Журнал Русская жизнь - Волга (июль 2007)
Уже на следующий день у меня появилась возможность проверить чудодейственные свойства кухни. В любимом азербайджанском ресторане подошел к гардеробщице - кудрявой женщине лет шестидесяти.
- Здравствуйте.
- Вам что?
- Можно вопрос? Почему вы стоите в пустом гардеробе? Лето же.
- А где мне еще стоять?
- Ну да, в принципе вы правы. А вдруг дождь, например. Куда зонтик сдать?
- От дождя у них машины есть.
- У кого?
Делает жест в направлении зала.
- У них. Положено, вот и стою.
- А вам вообще нравится тут работать?
- Нормально. Денег мало.
- Почему?
- А вы у них спросите. Свою чучмечку небось не взяли. Меня взяли. Русские им тут прислуживать должны.
- Вам так и сказали, когда брали?
- Нет. Говорят: у нас интернациональный ресторан, интернациональный коллектив.
- Но вы же видите, тут официанты азербайджанцы, а не русские, а официант тоже прислуга. Кроме того, он целый день по залу бегает, а вы тут даже присесть можете, вот стул стоит.
- Стоит. Но они же своим прислуживают! Своим! Понимаете?
Я отыскал в зале столик, занятый посетителями славянской внешности. Подхожу, делая вид, что просто иду мимо.
- Дорогой, зажигалку можно? - кричит мне мужчина за этим столом.
Даю зажигалку.
- Вкусно у вас тут, - говорит женщина справа от него.
Мужчина прикуривает и возвращает зажигалку.
- А можно вопрос? - говорит он. - Как переводится имя вот этого вашего композитора, ну, как его, Бюль-Бюль-оглы, да! Оно как-то вообще переводится или это непереводимая игра слов, хахаха.
- Хоть это и не наш композитор, это переводится как «сын соловья».
- Как не ваш? Вы разве не ихний?
- Нет.
- А я думал, сюда только ихние ходят.
- Ну почему же, - говорю. - Вот вы часто тут бываете?
- Иногда.
- Нравится?
- Нормально.
- Это понятно. А народ нравится?
- Какой народ?
- Местный. Который тут. Лица кавказской национальности.
- Ну как можно за весь народ говорить? Мы не знаем народ.
- А в Москве вообще-то один народ. Как вы считаете?
- Ты извини, это, у нас тут разговор деловой.
III.
В ресторане очень громко играла музыка. Из динамиков лился пронзительный голос эстрадного певца. Девяносто девять шансов против одного, что он пел о том, как долго искал свою милую, да не нашел. На непонятном языке певец разговаривал с миром, пустым, враждебным и бескрайним. Ему было очень одиноко.
Лица славянской национальности бойко вели свой деловой разговор, размахивая блестящими от жира вилками. Гардеробщица самоуглубленным взглядом младенца смотрела куда-то мимо всех. Мне не хотелось вспоминать про своего бомбилу в застиранной майке. Вместо этого я вспомнил, как много лет назад был в командировке в Алматы. Усевшись вечером в гостинице перед телевизором, включил местный канал. Передавали праздничный концерт, трансляция едва началась. В зрительном зале, большом и некрасивом, сидели в первых рядах люди с лицами передовиков производства, избранных по квоте в Верховный совет. Их синие пиджаки украшали ордена. Подбородки были нетерпеливо и восторженно задраны вверх. На сцену вышел человек в национальной одежде. В руках он держал казахский народный музыкальный инструмент, походивший одновременно на арбалет и балалайку. Сев на стул, он ударил по струнам и запел-заговорил-закричал. В его выступлении не было ни гармонии, ни музыкальности, ни даже спасительной этнографической прелести. Вместо ленивого любопытства во мне, как температура, поднималось какое-то странное подвздошное раздражение. Я где-то слышал, что никакого акына Джамбула никогда не было, а был московский поэт Липкин, который по заданию партии и правительства все за акына и написал.
Недавно, прослышав про фильм «Борат», я купил опальную, раскритикованную казахским МИДом пленку и решил устроить себе ужин с просмотром: пожарил на гриле большой кусок мяса, нарезал свежих помидоров с огурцами, уселся в кресло. Почти полтора часа меня трясло от счастливого хохота. Когда Борат иссяк, я вспомнил о хлебе насущном. Но он отомстил за себя: на тарелке в окружении потерявших всякую свежесть овощей лежала сухая, холодная, совершенно несъедобная подметка.
