Двести Журнал - Журнал Двести

Не уверена, будет ли сие послание опубликовано. Более того, не уверена, СТОИТ ли его публиковать. Но: в начале лета сего года Н.Перумов телефонно пригрозил мне скандалом, буде я не смягчу своего отзыва о нем. Чего я не сделала. И вот минуют месяц за месяцем, а скандала все нет, и я начинаю думать, что все эти наезды были розыгрышем со стороны господ Бережного и Николаева. Или прикажете публикацию в "Двести-А" и прочие домашние радости считать скандалом? Но — в любом случае нельзя лишать мальчиков иллюзий.

Когда разразилась вся эта история, реакция Н.Перумова показалась мне несколько неадекватной. По весне моя рецензия существовала в двух машинописных экземплярах, а роман Перумова издан сколькитосоттысячным тиражом и обласкан официозной прессой. Ничто не угрожало его дальнейшим публикациям, не говоря уж о прочем. Однако, к сведению любителя гладиаторских боев А.Николаева, подумавши, я тоже считаю — НАШИ СИЛЫ ПРИБЛИЗИТЕЛЬНО РАВНЫ.

Н.Перумов (если это все же он, а не переодетый Николаев) разразился двумя вариантами ответа. Один — сокращенный — опубликован. Другой, развернутый, адресован мне лично. И очень жаль, что "Двести" не опубликовали полного варианта. Это очень интересный документ. Предназначен скорее для психоаналитика. Ибо свидетельствует, что Н.Перумов (если это опять же он, а не переодетый Бережной) не любит себя гораздо больше, чем я его. Что называется, выраженный пример мортидо, направленного внутрь.

Например, объясняет он мне, темной бабе-провинциалке, что его роман вовсе не продолжение "ВК" (позвольте, а как же подзаголовок?), а сознательная с ним полемика, и сравнивать его надо не со "Скарлетт" (при чем тут…), а с "Тошнит от колец". Бедное мое сердце! Умри, Н.Перумов, лучше не напишешь! Я бы такого в самом крутом запале не сказала. И "ужасный пасквиль" — это не я о нем, это он о себе…

Бедненький! За что ж он себя так?

Утешьтесь! Я не считаю ваш роман ужасным пасквилем. А считаю я его нормальным коммерческим опусом. Даже лучше Головачева.

Но это не все. Среди беспрестанных наездов господин Перумов дважды повторяет мысль, что они, мол, не должны мешать нашему дальнейшему сотрудничеству (в качестве редактора, надо полагать.) Но, если я такая гадина, какой он меня считает, то неужели не представляет он, что я натворю с его текстами? А если представляет, стало быть, он этого хочет?

К счастью, надо признать, что мортидо господина Перумова имеет свои границы. Откликов на его сочинение было много, но истеризировать он принялся только по поводу статьи, написанной женщиной. И вовсе не из-за женоневистничества, а из обычного самосохранения. А.Свиридов за подобные пенки может и фэйсом об тейбл приложить, — он мужик крепкий. А у меня весовая категория не та. Так что Н.Перумов все-таки выбрал задачу себе по плечу. С чем его искренне поздравляет Н.Резанова.

ОТ РЕДАКЦИИ:

Уважаемая Наталья Владимировна! У вас превратные понятия о мужской вежливости и чести. Мы всегда полагали, что дамам отвечать надо обязательно, в то время как оппоненту-мужчине можно ответить и гордым молчанием. Полагаем, что как воспитанный человек, Н.Перумов (к слову, бронзовый призер России по рукопашному бою) на ближайшем "Интерпрессконе", уступая вашим желаниям, должен вызвать на дуэль А.Свиридова и дать себя побить. Или не дать — как он посчитает необходимым.

* * *

Лев Вершинин (Одесса):

Совсем не умею писать письма. Но первый номер "Двухсот" не оставляет возможности промолчать, даже если вместо письма-мнения получится нечто, похожее на статью.

Для меня никакой проблемы нет. В российской литературе появился сильный, самобытный автор, создавший умную и крайне небезынтересную книгу, воздвигший мир, кое-в чем более интересный и сложный, нежели мир Толкина, ибо Профессор, как ни крути, мифологист, а любой миф эмоционально схематичен.

Неприятие иными фэнами и писателями дилогии "Кольцо Тьмы", думаю, продиктовано либо дешевым снобизмом ("Фи, на что замахнулся!"), либо заведомым, жлобским недоверием к человеку ("Ишь, кого продолжает, смерд!"). Первое — попросту неумно. Пользуясь случаем, приношу извинения Николаю Данииловичу: и сам грешил, долго откладывая на потом прочтение "КЦ". Что ж, не люблю жанр "продолжений", даже свободных, не доверяю им — и рад, что в данном случае ошибся. Что же до "как посмел Самого продолжать" — то авторы подобных сентенций пусть вспомнят историю с "Отягощенными Злом"… и нишкнут.

