Владимир Щербаков - Клуб любителей фантастики, 1976–1977

Пять секунд дается на то, чтобы добежать до рычага. Значит, остальные 1999 генераторов вот-вот заработают. И только его машина окажется вне цепи… Андрей повернулся и бросился в каюту. Ладонь натренированно легла на красную рукоять… но не нажала на нее.

Эта девушка… Она не упала лишь потому, что прислонилась к машине.

Он обязан выполнить свой долг перед людьми, которые ждут сейчас в машинах… Но она тоже человек. Слабая тростинка на берегу необъятной реки жизни, защищенная только искоркой разума. И никогда не сумеет простить он себе, что дал погибнуть человеку. И тут внезапная мысль поразила его — Лена!

Не может такое сходство быть случайным…

Так не оборвется ли к тому же с гибелью этой кроманьонки целая эволюционная цепочка?

…Он рванул рычаг и ринулся из машины. В его распоряжении было, наверное, полсекунды. И хотя он знал, что все кончено, что успеть невозможно, он действовал так, будто намеревался успеть. Выстрел дробным эхом запрыгал по холмам. Зверь перевернулся в воздухе и шмякнулся рядом, раскинув лапы. И в этот момент кроманьонка начала падать, потому что опора исчезла. Андрей еле успел подхватить ее и заставил себя обернуться. Заставил, хотя безошибочно знал, что увидит. Но он обернулся и увидел, что машины нет.

И никаких следов, даже трава не примята.

Разумеется, его будут искать. Но машина редко попадает дважды в одну точку времени. Они разойдутся — на сутки, на час, на минуту…

И все же их найдут, не могут не найти.

На его руке лежала кроманьонка.

До ближайшей цивилизации сорок тысяч лет. Есть только они двое, и еще саблезубые, мамонты, медведи… И девяносто девять зарядов в магазине скорчера. Было сто…

Он думал только об этих девяноста девяти зарядах. Намеренно сузил мысли вокруг них. В этом сейчас было спасение. Позже придет отчаяние, наконец, фатальное успокоение, когда смиряешься с последствиями своих поступков.

Он заметил, что девушка очнулась. Она переводила взгляд с него на мертвого зверя и опять на него, и страх исчезал из ее глаз. Он был человек, и он спас ее. Потом она встала на ноги и бел страха взглянула на него. Андрей смутился. Он расстегнул магнитную застежку шлема и выбросил из ноздрей фильтры.

— Ничего, — сказал он, засовывая скорчер в кобуру. — Ничего. Главное, что цепь не разорвана. А так все в порядке. Вода есть, пища есть, — он ткнул носком тушу зверя, — огонь добудем трением, лук изобретем… Только вот костюмчик не подходит. Не из этой эпохи. Пожалуй, шкура будет мне больше к лицу.

Он стал искать подходящий кусок кремня, чтобы сделать из него нож.

1977, № 4

Василий Захарченко

ПРЕДЧУВСТВИЕ ВРЕМЕНИ

Большое видится на расстоянии… Сквозь полупрозрачную толщу времени, все более отдаляясь от событий, мы в состоянии разглядеть только могучее, только великое. Случайности, мелочи тают на расстоянии, теряются в зрительной нашей памяти, уходят в небытие. Об этом мы задумываемся, раскрыв страницы трехтомника Ивана Ефремова.

Семь лет тому назад во Франции вышла 10-томная энциклопедия «Шедевры мировой фантастики». Знаменательная подборка самых известных книг научной фантастики открывается небольшим по объему, но беспредельно весомым благодаря своей литературной уплотненности томом «Туманность Андромеды», принадлежащим перу советского фантаста Ивана Ефремова.

Книга о коммунизме открывает мировую энциклопедию фантастики — факт еще небывалый…

Почему же это произошло!

Впервые это произведение появилось на страницах нашего журнала и на протяжении целого года цепко держало в своих руках миллионы и миллионы молодых читателей. Это было в 1957 году, в том самом году, когда первый искусственный спутник вышел в космос, потрясая мир своей несложной мелодией, звучавшей как торжественный гимн человеческому разуму.

И это знаменательно: два одногодка в области освоения космоса и в области литературного утверждения человеческого общества завтрашнего дня. Сочетание этих двух событий заставило пересмотреть отношение к жанру.

«Туманность Андромеды» стала новым словом в мировой научно-фантастической литературе послевоенного периода. Остросоциальный роман, сочетавший в себе диалектику логики с раскованностью воображения автора, проложил путь советской научно-фантастической литературе, являя собою наиболее жизненный пример творческого разговора о завтрашнем дне.

