Натан Эйдельман - Тайные корреспонденты "Полярной звезды"
О том, как Афанасьев доставал и проводил в печать запретные страницы истории XVIII в., мы кое-что узнаем из письма известного слависта В. Ламанского (письмо без даты, очевидно, написано в 1861 г.). Ламанский просит напечатать в «Библиографических записках» присланные им материалы о Радищеве, не рассказывая никому, кроме Касаткина, кем они доставлены, и, оговорив в печати, что «эти материалы добыты <редакцией> откуда-нибудь изнутри России, всего лучше в том случае ссылаться на покойников. Так сделал, например, Пекарский, приводя одно место из мемуаров Екатерины, когда они еще не были изданы. Он сослался на Мейера»19.
Наконец, издатели журнала иногда ухитрялись в замаскированной форме помянуть даже Герцена, Огарева и их издания.
В № 8 (27 апреля 1858 г.) был помещен следующий перевод из немецкого журнала «DeutschesKunstblatt»:
«С. Т. Аксаков — талант не первого разряда. Тургенев стоит выше его по волшебному дару воссоздавать все тайные прелести природы, Гоголь — по неистощимому богатству, N — по красноречивому жару благородных убеждений»20.
Вряд ли можно, сомневаться, кто скрывается под литерой «N» и чьи убеждения редакция сумела назвать «благородными» в легальном, подцензурном издании.
В № 9 редакция напечатала следующие строки: «Появилась еще какая-то безграмотная и пошлая басня „Ороскоп кота“ (акростих). Соч. Ижицина на крошечном листке; очевидно, спекуляция, ибо продается по 10 коп.»21.
Известный «Ороскоп» Бориса Федорова содержал акростих — угрозу Герцену, Огареву и их друзьям: «Колокольщикам петля готова ИЧСН»22. Этот выпад «Библиографические записки» не оставили, как видим, без ответа.
В № 20 журнала за 1859 г. «П. Е.» (т. е. П. А. Ефремов) ухитрился сообщить несколько стихотворений, не вошедших в последний сборник стихов Н. П. Огарева (Огарев уже больше года как открыто выступал на страницах Вольной печати, но судебное решение о лишении его прав и изгнании из пределов России последовало только в I860 г.).
Относительно стихотворения «Славянские девы» А. И. Одоевского П. А. Ефремов заявил, что оно было перепечатано в одном из альманахов 1861 г.23 Цензоры не сообразили, что речь шла о VI-ой книге «Полярной звезды» (стихотворение Одоевского помещено там на стр. 193–194). В той же статье П. А. Ефремов сумел еще раз намекнуть на «Полярную звезду»: «Г. Гаевский в статье своей „Празднование лицейских годовщин“ („Отечественные записки“, 1861 г., № 1) указывает на послание Одоевского А. С. Пушкину, напечатанное в одном из альманахов 1856 г. и перепечатанное в изданном в 1858 г. „Собрании стихотворений Пушкина и других лучших авторов“ на стр. 218»24.
Речь шла, понятно, об ответе декабристов Пушкину («Струн вещих пламенные звуки…»), причем намек на это послание, содержавшийся в статье В. П. Гаевского, Ефремов откровенно расшифровывал ссылкой на полузапретное берлинское «Собрание стихотворений Пушкина и других лучших авторов» и на совершенно запретную «Полярную звезду».
Во второй своей статье — «Поправки и дополнения к некоторым стихотворениям Пушкина» — Ефремов еще дважды напомнил читателям о «Полярной звезде»: один раз в связи с посланием Пушкина «Во глубине сибирских руд…», в другой раз, заявив, как бы между прочим, что «письма к Дельвигу, Бестужеву и некоторым другим лицам явились недавно в более полной и удовлетворительной редакции <чем в русских подцензурных изданиях> в одном из альманахов»25.
Этот краткий обзор не может, конечно, заменить подробного исследования истории «Библиографических записок». Несомненное общественно-политическое значение имели и постоянные обзоры различных русских и зарубежных изданий, и материалы о раскольнической литературе (например, «Раскольническая библиография Павда Любопытного», № 5, 1861 г.), появлявшиеся в журнале.
Однако даже самый общий обзор открывает большое сходство тем и материалов (декабристы, Пушкин, Радищев) у подцензурных «Библиографических записок», а также бесцензурных «Полярной звезды» и «Исторических сборников Вольной русской типографии». Это сходство интересно и потому, что теми же авторами и издателями «Библиографических записок» многие очень ценные документы пересылались в Лондон, когда становилось ясно, что их не напечатать в Москве и Петербурге.
