Эмманюэль Тодд - После империи. Pax Americana – начало конца

Универсалистского русского характера очень недостает сегодняшней международной политике. Исчезновением советской державы, которая воплощала тенденцию к эгалитаризму в международных отношениях, частично объясняется то, что так бурно развиваются дифференциалистские тенденции со стороны США, Израиля и других. Тихая мелодия универсализма, исполняемая Францией, не имеет большого веса в отсутствие российской державы. Возвращение России в поле действия международного соотношения сил было бы важным козырем для Организации Объединенных Наций. Если Россия не впадет в анархию или авторитаризм, она сможет стать важным фактором международного равновесия: сильная страна, без претензий на гегемонию, выражающая эгалитарный подход к отношениям между народами. России тем легче занять такую позицию, что она, в отличие от США, не зависит экономически от асимметричного взимания у других стран товаров, капиталов или нефти.

Учитывая сохраняющиеся проблемы в сфере демографии и здравоохранения, нельзя рассматривать начало подъема России как окончательный элемент нового мирового пейзажа. Но, тем не менее, можно довести эту гипотезу до конца и определить, какими могут быть специфические козыри восстановившейся российской экономики, факторы ее равновесия и возможности роста. Немедленно становится очевидной следующая констатация: Россия может стать державой, совершенно особой в экономическом отношении, сочетающей относительно высокий уровень образования экономически активного населения с полной энергетической независимостью. Сравнение с Великобританией, которая обладает нефтяными ресурсами в Северном море, было бы поверхностным. Объем добычи нефти и особенно газа делает Россию важнейшим действующим лицом на мировом рынке энергетических ресурсов. Нельзя также забывать, что благодаря гигантским размерам территории она обеспечена другими природными ресурсами в огромных количествах. Рядом с зависимыми от мира Соединенными Штатами Россия самой природой определена как независимая от остального мира. Ее торговый баланс имеет положительное сальдо.

Это положение объективно, оно не зависит от воли людей. Оно оказывает, однако, важное влияние на выбор общественной системы: обширность территории России, ее богатейшие минеральные и энергетические ресурсы в свое время сделали возможной сталинскую концепцию строительства социализма в отдельно взятой стране. В период дебатов о глобализации и всеобщей взаимозависимости Россия при сценарии развития, основанном на самых благоприятных гипотезах, может стать гигантской демократической страной, имеющей равновесие внешнеторгового баланса и обладающей энергетической независимостью. Короче говоря, в мире, где доминируют Соединенные Штаты, она может стать воплощением голлистской мечты.

Если мы частично объясняем лихорадочную суету вашингтонских руководителей их неуверенностью в обеспечении Америки товарами, капиталами, а также нефтью на среднесрочную перспективу, мы можем, в противоположность им, представить в будущем спокойствие духа российских руководителей; они знают, что, если им удастся достичь стабилизации общественных институтов и границ в Чечне и в других местах, они больше ни от кого не будут зависеть. Они, напротив, уже держат в своих руках редкий козырь: экспорт нефти и особенно газа.

Структурной слабостью России являются демографические проблемы, но эта слабость, как мы увидим, может стать и плюсом. По иронии судьбы, все это могло бы сделать Россию, избавившуюся от коммунизма, страной, внушающей особое доверие, поскольку она не зависит от поставок энергетических ресурсов, в отличие от США, которые становятся фактором беспокойства в силу своего хищнического характера.

Приоритетной проблемой для России, однако, является не представление о ней за рубежом, а восстановление собственного стратегического пространства, не являющегося ни внешним, ни внутренним в собственном смысле этого слова. В прошлом Советский Союз обладал достаточно специфичной структурой, частично унаследованной от царских времен, и в силу этого нельзя полностью исключать, что эта структура может иметь несколько большую прочность, чем коммунистическая доктрина. Вокруг России можно различить как бы два «кольца»: прежде всего, ядро славянское, или русское в широком смысле слова, в соответствии с выражением «Всея Руси», в котором к России добавлялись Белоруссия и Украина; затем — то, что называют сегодня государствами СНГ на Кавказе и в Центральной Азии. Подъем российской экономики мог бы постепенно вдохнуть жизнь в эту общность и воссоздать, так сказать, прежнюю сферу влияния России, без того, чтобы можно было говорить о ее доминировании в обычном смысле слова.

