Михаил Веллер - Друзья и звезды
М.В. Она перевелась с филфака на филфак и с курса на тот же курс?
В.М. И на тот же второй курс, где я учился. Меня как раз выгнали, хотели выгнать… это другая история. Консуэло пришла на испанское отделение. Причем, говоря абсолютно свободно на испанском языке всю жизнь, — она ни разу не получила пятерки по испанскому!
М.В. А вот это мне знакомо по Ленинградскому филфаку. Когда приезжали девочки — дочки советских офицеров Группы Советских Войск из Германии, которые ходили там в немецкую школу и говорили на чистейшем, природном немецком. И на четверку сдавали вступительный экзамен, а через пять лет обучения говорили намного хуже и с запинками, потому что от них так требовали. Это мы проходили.
В.М. Совершенно то же самое.
М.В. Это очень романтичное начало любви: на втором курсе, на картошке в колхозе…
В.М. Да, и она подошла ко мне…
М.В. Слушайте, а ведь, наверное, на вас тогда было безумно много претенденток?
В.М. Хватало.
М.В. Роста 192, чемпион Союза по теннису в юношах.
В.М. Да я до нее два раза собирался жениться.
М.В. И про папу, знаменитого композитора и директора Большого театра, мы еще поговорим.
В.М. 92 кило сплошных мышц. Рост 192. Филологический факультет. Вы понимаете. А вокруг одни девочки.
М.В. Общее ощущение такое, что белокурую бестию закинули по приказу фюрера на племя.
В.М. Абсолютно! Абсолютно! Да. И вот я привел ее к своим родителям. Она очень понравилась родителям. Ну, во-первых, на папу произвело большое впечатление, что ее зовут Консуэло. Так же, как и на меня. Во-вторых, она была очень, очень хороша собой. Ну, какой-то флер испанский!.. И вот мы так поженились детьми в 18 лет.
М.В. Здорово. Сколько лет уже вашему браку?
В.М. Если мы в 69-м поженились, то нынче будет 43, если дотянем.
М.В. Я был бы счастлив приглашению выпить на вашу золотую свадьбу.
В.М. На золотую?..
М.В. Собственно, вы будете вполне молодыми золотоженами.
В.М. Если мы с вами сможем выпить, если мы потянем.
М.В. Я и сказал — буду счастлив быть приглашенным, что означает: если я тоже доживу, и если мы все сможем выпить. Так а за что вас хотели выгнать из университета заместо свадьбы? Вы что кому сделали?
В.М. Я сначала поступил на испанское отделение, потому что мне было абсолютно все равно. Я хотел быть актером. Но родители все это поломали. И моя старшая сестра привела меня на университетский филфак и сказала: выбирай! Ну, я наугад провел пальцем по стене, по списку, и попал в испанский язык. Зачем — непонятно. Я туда поступил очень легко.
Дальше я продолжал играть в теннис и получать свою стипендию в размере 140 рублей, что было гораздо больше, чем когда я закончил институт и пришел на работу. Плюс мне еще платили 90 рублей в месяц на питание.
М.В. 230 рублей для пацана — сумасшедшие деньги!..
В.М. Да. И плюс еще ежедневно мне выдавали шоколадку «Аленка».
Я поступил — и поехал играть в свой теннис. А когда вернулся, все в группе уже говорили на испанском. А я по-прежнему играл в теннис. И мне сказали: вы уж как-нибудь займитесь или обучением своим — или играйте в теннис. Я бросил играть в теннис и перевелся на голландское отделение, которое тогда открывалось. У меня всегда все происходит по случаю.
М.В. Мне наш разговор начинает напоминать по сюжету нечто вроде: «Шесть параллельных биографий Владимира Молчанова». А как вообще вы начали играть в теннис?
В.М. Ну, в теннис меня просто привела моя сестра. Она была знаменитейшая. Анна Дмитриева. Она первая вывела советский спорт на мировой уровень в этом виде. Она на 10 лет меня старше, я ее до сих пор побаиваюсь.
М.В. «Совсем молоденьким парнишкой впервые переступил он черту корта». И сколько вам было лет, когда она привела вас за руку?
В.М. Думаю, я только родился. Я знаю, что в семь дней, то есть когда мне исполнилось семь дней от роду, мама принесла меня в Театр Советской Армии, где она играла. С тех пор я рос на сцене в Театре Советской Армии. А сестра играла в теннис, и меня возили туда в коляске. Ну, я совершенно не помню, когда начал выходить на теннисный корт.
