Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6512 ( № 23 2015)
Доктора Гааза знает весь мир, его девиз «Спешите делать добро» стал крылатыми словами.
Сахалинское путешествие Чехова человечество уже давно однозначно называет подвигом.
А Щербак? Имя его известно лишь немногим исследователям Чехова, тем, кто занимался изучением его сахалинской поездки.
Долго занималась я судьбой этого человека, уже довольно много знала о нём, но никак не могла найти разгадку его посмертной судьбы. Рассказывала о нём Владимиру Соколову. Судьба Щербака его потрясла. «Почему же его напрочь забыли?» – восклицал поэт. Вскоре в стихотворении Владимира Николаевича я нашла разгадку.
…С вестью летевшие строки
Вспять повернули, грустя…
Встань, человек одинокий,
Страшного века дитя.
Ты ещё всё превозможешь,
К жизни любовь затая,
И незаметно положишь
Душу за други своя.
«Человек замечательный», он действительно незаметно положил душу за други своя.
К сожалению, так случается нередко, и, как сказал Пушкин, «замечательные люди исчезают у нас, не оставляя следов».
Александр Викторович и Антон Павлович подружились, когда жить Щербаку оставалось недолго, переписывались около четырёх лет, почти до самой его смерти.
А пока что перед нами молодой доктор Щербак, который собирается на войну. 1876 год, ему 28 лет, а за плечами уже несколько лет врачебной практики в Петербурге. И вот, «движимый любовью к ближнему», он вызвался во время сербско-турецкой войны ехать в отряде Красного Креста в Черногорию.
«Находясь в черногорских войсках в период войны их с турками 1877 г. в качестве врача, заведывавшего перевязочным пунктом, я в то же время состоял и корреспондентом «Нового времени», – вспоминает Щербак. Одновременно он был ещё и корреспондентом газеты «Голос».
После возвращения из Черногории в конце 1877 года Щербак был командирован в Болгарию, «по причинам, от меня не зависящим», как пишет он сам.
Что это за причины? Может быть, какие-то специальные секретные задания имел он в этой командировке?
Кульминация военной карьеры Щербака – участие в Ахал-Текинской экспедиции генерала Скобелева.
Бурно развиваются события короткой жизни доктора Щербака.
Собранный по каплям, стремительно проносится перед нами поток информации о загадочном, забытом корреспонденте Чехова: студент-бунтовщик, доктор, воин-смельчак, журналист, путешественник и, наконец, писатель. Две книги успели выйти в свет при жизни Щербака, третья же, собранная полностью, не успела. А о ней хлопотал Чехов перед Сувориным по просьбе Александра Викторовича.
К счастью, сохранились две прекрасно изданных книги А.В. Щербака: одна, в издательстве А.С. Суворина – «Черногория и её война с турками в 1877–1878 гг. Из воспоминаний д-ра А.В. Щербака». Вторая – в издательстве А.Г. Миронова – «Ахал-Текинская экспедиция генерала Скобелева в 1880–1881 годах. Из воспоминаний д-ра А.В. Щербака».
Отличным русским языком написанные, они совершенно не устарели, читаются весьма живо. Характерная их особенность – продуманная обстоятельность и документальная точность. Есть в них и своеобразный лиризм, талантливо нарисованные пейзажи, и юмор, и суровый пафос. Обе книги буквально пронизаны патриотическим чувством. И выражение этого чувства порой приобретает звучание патетическое: «Лишь только Скобелев вступил на берег, как пронёсся такой оглушительный крик «ура!», что казалось, будто он вылетает из одних исполинских уст… Это был взрыв такого неподкупного народного энтузиазма, который выпадает на долю тех немногих патриотов, славные имена которых никогда не умирают в памяти народа».
В дивизии генерал-майора Скобелева Александр Викторович познакомился с известным художником-баталистом В.В. Верещагиным. Одна из батальных картин Верещагина называется «После атаки. Перевязочный пункт под Плевной». Вполне возможно, что это врачебно-санитарный пункт доктора Щербака.
Доктор Щербак на дорогах войны неутомим, мужествен, инициативен. В помощи не отказывает никому, часто на пределе сил.
Пройдены две войны, написаны две книги. И снова «время зовёт слугу своего», ему опять не сидится на месте. Наш доктор по натуре ещё и страстный путешественник. Его влекут неизведанные дали и опасности. Открывается новая страница жизни А. Щербака. Начинается последний этап его жизни. Он вмещает в себя и странствия по далёким морям и океанам, и кораблекрушения, и сказочные острова. В этих последних странствиях – каторжный Сахалин и предначертанная судьбой встреча с Чеховым. Щербак бросает Петербург и поступает судовым врачом на корабли Добровольного флота, перевозящие партии ссыльно-каторжных на Дальний Восток.
