Александр Дугин - Геополитика постмодерна
Федерализм — это общество, в котором субъектом выступает не отдельный гражданин или какое-то иное внутригосударственное образование вроде национальной республики, области или губернии, а именно этнос. С федерализмом связана концепция прав не нации, но этноса, основанная не на территории, а на культурно-религиозной составляющей. Этнофедерализм предполагает безусловное единство и неделимость территории. А этнические процессы, как бы они ни выражались и какую бы автономию этносы при этом ни получали для реализации своих интересов (языка, культуры, религии, экономического потенциала), — должны происходить в строго ограниченных рамках евразийского, российского пространства. В России этносы свободны, вольны в своих действиях, за исключением создания национал-государственных анклавов и заявлений о суверенитете той или иной территории или административного округа.
Это революционная для российской политики идея может реализоваться лишь в интеграционном процессе: просто так лишить, скажем, Татарстан всех его надежд, намеков и трендов на государственный суверенитет совершенно невозможно. Зато такая возможность появляется в рамках Евразийского союза. Скольких административных, конституционных барьеров, существующих в рамках РФ, можно избежать, если изложить эти принципы в конституции или в другом укладе, например, в Великой Ясе Евразийского союза. Тогда все народы, вступающие в этот новейший, революционный и одновременно древнейший проект, будут иметь дело с уже установившимся этнофедеральным устройством, с единством стратегических территорий, свободой этноса. Эта идея составляет специфику современного евразийства. Ранние евразийцы мыслили гораздо более приблизительными категориями, даже с оттенком русского империализма, принимая соседние народы лишь как «полурусских», «полуправославных». Мы держимся иного мнения. Новые евразийцы, согласно Гердеру, считают каждый народ мыслью Бога. Главное, у нас должен быть единый евразийский союз, единая государственная система, обеспечивающая этим народам право на сохранение своей идентичности.
Последний, седьмой уровень евразийства относится к различным регионам России. На примере распространения идей евразийства по российским регионам можно увидеть очень интересную картину. Евразийство воспринимается везде по-разному: в одних случаях правильно, в других неправильно, в третьих случаях вообще ничего не понимают. Оно всюду внятно и убедительно, но везде разное. Допустим, для Северо-Западного округа евразийство — это интеграция с Европой без потери собственной идентичности, национального духа. К примеру, для жителей Санкт-Петербурга их город является границей между Европой на Западе и дремучей, но родной и понятной Азией на Востоке. Москва для питерцев то же, что для москвичей Казань. Удивительно, насколько большой популярностью пользуется евразийство в Санкт-Петербурге, в этом «окне в Европу».
Нечто более позитивное, более смягченное есть и во Пскове, и в Калининградской области, и в других северозападных областях. Здесь важно превратить евразийство в противодействие санитарному кордону, сорвав атлантический план реорганизации этого пространства.
Совершенно другое отношение к евразийству можно наблюдать в Центральном округе, где народ больше волнуют социальные, нежели этнические проблемы, где русские живут довольно компактно. Тут приходится, в каком-то смысле, заниматься просвещением масс, для этого округа евразийство — это национальный патриотизм с ярко выраженным левым началом в экономике и со спокойным отношением к представителям других этносов. Это можно назвать версией левого патриотизма.
В Южном округе евразийство как термин часто не находит понимания, за исключением Кавказа, на котором следует остановиться отдельно. Ростов и Краснодарский край — земли в значительной степени казачьи, где евразийство уже на слух воспринимается негативно. Здесь его необходимо преподнести как некую формулу специфического синтеза между индивидуальным казачьим и имперским началами. Другими словами, здесь особенно важен баланс между индивидуальным и государственным.
На Северном Кавказе картина совершенно другая. Тут не мы, а нам разъясняют сущность евразийства и понимают его совершенно верно: как интеграцию различных народов в единое государство, укрепление территориальной государственной целостности России. Интересно, что евразийство не требует адаптации к Кавказу.
В Татарстане и Башкирии существует полное понимание того, что есть евразийство. Но вместе с тем оно не лишено настроений против московского евразийства, которое якобы имеет целью лукаво усилить позиции Москвы. Не обходится тут и без некоторой доли этноцентризма. Но в целом понимание основных аспектов верное.
Русское население Поволжья, например, Нижегородская область, требует некоего коллективистского лево-патриотического начала, свойственного центральным землям, но склоняющегося к духу предпринимательства, частного хозяйства, середняческого патриотизма.