М.В. Прошло так много лет, что даже фамилии Лейуса и Метревели помнят только старики.
В.М. Ну, ее помнят лучше, потому что она очень долгое время была знаменитым спортивным комментатором, а потом создала семь каналов «НТВ-спорт+».
М.В. Знаменитый и известный массе народу комментатор Анна Дмитриева — это ваша родная старшая сестра.
В.М. Это моя единоутробная сестра, которую воспитал мой папа, потому что ее папа умер, когда ей было семь лет.
М.В. Заслуженный мастер спорта СССР.
В.М. Она была двадцатикратная чемпионка СССР, которая первая вывела советский теннис в Wimbledon. Она была первая, кто поехала играть Wimbledon — девочкой еще, девушкой. И дальше уже все пошло. Да, она была выдающаяся теннисистка для своего времени.
Она меня привела, конечно, на теннис! Но я никогда не стал теннисистом ее класса. Я даже ничего подобного не совершил. Я так, хорошо играл в паре, микст.
Я был очень ленив. Я из благополучной семьи.
М.В. Что такое микст?
В.М. Ты с девушкой играешь тоже против смешанной пары — молодого человека и девушки.
Вообще, я считаю, спорт высоких достижений и результатов — это спорт для тех, кто вырос в неблагополучных семьях. Им надо все время доказывать, что они на что-то способны. Поэтому люди, которые рождаются в благополучных семьях, не очень способны к борьбе. Борьба, когда надо вот отдавать всё, бросить всё ради победы — нет, это не для тех, кто вырос в комфортных условиях.
Сейчас уже в теннис играют за деньги, большие. А моя сестра самое большее, что получала — 11 долларов в день суточных.
М.В. Тогда это было сумасшедше много, по нашим меркам!
В.М. Не забывайте, что ей надо было есть очень много, играя.
М.В. Я сразу умножил на четыре, и у меня получилось 44 рубля. По цене доллара на черном рынке в те времена.
В.М. Может быть. Я этого не знал. Но я знал человека, о котором вы писали и с которым она ездила все время играть, — это был Томас Лейус. Он у нас всегда дома завтракал, обедал, ужинал. Как потом Алик Метревели и все дальнейшие.
М.В. Вы играли в парном разряде и были чемпионом Союза и мастером спорта.
В.М. В парном разряде и кандидатом в мастера спорта, и еще я был в сборной города Москвы.
М.В. Во сколько лет вы перестали играть?
В.М. В восемнадцать. Я занял второе место в миксте с девушкой, очаровательной, из города Сочи. Мы проиграли латышам микст в финале первенства Союза. Я вышел на вторую ступеньку пьедестала, получил свой приз и после этого бросил теннис.
М.В. Почему?
В.М. Надо было учиться. Пора уже было заняться и мозгами немножко. У нас стояла всегда масса книг дома, и в том числе книг по живописи. И когда сестра меня спрашивала: ты видел этого художника? И я по слогам читал Мо-ди-гли-а-ни вместо Модильяни — она была в полном восторге и говорила: когда же ты, идиот, займешься хоть чем-нибудь?!
М.В. В те времена, когда вы были ребенком, трудно переоценить, что это было такое — директор Большого театра!
В.М. Ну, я был уже не ребенком.
М.В. Ваш отец — композитор Кирилл Молчанов — был директором Большого театра в какие годы?
В.М. С 73-го по 77-й. Я был давно женат. Моя жена уже снова уехала на Кубу. А я каждый день ходил из АПН пешком по Пушкинской (это примерно километр) после работы в Большой театр. В ложу, где только «Кармен» семнадцать раз слушал. Только «Кармен»! А остальное по пять, по шесть раз. Мне было нечем заняться, и я с удовольствием ходил слушать музыку к папе в ложу.
М.В. Если можно так сказать по-простому, вы родились в семье советской интеллигентской высшей аристократии. То есть такого оборота нет, но понятие понятно.
В.М. Аристократию-то как раз всю расстреляли. У меня мамина линия была аристократическая. Но их расстреляли. А папина — она была такая инженерная, хотя его мама тоже там где-то пела в хоре МХАТа, там тогда хор был. У папы была техническая такая семья. Папа его был инженер, дедушка был инженер. Вот. Немножечко такие разные были мама с папой. Да. Вырос я в хорошей средней талантливой русской семье, где все чем-то занимались: театром, музыкой, читали книги, переводили что-то. Вот такая семья.
М.В. У меня заплетаются линии мозгов. Я не путаю, что Кирилл Молчанов — композитор?
В.М. Да, он композитор.