* ВОИНСТВО *
Александр Храмчихин
Чисто море
Надо ли России вновь оборонять Севастополь
Дележ гигантских вооруженных сил Советского Союза после распада СССР прошел в целом на удивление мирно. Россия сумела забрать себе все ядерное оружие, что можно считать безусловным триумфом ее внешней политики (разумеется, это никто не оценил). Обычные силы были поделены по территориальному принципу: на чьей территории что находилось, тот то и забрал (возможно, это не вполне справедливо, но другого способа обойтись без войны не существовало). Исключением стали страны Балтии, которые отказались считать себя правопреемниками СССР и, следовательно, не претендовали на наследство. Поэтому Прибалтийский округ отошел России. Войны в Закавказье, Приднестровье и Таджикистане начались еще до распада Союза, дележ оружия не был их причиной (в перечисленных регионах он оказался их следствием). Войска, находившиеся за пределами СССР, перешли под юрисдикцию РФ. В итоге единственным нарушением этой «идиллии» стал Черноморский флот (ЧФ).
Сначала казалось, что и здесь все будет как везде. 11 декабря 1991 года президент Украины Леонид Кравчук объявил себя главнокомандующим всеми вооруженными силами расформированного СССР, дислоцированными на украинской территории. Украине послушно присягнули войска всех трех военных округов (Прикарпатского, Одесского и Киевского), а также моряки-пограничники Балаклавской и Одесской бригад. Новороссийская пограничная бригада, напротив, отошла России: реализовывался территориальный принцип. Но Черноморский флот, базировавшийся в украинском теперь Севастополе, несмотря на сильное давление Киева, присягать Украине отказался. Это сделали лишь единичные офицеры и матросы, сразу превратившиеся на флоте в изгоев. Москва, видимо, не ожидала от черноморцев подобного патриотизма, но, поставленная перед фактом, решила: раз так, флот не отдавать. Положение ЧФ стало весьма двусмысленным и юридически неопределенным.
Были отмечены опасные попытки захвата Украиной отдельных кораблей. Так, 13 марта 1992 года часть экипажа сверхсовременной подлодки Б-871 под руководством замполита принесла украинскую присягу. Однако матросы Марат Абдуллин и Александр Заяц заперлись в аккумуляторном отсеке и заявили, что взорвут лодку, если им не дадут связаться с командиром. В результате мероприятие по приватизации лучшей лодки флота провалилось, а матросов наградили медалью Ушакова. Другая попытка удалась: 21 июля 1992 года из бухты Донузлав в Одессу сбежал сторожевик СКР-112, за которым была организована погоня четырьмя кораблями ЧФ. До стрельбы дело не дошло. Командование флота отпустило беглеца, и он влился в состав военно-морских сил Украины (формально образованных 5 апреля). В отличие от новейшей Б-871 СКР-112 был настолько устаревшим, что боевой ценности не представлял. Для украинцев он стал символом, для черноморцев - посмешищем.
В июле 1992 года над кораблями Северного, Балтийского, Тихоокеанского флотов и Каспийской флотилии были подняты Андреевские флаги. Черноморский флот продолжал ходить под военно-морским флагом СССР. Точнее, не ходить, а в основном стоять у причалов. Вооруженные силы как России, так и Украины не страдали от избытка денег, а в ЧФ еще и никто не рвался их вкладывать именно из-за неопределенности его статуса. 3 августа 1992 года президенты России и Украины подписали соглашение о совместном использовании системы базирования и материально-технического обеспечения на период до 1995 года. Корабли оставались «общими».
ЧФ быстро превращался в предмет спекуляций. Украинские радикалы требовали, чтобы Украина забрала весь флот себе. Российская «патриотическая общественность» носилась с идеями единого флота, славянского братства, защиты общих рубежей, Севастополя как города русской славы и вечной базы ЧФ. На этих идеях, о химеричности которых никто не задумывался, делались и продолжают делаться политические карьеры.
Проблема, однако, в том, что, сколько ни называй Севастополь городом русской славы, геополитические реалии от этого не изменятся. Севастополь и весь Крым принадлежат Украине, а Украина- иностранное государство, причем отнюдь не дружественное России. Мы можем тешиться воспоминаниями об общем прошлом и сказками о славянском братстве, но и в этом общем прошлом русско-украинская взаимная ревность всегда наличествовала (даже если не принимать во внимание агрессивную русофобию Западной Украины). Нынешнее искусственное украинское государство с 1992 года строится на принципах полного отрицания какой-либо общности с Россией, поэтому говорить о политическом и тем более военном союзе с Украиной в обозримом будущем несерьезно. Соответственно, российская политика зависимости от Украины в военной сфере крайне близорука. Выбивая себе базу в Севастополе, Москва сделалась добровольной заложницей Киева.