Наконец, Сибири, заселенной наряду с русскими различными древними народами, чей союз требует определенной концептуализации, присущ несомненный регионализм. Континент Сибирь — так представляется этот регион в самосознании его жителей. Евразийство должно учитывать специфику менталитета людей, которые веками бились со стихией, будучи совершенно оторваны от своей базы. В этом смысле сибирский регионализм, позитивно интегрированный в российский контекст, является выражением евразийства. На вопрос: «хотите ли вы великого Российского государства, мощной империи?» — 87 % жителей Сибири отвечают «да». А на вопрос: «хотите ли вы отделиться от Москвы?» — отвечают утвердительно 80 %. Как бы ни было сложно уложить такие ответы в рамки рациональности, однако этот момент точно определяет самостоятельное, могучее, матерое сибирское самосознание. Мышление этих людей — безусловных сторонников великой и сильной империи, но категоричных противников Москвы и всего, что с ней связано, — может быть опасным, но евразийство не боится сложных вопросов.
На Урале существует геополитическая оппозиция электоральных предпочтений между Уралом Свердловским и Челябинским. Они превратились во внутренних антагонистов, как Япония с Китаем в Тихоокеанском регионе. Конкуренция происходит между двумя типами уральского самосознания: правым, хозяйственным, предприимчивым свердловским патриотизмом и более коллективным, мягким, более женственным челябинским регионализмом. Однако по всему региону живут много различных этносов, сосуществующих в течение веков. Следовательно, евразийство здесь совершенно понятно.
Для Дальнего Востока евразийство — это и есть интеграция с континентом, связь с Россией. Русские пришли сюда с тем, чтобы защищать рубежи империи. Сегодня существуют реальные демографические, экономические и геополитические угрозы нашей территориальной целостности, на которые нельзя закрывать глаза. В этом отношении евразийство в Приморском и Хабаровском краях, вообще на Дальнем Востоке, представляет собой идею интеграции. По сути дела это азиатская часть России, которая в евразийстве имеет залог связи с центром.
Из всего сказанного видно, насколько разнообразно, многомерно и поливалентно значение термина «евразийство и концепты Евразии». Кроме того, что мы выделили семь уровней его дефиниций, на последнем уровне обнаруживается существование определенной дифференциации этого понятия внутри российских федеральных округов. Теперь, прежде чем произнести слово «евразийство», серьезно подумайте, ибо нельзя обращаться с ним плоско и поверхностно.
Евразийская идея, евразийское мировоззрение, идеология требуют от нас многих усилий. Вспомним, что первыми марксистами были интеллигенты, разночинцы, читатели Гегеля, изучавшие сложнейшие тома Маркса и Энгельса, вникавшие во все аспекты этого учения, во все противоречия. Невозможно представить себе скверно соображающего марксиста XIX века. Это лишь ко второй половине ХХ века миллионы, если не миллиарды, называвшие себя марксистами, не понимали в этом учении ничего. Известно, чем это кончилось. Поэтому плохо соображающие люди или вообще ничего не соображающие евразийской идее категорически не нужны. Пусть будет меньше, да лучше.
Необходимо точно определить нашу евразийскую идею, всю сложнейшую внутреннюю, аксиологическую, концептуальную и семантическую поливалентность этого термина. Прежде чем объяснять кому-то, надо понять самим. Для этого нужно желание, воля, время и т. д. Без этого мы лишь выплеснем нашу идеологию, не принеся никакой пользы. Евразийство слишком серьезно, чтобы относиться к нему слишком легко.
Глава 6. Русская карта
Россия как переходное государствоСегодняшняя Россия — это государство переходное. В нынешних своих границах и с существующей политической системой она не имеет исторического будущего. Она одновременно и слишком мала, и слишком велика для того, чтобы по-настоящему состояться. Если Россия станет настаивать на своей русской этнической идентичности и православной культуре, то она обречена на распад — сепаратизм последует со стороны мусульманских народов Кавказа и Поволжья, других национальных меньшинств, и печальная судьба СССР повторится. Как русское этнокультурное государство, Российская Федерация слишком велика. Но как самостоятельная геополитическая евразийская сила, как империя, какой наша страна являлась в течение веков под тем или иным идеологическим прикрытием, современная Россия слишком мала — это обрубок геополитического тела, лишенный важнейших точек контроля за пространством — ресурсов, портов, принципиальных стратегических высот. Конечно, можно представить себе теоретически, что Россия пойдет по пути кемалистской Турции и построит на обломках империи жесткое централистское национальное государство с сильной и энергичной моделью модернизации, но для этого потребуются войны и революции, предельная идеологическая мобилизация — вроде создания политической философии «младотюрков», — требуются харизматический лидер (своего рода русский Ататюрк, что дословно переводилось бы как Русский отец) и этнические чистки. В национальное государство Россию может превратить только национальная революция, но пока для нее нет никаких предпосылок.
