Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6467 ( № 24 2014)
Чаадаев – это не карикатурный современный либерал, органчиком повторяющий тезисы его обличения России. Он – мыслитель, максималист, готовый пожертвовать чувствами ради её достижения. Готовый пожертвовать и самой Россией ради этого. В этом его сумасшествие – одержимость, обречённость идеей.
Если Чаадаев на самом деле руководствовался идеей высшего блага, то сейчас у его «последователей» – пессимистов России – психологический случай. У них нет уже никакого сверхчеловека, мечтающего о сверхблаге, осталась лишь одна истерика. Лакмусовой бумажкой стала реакция на события на Украине.
«Моему существованию нет предела; нет преград безграничного; мой взор погружается в вечность». В этом порыве – предвосхищение ницшеанского бунта. Чаадаев попытался расчистить, убрать все преграды на пути к вечности. Получилось ли – другой вопрос…
Теги: П.Я. Чаадаев
Доверься свету...
22 июня - 73-я годовщина начала Великой Отечественной войны. С каждым годом всё меньше остаётся поэтов – свидетелей тех героических лет. Тем важнее помнить о них. "ЛГ" накануне грозной и незабываемой даты предоставляет слово кишинёвцу Николаю Савостину, участнику Великой Отечественной войны, кавалеру ордена Отечественной войны II степени
***
Зло, чтоб стать силой, копится на складах,
Его соберут арсеналы и базы
В образе пушек, патронов, снарядов,
Боеголовок, напалма и газов.
Зло, чтоб стать силой, свирепо пугая,
Прячет под шумом свой облик унылый.
Зло в наше время – вещь дорогая,
Всех разорит, чтобы сделаться силой.
***
Ловлю призывный звук трубы
Сквозь струнный звон и грохот, –
В нём чую нить своей судьбы
И суть твою, эпоха.
Подчас он слышится едва, –
Язвит мне сердце болью
В патетике ли торжества,
В веселье ли застолья.
Ведь этот звук пронзил меня
Неотразимым зовом
В годину страшного огня,
Вести на смерть готовом.
Звучит такая высота
И чистота, и сила,
Что осыпается тщета
С души моей унылой.
СОСЕДИ
Одни бежали от войны,
Свою спасая шкуру,
Другие рвались на войну,
По мненью первых, – сдуру.
Ах, умник, – ловко уберёг
Себя, живёт примерно.
Сосед же лёг под бугорок
Под звёздочкой фанерной.
В полях войны собрали прах,
Перенесли в столицу,
И страж не дремлет на часах
Над этою гробницей.
Ушла в кинотуман война,
И страсти поостыли.
Виновных нет – войны вина,
Что тот, другой, в могиле.
Стареет скрывший жизнь свою
За справочкою липовой.
А мать погибшего в бою
Всю жизнь по сыну всхлипывай.
Дворец, собаку на цепи
Он приобрёл заслуженно,
Значок какой-то нацепил
И врёт про фронт за ужином.
***
Как взвыла, взвыла Русь от боли,
Как взмыла, взмыла ввысь мольба,
Как оросилось кровью поле,
Слезою – каждая изба.
Как захлебнулось сердце злостью,
Как брызнул гневный свет из глаз
И хрустнули под ношей кости, –
Так оперлась страна на нас.
Юнцом в кровавой мешанине,
Тая под любопытством страх,
Был, как положено мужчине,
И я в тех самых жерновах.
И знаю не со слов, а лично,
Сам видел, как ходила твердь,
Как с деловитостью фабричной
Война работала на смерть.
Там и моей немного крови,
Там и моя осталась боль.
Но не смотрю на мир суровей,
Чем те, кто не ходили в бой...
***
С обушком по старинке в былое,
Как шахтёр, задыхаясь, ползёшь, –
Память в сотню пластов над тобою,
Хоть метафора это, а всё ж...
И какие былого приметы
До сих пор остаются милы?
Быт, не очень-то и обогретый,
Больше дыма да серой золы.
Я ведь знаю, почём это лихо,
Не обманет задорный мотив,
Что ведут соловей с соловьихой,
Червяка на двоих поделив.
Что там было и что за остаток
Вдруг кольнёт, освещая меня,
То зарёй, то кометой хвостатой,
То салютом,
то строчкой огня?..
***
Ах, будь же проще, не мудри,
Дыши, не ждя подвоха,
Доверься свету, что внутри, –
Не всё уж так, брат, плохо.