Летом 1886 года он впервые выходит в плавание. А осенью 1890-го на пароход «Петербург» «были взяты два классных пассажира: иеромонах Ираклий и симпатичный доктор А.П. Чехов, окончивший свою любопытную экскурсию на Сахалин», сообщает Щербак в «Новом времени». В громадной и комфортабельной докторской каюте два доктора впервые увидели друг друга.
Новые знакомые быстро сблизились, «почти подружились» – об этом свидетельствует сам Чехов, а также их дальнейшая оживлённая переписка. Первые письма Чехову Щербак пишет буквально каждый день. Привыкли к ежедневному общению – ведь вместе провели в плавании 50 дней. Сразу почувствовали доверие друг к другу. Щербак не скрывал от Чехова, что он переправляет переписку политических ссыльных, а Чехов и сам догадывался, что доктор и прежде выполнял эти поручения. И помогал ему.
Путешествие на пароходе промелькнуло, как сказочный сон – Гонконг, Сингапур, Цейлон («место, где был рай», как сказал Чехов), Синай и т.д.
Александр Викторович хотел остановить мгновение, запечатлеть Чехова на фотографической плёнке.
Сохранились прекрасные фотографии: Антон Павлович весь в белом на палубе «Петербурга».
Ещё одна грань многогранной личности Щербака: он фотограф-любитель. Но занятие фотографией не было для него простым развлечением. Некоторые его фотографические работы представляют интерес для науки.
У Щербака имелась большая коллекция фотографий и негативов, посвящённых одной теме: перевозка ссыльно-каторжных на Дальний Восток морским путём. В одном из первых писем Щербак пишет Чехову об этих фотографиях. И далее постоянно и настойчиво проходит в письмах эта тема.
Наконец, вернувшись в Одессу из очередного рейса в августе 1891 года, Щербак выслал Чехову почтой несколько фотографий и передал в его полное распоряжение негативы.
Чехов посылку получил и попросил своего брата Александра сделать отпечатки с негативов. Александр Павлович долго тянул и лишь весной 1895 года сообщил брату: «отпечатал я тебе всю коллекцию с негативов покойного Щербака».
Отпечатки Чехов оставил себе, а негативы передал в Таганрогскую городскую библиотеку.
Однако мы забежали далеко вперёд.
Вернёмся на палубу «Петербурга», где в сиреневых сумерках тропических вечеров прохаживались по променад-деке два доктора. Говорили о Сахалине, который, как мрачная туча, остался у них за спиной, о медицине, о литературе, о том, что в России «… один честный человек на 99 воров, оскверняющих русское имя», что «мало в нас справедливости и смирения» и «дурно понимаем мы патриотизм». О том, что «работать надо, а остальное всё к чёрту».
Во время путешествия приходилось им вместе работать. Чехов помогал Щербаку как врач. Об этом он свидетельствует в письме: «Заболел у нас рогатый скот. По приговору д-ра Щербака и Вашего покорного слуги скот убили и бросили в море».
Во всех случаях доктор Щербак оставался на посту.
В бурной и очень беспокойной жизни Щербака нет места быту, семейным отношениям, интимным чувствам. Он одинок. Ему 42 года. Но было же что-то личное, лирическое в прошлом у этого замечательного мужественного человека! Наверное, в личных беседах Александр Викторович рассказал далеко не всё, так как многие откровения мы находим только в письмах его к Антону Павловичу.
Письма. Это особая и очень важная глава в нашем жизнеописании доктора Щербака. Все его письма Антон Павлович аккуратно сохранил. Шестнадцать писем. Хранятся они в отделе рукописей Российской государственной библиотеки.
Я столько надежд возлагала на эти письма! Но получила предупреждение: «Эти письма очень трудно читать». И действительно, кроме филигранной строчки «Дорогой Антон Павлович!» поначалу ничего не могла прочесть… Не буду описывать свои мучения, но я всё-таки прочла их почти полностью, и передо мной раскрылся совсем новый Александр Викторович Щербак.
Рыцарь, закованный в латы бунтующего студента, военного корреспондента, самоотверженного врача-универсала, холодный аналитик и смельчак предстаёт во всей своей непосредственности и незащищённости.