Такая динамика, если она будет устойчивой, явится в равной степени результатом как неспособности экономики западных стран, ослабленных в результате экономического спада в капиталистическом мире, занять пространство, остававшееся свободным в течение целого десятилетия, так и возобновления экономического роста в российском ядре системы. Только три прибалтийские республики действительно включились в европейское, точнее сказать скандинавское, экономическое пространство. Появление вновь «советской» сферы влияния является не в большей степени предопределенным, чем окончательный характер возобновления экономического подъема в России. Но достаточно и не очень внушительного экономического подъема, чтобы бывшие советские республики вновь потянулись к России. У всех стран, возникших на руинах СССР, существует много общих антропологических черт, которые сложились в эпоху, задолго предшествовавшую коммунистическому периоду.

Все страны данной общности без исключения обладали в рамках традиционного общества общинными семейными структурами расширенной семьи, объединявшей под одной крышей отца и его женатых сыновей. Это относится к народам стран Балтии так же, как и к народам Центральной Азии. Единственным заметным различием является предпочтение эндогамных браков (впрочем, порой незначительное) у некоторых народов, исповедующих ислам, таких как азербайджанцы, узбеки, киргизы, таджики, туркмены. С другой стороны, у казахов, как и у русских, действует тенденция к экзогамным бракам. Это «антропологическое» родство не может никоим образом вести к отрицанию существования отдельных наций. Латыши, эстонцы, литовцы, грузины, армяне, так же как и мусульманские народы, существуют, даже если некоторые страны, возникшие после распада коммунистической системы в Центральной Азии, нередко во многом были созданы, «сфабрикованы» советской системой (Roy О. La nouvelle Asie centrale ou la fabrication des nations. — P.: Le Seuil, 1997). Но необходимо осознавать, что продолжает существовать реальное культурное сходство между народами бывшего Советского Союза, в частности сохранение повсюду остатков общинного сознания. Прогресс демократии в этой зоне происходит на фоне усиления сопротивления слишком воинственному индивидуализму. Это антропологическое родство позволяет нам объяснить один недавний феномен и предвидеть появление в будущем другого феномена, относящегося к развитию посткоммунистического общества на территории бывшего СССР.

Недавний феномен: либеральная революция родилась в правящем центре системы, в России, и не получила столь же быстрого распространения на периферии системы, в республиках, где индивидуализм является не более «естественным», чем в России. Независимость периферийных республик, славянских и неславянских, защитила их от этой второй либеральной русской революции и способствовала консервации в них более авторитарных режимов, чем в России.

Феномен, который можно предвидеть: будущее развитие демократии во внешнем кольце общности, окружающей российское ядро, столь же (если не больше) будет зависеть от российского воздействия, сколь и от слабого и не слишком адаптированного к местной специфике западного влияния. Россия находится в процессе поиска и определения путей окончательного разрыва с коммунизмом, определения экономического и политического режима, либерализированного, но учитывающего сильные традиции общинного сознания. В этом ограниченном смысле она может вновь стать моделью для всей постсоветской зоны.

Существование антропологического фона, общего для всех республик бывшего СССР, объясняет, почему еще нетрудно выявить сходные факты культурного порядка во всех странах, например в том, что касается насилия, уровня самоубийств и убийств. Единственными странами, где уровень насильственных смертей так же высок, как в России, являются Украина, Белоруссия, Казахстан и три республики Балтии: Эстония, Латвия и Литва. Параллели столь значительны, что их нельзя полностью объяснить присутствием русских этнических меньшинств, даже когда последние весьма многочисленны, как в Эстонии и в Латвии. На и негосударственном и даже на внеполитическом уровнях менталитета советская сфера общности разрушена еще не полностью.