Вокруг не все калеки сплошь,
Сироты или вдовы.
Чего же ты себя грызёшь –
Пока хоть хлеба вдоволь!
Да кто ты сам в конце концов –
Такой апостол строгий!
Ведь сам всего лишь из слепцов,
Не знающих дороги.
Всё это так, я мал и сир.
Но жизнь не делят межи –
Ей что безвестный, что Шекспир –
На всех печали – те же.
***
Оставил бурный паводок в садах
На верхних ветках мусор и солому,
Как будто своему разгулу злому
Предельный уровень отметила вода.
Так и на мне минувшая беда,
Что чуть не с детства увела из дому,
Свой уровень, Европе всей знакомый,
Врубила раной в горло навсегда.
Теперь любой о прошлом судит просто,
А в те года среди вселенских драм
Был с нас, солдат, сверх всякой нормы спрос там.
Ношу под самым подбородком шрам,
До сих вот пор смерть подступала к нам.
А был тогда я многих выше ростом.
ВОСПОМИНАНИЕ
Стоял я на посту в конце войны.
Был склад свинцовой пломбой опечатан.
Работая на стройке, со стены
Бросали взгляды на меня девчата.
Неясная с одной возникла связь,
Хоть даже взглядом не встречался с нею,
Её подружки чуткие, смеясь, –
«Скворцова, – ей кричали, – он краснеет!»
Она, неся кирпич, сбивала шаг
И заливалась огненным румянцем[?]
Но я не мог с ней встретиться никак:
Не знали увольнений мы и танцев.
Во сне и то с ней встретиться не мог:
Я спал без сновидений – так устану.
Еженедельно пломбу и замок
Нетерпеливо брал я под охрану,
Чтоб хоть украдкой увидать её.
Как полны были те часы у склада!
Забрызганное известью старьё
На ней казалось дорогим нарядом.
Я не был с ней вдвоём и двух минут,
Но всякий раз я вздрагиваю снова,
Когда услышу, как упомянут
Кого-то по фамилии Скворцова…
***
Мир видеть в перекрестии прицела
Мне довелось – бесцветный, как зола.
Берёзка, скажем, что вдали белела,
Не больше чем ориентир была.
Всё в схему превратить война хотела,
В условный знак и действие числа.
Но красота природы без предела
Кипела, бушевала и цвела.
Всё заросло, где бомбы землю грызли,
На том, когда-то смертном рубеже,
А вроде ждёшь – поляна взрывом брызнет,
О минах позабывшая уже.
Вернулось в берега теченье жизни,
А сердце всё ещё настороже.
***
Неужель для того человечество зрело,
Поднимаясь из тьмы до слепящих вершин,
Чтоб однажды, как щепка, в пожаре сгорело
Вместе с басней своей о бессмертье души.
Увлечённо-невинно наука сумела
Этот выстрадать плод в кабинетной тиши.
И как скоро его приспособили к делу
Те, кто гонит из злобы свои барыши.
Что ты думал, ликуя, учёный-трудяга,
На пороге открытия века, когда
Только проблеск его записал на бумагу?
Что оно в один миг разнесёт города,
Всем известно, каким осенённое флагом?
Что ему не дорога нужна, а узда?..
КИШИНЁВ
Теги: Николай Савостин , поэзия
Артисты погорелого банка
Вячеслав ШИЛОВ
Однажды Станиславский задал своим актёрам учебный этюд: "Погорел банк. Покажите вашу реакцию!" Кто-то стал изображать судорожные действия пожарного, другой принялся рвать на себе волосы. И только Качалов сидел невозмутимо. «Вы почему не включаетесь?» - сердито спросил великий режиссёр. «А мои деньги в другом банке!» – ответил актёр.
Я, например, пока что не хуже Качалова – тихо-мирно наблюдаю, как лопаются наши банки. Свои накопления держу дома – выбираю подходящий банк. Даю полезные советы друзьям-погорельцам, которые пытаются спасти сбережения. Один жалуется: ему не выдают проценты по вкладам. Значит, пиши пропало: завтра заблокируют и сам вклад, а послезавтра на месте этого банка откроют парикмахерскую. Ну, ему хотя бы со временем отдадут накопления, если они не превышают семисот тысяч. А вот у соседа дела похуже: в один прекрасный день банк зашатался, и снять деньги с карточки нельзя. И тут уж – никаких государственных гарантий. Что упало – то пропало.
