатке старых площадей
Над нашими святынями хохочет.
Он снова всемогущ и многолик,
Его напор
Атаки танков горше…...
Это какой же болью должна болеть душа поэта-солдата, чтобы разрушительный напор лицедеев, наглость, ставшая их девизом, показались ему “атаки танков горше”?
А что народ перед лицом этой наглости? Народ великой страны? Народ, совершивший социалистическую революцию; за 15—20 лет после нее научившийся делать танки и самолеты; сломавший хребет науськанному на него Европой завоевателю, за 10 лет преодолевший послевоенную разруху, перегородивший плотинами могучие реки, распахавший неоглядную целину, создавший, в ответ на вызов США, атомную бомбу; первым с планеты Земля врубившийся в кос-мос?
Что же народ?.. Такой вопрос не мог не встать перед поэтом. И вот его ответ, полный горечи и сожаления:
По всей стране моей народ
На адском мечется изломе.
Мечется...… на изломе... на адском изломе! “Преувеличение!” — скажет тот, кто устроился уже у корыта.
“Нисколько!” — отвечу я. Поэту-солдату с высоты его подвига (имею в виду психологическую, нравственную высоту) виднее. И я верю ему!.. Да и сам не слепой. Мечется народ, сбитый с пути, по которому шел 75 лет, мечется, не в силах понять логику случившегося, мечется, готовый что-то предпринять, но не знающий — что...
Новоявленные буржуи, среди бела дня ограбившие его и усевшиеся ему на шею, а вместе с ними их ставленники во власти, презрительно кривя рот, говорят:
“Плохой народ! Пьет, ворует, разбойничает, убивает... Дети его беспризорничают, занимаются проституцией... Это при живых-то родителях! Стыд, позор!” — кипя возмущением, восклицают они.
Что мог бы ответить народ на это, если б он мог ответить? То есть если бы ему дозволили раскрыть рот перед телекамерой, как это позволяется ежедневно, по секундам немерянно, Немцову, например, Жириновскому, Швыдкому, Познеру, Хакамаде и др.; если б хитроумный и вездесущий Шустер благоволил народу так же, как названным выше выходцам из народа?
Боясь не уложиться в отсчитанные ему в телешоу “Свобода слова” 25 секунд, народ для ответа на облыжные обвинения извлек бы из национальной копилки мудрости всего лишь четыре слова:
— Что посеешь — то и пожнешь!
И был бы прав!
Вспомните, что вы посеяли, господа? Социальное неравенство, эксплуатацию человека человеком, безработицу, безнравственную масскультуру, сексуальную революцию — щедро посеяли, перекрестным способом — и ждете, что взойдут цветы всеобщего счастья и благоденствия.
— Не взойдут, — отвечают вам те, кто еще способен мыслить, отличать черное от белого. — Не взойдут, потому что народ, в национальном масштабе, это уже “проходил” и хорошо знает (а генетической памятью — помнит), какими всходами “радовал” его дедов и прадедов подобный посев. И помня, пятиться назад не захочет.
Пока же он пребывает в растерянности и разброде, демонстрируя своим поведением реальные всходы, а не те, какие рисуются в воображении новоявленным хозяевам жизни. Поэт, умудренный суровым опытом войны, чутко уловил это состояние народа:
Ордынским одурманенным угаром,
Народ
Толпе разгульной стал сродни.
На первом месте здесь, как и следует быть, причина, на втором — следствие: “одурманенный... стал”. Но если “стал”, то, значит, не был таким, не был “толпой разгульной”. Стал ею только в эти “перестроечные” годы; стал, вдоволь хлебнув “дурмана” предательства, лжи, воровства, пьянства, наркомании, проституции, заказных убийств, детской беспризорности, нищеты — то есть всего того, что надежно обеспечивается фундаментальным законом капитализма: “Человек человеку волк”.
Поэт назвал этот угар “ордынским”. Наверное, справедливо, хотя такого разврата — изощренного, публичного, на глазах у детей — уверен, не знала и Орда.
Задыхаясь в этом “угаре”, поэт начинает терять веру в то, что в конце концов, он, угар этот, будет развеян ветром народного возмущения, материализующегося пока только в вопль: “Доколе?”
Слабее становится вера во мне
Под гнетом сомнений и боли,
Пока одиноко плывет по стране
Тягучее слово: “Доколе?”
Повсюду дурит настоящий Содом,
По-хамски хохочет Гоморра...
Что будет с Россией,
Когда мы уйдем,
Последняя рухнет опора?
“Мы” — здесь, по замыслу автора — ветераны войны, солдаты Победы. Но нам, читателям, за этим “мы” видятся не только солдаты, но и все военное поколение. Да, оно делилось на две почти равные половины — фронтовиков и “тружеников тыла”, но на деле являло собой крепчайший монолит, раздробить который не мог даже такой тяжкий молот войны, каким была подмявшая под себя всю Европу фашистская Германия.
Михаил Борисов принадлежит к этому поколению. Он гордится им, называет опорой государства. Но вместе с тем и тревожится: “Что будет с Россией”, когда оно уйдет? Тревога эта разрывает его душу. Он сравнивает ее с тревогой солдат — защитников крепости, только что, с большой кровью, отбивших приступ врага и вдруг получивших приказ оставить ее.
Что это: предательство? Измена?
Мучительно раздумывая над этим, поэт-солдат приходит к неожиданному выводу: война 1941—1945 годов, хотя она и была неслыханно кровопролитной и разрушительной, не стала главным, искупающим все страдания испытанием для народа, — оно, главное, впереди. Желая довести этот вывод до сознания всех, кто оборонял крепость-Россию, поэт пророчествует:
Мы начинали, знаете, с зачета,
Нас ждет еще экзамен основной.
"Власть над душами принадлежит единому Богу" (Беседа писателя Андрея Воронцова с архимандритом Тихоном (Шевкуновым) (Наш современник N5 2002)
“ВЛАСТЬ НАД ДУШАМИ
ПРИНАДЛЕЖИТ ЕДИНОМУ БОГУ”
С архимандритом ТИХОНОМ (ШЕВКУНОВЫМ),
наместником Московского Сретенского ставропигиального монастыря, беседует писатель Андрей Воронцов,
член Общественного совета журнала “Наш современник”
А. Воронцов: Отец Тихон, приближается светлый праздник Воскресения Христова. Среди читателей нашего журнала есть и верующие, и еще не пришедшие к вере люди. Думаю, и тем, и другим будет интересно услышать от Вас, что означает для русских людей этот великий праздник.
О. Тихон: День Воскресения Христова нам напоминает об истинном предназначении человека, о жизни длиною в вечность, которая предстоит каждому из нас. Хотим мы этого или нет, верим в это или не верим, нравится нам это или не нравится, но личность человека, его душа — бессмертны. Воскресение Христово — это не просто религиозное событие, не предание о смерти и воскресении божества (что было и у язычников), а дарованное людям духовное и историческое свидетельство о бессмертии души, о том, что Сын Божий сошел с небес — “нас ради человек и нашего ради спасения”, — умер и воскрес ради нас.