Значение «Библиографических записок» выходило, разумеется, за пределы библиографии, что вызывало регулярные цензурные преследования журнала. Вот несколько образчиков цензурных гонений (по документам, отложившимся в делах Главного управления цензуры).
В начале 1858 г. сын А. С. Пушкина Григорий Александрович пожаловался министру народного просвещения на «Библиографические записки» из-за обнародования «совершенно домашних и семейных» писем А. С. Пушкина к брату Льву Сергеевичу. г. А. Пушкин требовал, чтобы цензура «не одобряла к печати записок, писем и других литературных и семейных бумаг отца моего без ведома и согласия нашего семейства»26. 6 февраля 1858 г. министр народного просвещения А. С. Норов уже сделал строгое замечание издателю журнала (Н. М. Щепкину) и цензору Н. Ф. Круэе за помещение названных писем, «в коих многое не должно было являться в печать как оскорбляющее чувство приличия и самое чувство уважения к памяти великого поэта, коего жизнь принадлежит еще современной нам эпохе, — и за оказавшихся там — же неуместные шутки и отзывы об отце и родственниках Пушкина, личности, неблагопристойности и многие другие неуместности»27.
Права на Пушкина его родственников и правительства были вскоре подтверждены новым выговором, который 6 сентября 1858 г. получил мягкий цензор Крузе, — на этот раз за то, что пропустил в № 12 «Библиографических записок» несколько «неприличных стихотворений» А. С. Пушкина («Ах тетушка, ах Анна Львовна…», «К Смирдину как не зайдешь…» и др.).
Власти проявили бдительность и разгадали, правда задним числом, хитрый маневр «Библиографических записок», поместивших пушкинскую эпиграмму на Булгарина «Не то беда, что ты поляк…» как уже публиковавшуюся прежде.
Эпиграмма действительно была опубликована еще в 1830 г. но… самим Булгариным, который пошел на этот трюк, чтобы публично донести на ее автора. Понятно, новая публикация этих строк, уже независимо от Булгарина, имела особый смысл, и «Библиографические записки» были обвинены в «оскорблении журналиста, живущего до сих пор, с полным напечатанием его имени и фамилии»28.
Позже Н. Ф. Крузе был заменен более жесткими цензорами — Безсомыкиным, Гиляровым-Платоновым и Наумовым.
«Библиографическим запискам» приходилось туго. В 1861 г. издание явно потускнело; отчасти это, вероятно, объяснялось недостатками нового издателя В. И. Касаткина, но в основном зависело от цензуры29. Так, 28 декабря 1861 г. московский цензурный комитет жаловался в Главное управление цензуры, что в одной из статей, предназначенных для «Библиографических записок», «тайный советник Шешковский, управляющий при императрице Екатерине II тайною канцеляриею, изображен жестоким инквизитором и палачом, а в другой статье автор с похвалою отзывается о бывших издателях „Полярной звезды“ А. А. Бестужеве и Конд. Фед. Р…ве <так!> и о друзьях их Кюхельбекере, Никите Муравьеве и других»30. 20 января 1862 г. Главное управление цензуры уважило своих московских коллег и запретило как «Шешковского», так и «похвальные отзывы» об издателях-декабристах.
Два месяца спустя московская цензура с одобрения петербургской отразила попытку (видимо, А. Н. Афанасьева) напечатать замечания Екатерины II на книгу Радищева и ответы самого Радищева на вопросы следствия31.
Письма активных сотрудников «Библиографических записок», особенно В. И. Касаткина, в ту пору полны ярости и жалоб на «цензурный терроризм». 20 января 1861 г. В. И. Касаткин описывал В. П. Гаевскому, как цензор в «дебатах со мною <…> объявил мне, что приставлен к „Библиографическим запискам“, как собака», и советовал «не издавать бы вовсе такого заслужившего дурную репутацию журнала»32.
14 мая 1861 г. В. И. Касаткин жаловался Е. И. Якушкину: «Материалов для „Библиографических записок“ довольно, но, увы, большей частью они не цензурного свойства <…> цензура московская — олицетворенная мерзость и тупость <…> У меня погибли 4 статьи. Ожидают погибели целый десяток. Что делать? Просто руки опускаются»33.