Основным доводом в пользу того, что "КЦ" вещь талантливая и заслуживающая внимания является, по моему мнению, сама несостоятельность критики в его адрес со стороны профессионалов. И это при том, что редакторами "Двухсот" были, несомненно, отобраны лучшие из критических материалов!

Я, естественно, говорю не о вздорной, злой и откровенно глупенькой статейке Н.Резановой. Отнюдь! Критикесса оказалась настолько недобросовестна, что опровергать ее — труд невеликий и малопочтенный, все равно, как ударить "Дауна". Сам Николай Даниилович прилюдно и пребольно посек сию даму. И поделом.

Иное дело — статья Переслегина. Я убежден, что Сергей — не столько даже критик, сколько блистательный литературовед-социокультуролог. Его анализ текста, как правило, полон и всеобъемлющ, а в силу этого — достаточно пространен. Обычно. Но не в данном случае.

Здесь Сергей краток. Ясно, что романом он не очарован. Но система доказательств тут много слабее, нежели в любой другой его работе. Подчас даже создается ощущение эдакой "арбитмановщинки": подмены довода и аргумента хлесткой фразой и удачным образом. Просматривается некоторая изначальная заданность позиции рецензента. Впрочем, Переслегин достаточно профессионален и честен, чтобы не дать субъективности возобладать. И в результате заметка его, вопреки обыкновению, коротка, почти бездоказательна и написана, как говорится, "без души".

Но задумаемся: если уж ПЕРЕСЛЕГИН не смог убедительно доказать, что книга нехороша, то нельзя не признать, что мы действительно имеем дело с Явлением в нашей литературе…

"Двести-А", в первую очередь — исчерпывающий монолог Славы Логинова, во многом закрыл эту тему. Да, безусловно, "карманная премия", учреждена конкретным спонсором в интересах конкретного лица при опоре на авторитет конкретного же кружка. И, разумеется, ни грана общего с "Небьюлой", ибо та присуждается ШИРОКИМ кругом профессионалов и отнюдь не на деньги щедрого, но и своенравного спонсора.

В общем-то, платящий деньги, вправе распоряжаться, да! Но ведь жюри "Странника", вполне сознавая ущербность "кулуарной премийки", немногим отличающейся от давних молодогвардейских и нынешних никитинских самонаграждений, попробовало освятить цацку ореолом "Сидоркона", неявно подписав к междусобойчику тех, для кого ЛЮБОВЬ К ФАНТАСТИКЕ стала уже и самой жизнью. Подобных вещей нормальный человек не прощает. Отсюда и шквал неприятия.

Но! Гораздо страшнее — другое!

Отстаивая "корпоративный", а точнее — клановый, престиж, на защиту сомнительной премии встали люди, упрекнуть которых в отсутствии ума или порядочности не поднимется язык ни у кого. Это отличные ребята, чистые, честные, талантливые. Но раздался сигнал: "Наших бьют!" — и вот они уже взлетают в седла, готовые рубить без пощады. А кого рубить? За дело ли? — вопросы излишни.

И невнятность цели добавляет гнильцы в средства.

К примеру, умный и ироничный Миша Успенский, пытаясь доказывать недоказуемое, поневоле и сам того не желая, прибегает к передергиваниям. И верно. Ведь недоказуемое, не передергивая, не докажешь.

ЦИТИРУЮ: "Как мы назовем автора, которого не интересует мнение читателей? — спрашивает Бережной. Да как угодно. Сократ, не написавший ни строчки. Рембо, забывший свои стихи. Кафка, завещавший сжечь все, им написанное…" ("Двести-А", с.41)

Там Михаилом помянуты еще Хлебников с наволочкой стихов и нынешние постмодернисты. Что до Хлебникова, так использование наволочки в качестве портфеля говорит разве что о специфике характера поэта, о равнодушии к благам, об отсутствии портфеля, наконец, но никак не о безразличии к мнению читателей. А нынешние постмодернисты… ну, знаете ли, пена сойдет, а читатель останется. И болт, тем паче анкерный, ему в хозяйстве пригодится значительно больше, нежели вся эта кратковременно-модная постмодернистская галиматья.

А вот насчет остального… Есть смысл подумать!

а). СОКРАТ. Да, не написал ни строчки. Во-первых, писателем он не был. Был философом, был педагогом-перипатетиком — из тех, кто обучал, неспешно прогуливаясь. Как правило, у таких есть ученики, запоминающие мысли наставника и уже после, по памяти, записывающие. Иисус из Назарета, собственно, тоже не написал ни строчки — ученики постарались. Ибо в данном случае слушатель идентичен читателю. А кто посмеет утверждать, что Сократу безразлично было мнение Ксенофонта и Платона? Что Назаретянину плевать было на мнение апостолов?..