Сегодня многие и во многих странах мира вещают о будущем. Пророки без глубоких знаний строят картины завтрашнего дня, как бесплотный полет воображения, отражающий неотчетливость прозрения своих творцов. Чаще всего это глубоко пессимистические картины гибели мира, вырождения человечества, враждебное столкновение с цивилизациями других миров.

Технократы, лишенные социальной целеустремленности и понимания процессов, управляющих сегодня развитием человечества, рисуют безотрадные картины подавления человеческого разума разумом электронных машин. Пророчат гибель человечества от порожденного им мира машин. Прославляют торжество бездушного мира, в котором людям отпущена печальная свобода нажимать кнопки и приспосабливаться к механистической действительности без любви, радости и красоты.

Невольно приходят на ум безжалостные слова американского социолога Стивена Крайса. Он пишет: «Чем больше спутников, лазеров, автомобилей, тем меньше дружеских жестов, поцелуев и «люблю» лунными ночами. Мир пожирает себя изнутри подобно мифическому чудищу. С равнинных дорог он давно вознесся к высокогорному шоссе, наращивая скорость, не замечая, как заносит его на поворотах. Колеса уже повисли над пропастью. Еще мгновенье — и мы рухнем вниз — в объятия химер Хиросимы».

И вдруг в этом потоке научно-фантастической литературы отчаяния и неверия появляется книга, пронизанная солнечным светом оптимизма, веры в человека, уверенности в завтрашнем дне. Ее написал не пророк. Страницы «Туманности Андромеды» начертаны мудрецом, стоящим на вершине человеческих знаний. Знаний не только в области точных наук, биологии и психологии, палеонтологии и генетики. Книга написана человеком, отлично разбирающимся в социальных и общественных знаниях, в процессах, руководящих развитием человеческого общества на его пути в будущее.

Профессор Иван Антонович Ефремов — крупнейший специалист в области палеонтологии, ученый, сумевший сочетать в себе новаторство в области своей основной профессии с новаторством в одной из самых распространенных литератур — в научной фантастике.

Ефремов не единственный перебежчик из науки в мир фантастики. Такими были К. Э. Циолковский и В. А. Обручев, сумевшие в дерзкой литературной форме передать свои представления о большой науке. Такими же «десантниками» в литературу стали Норберт Винер, Фред Хойл, Отто Фриш, Лео Сциллард, Артур Кларк…

Но отличие Ефремова от этих уважаемых ученых в том и заключалось, что Иван Антонович всегда оставался, даже в невероятных ситуациях своих литературно-фантастических произведений, диалектиком и историком, умеющим проложить пути из прошлого в завтра.

Даже впервые разработанная им наука тафономия, за создание которой он получил Государственную премию, стала своеобразной летописью геологии — законом захоронения глубинного прошлого, так необходимого для понимания сегодняшнего и завтрашнего дня.

Невольно встает вопрос: откуда пришел в литературу Ефремов? По каким ступеням поднимался он до своих высших достижений — зримых картин коммунистического будущего?

Может быть, у людей, кропотливо изучающих сегодня творчество Ефремова, могут быть другие концепции, но я лично вижу три ступени к вершине писательского откровения.

До этих ступеней был могучий разгон — великанская проба пера. И. А. Ефремов создает венок научно-популярных рассказов и повестей, в которых запросто «дарит направо и налево» новые идеи и предвидения. Советскому ученому Денисюку он подсказывает в одном из своих рассказов идею голографии. Открытие якутских алмазов писатель-ученый предвидит в другом произведении. Щедро разбрасывая идеи, Ефремов оттачивает свое литературное перо, набирая сюжеты из жизненной практики геолога, моряка, участника гражданской войны, мечтателя. В сфере его видения и исследования всегда находится прошлое, настоящее — и смелый скачок в будущее.

Вот почему первой ступенью восхождения писателя я считаю роман о далеком прошлом — «Таис Афинская». Вышедший последним в 1973 году, он занимает место первой ступени в освоении глубин человеческой культуры. «Таис Афинская» — это мост от Прекрасного в прошлом к Прекрасному в будущем. Роман времен Александра Македонского, написанный с исключительной эрудицией и смелостью, воспринимается нами именно так на широком пути писателя к определению красоты как высшей целесообразности. А ведь Коммунизм и есть в первую очередь прекрасное…