Валерий Киселёв - Разведбат

Вдруг слышу какой-то непонятный звук, а потом крик Марины: «Лена!». Выглядываю из машины — на меня с горы несётся «бэха», сорвалась с тормозов. Я в одно мгновение выскочила из машины, «бэха» её сметает, моя машина перевернулась, а БМП несется дальше вниз. Если бы я осталась в машине — меня бы придавило в ней ящиками. А «бэха» летит дальше, несётся на стоящие на дороге бензовозы, водитель орёт! Пронеслась, потом посмотрели, в 20 сантиметрах от бензовозов, совершенно неуправляемая. Как она летела! Перед ней люди разбегаются! И летит на палатку командира роты Хамитова. Машина встала перед палаткой, подскочив на пригорке. Ребята из палатки вышли: «Здрасьте!».

Если бы Марина не закричала… Стали с ней собирать вещи, вылетевшие из перевернувшейся машины.

Яков Чеботарёв, командир разведывательного взвода наблюдения:

— Были случаи, когда смерть стояла за спиной. Как-то наш водитель Сергей Хомец, контрактник, афганец, уехал за водой — и ни воды, ни машины. Наконец, узнали, что он заехал в ущелье, застрял и выехать не может. Меня послали его вытащить. Взял бойца, стрелка-радиста, механика-водителя. Нашли эту машину и водителя, но уже ночь наступила. А был приказ: ночью одиночные машины расстреливать. Попытались влезть в гору на БРМ — никак.

Принял решение пройти вдоль железной дороги. Справа — Самашки, слева наши. Пошли, мы сидим на броне, крикнул водителю водовозки: «Только не вздумайте свет гасить, идём колонной!». Слева над железной дорогой стояла наша пехота, 245-й полк, ребята — совершенно безбашенные, стреляют во всё, что шевелится. Справа — Самашки, село незачищенное. Проехали немного — на водовозке погасли фары, и тут же туда стрельба со стороны нашей пехоты. Я бронежилет не носил, и так двенадцать магазинов, четыре гранаты, оружие, да и сам-то тяжёлый, кричу механику: «Прыгай вниз, сиди по-боевому!» — «Нет!». А я так и сижу на броне. А задняя машина, водовозка, едет без света. Ракетницу достал, стал стрелять зелёными, а она то выстрелит, то нет, патроны отсырели. Пока зелёная ракета горит — по машине не стреляют. Вижу — на машине свет включился, снова едут, газу прибавили. Но как начнет притормаживать — свет фар гаснет, и снова стрельба по нам.

Когда, наконец, добрались до своих, то оказалось, что молодой боец при торможении задевал пальцами переключатели света, вот они и гасли. Так из-за нелепой случайности нас запросто могли свои же перестрелять.

Александр Соловьёв:

— Где-то в конце октября меня послали на сопровождение подполковника Тупика в штаб генерала Шаманова, он должен был срочно доставить карты с обстановкой. Войска в эти дни ещё разворачивались, ещё было пространство, это ближе к Грозному всё перемешалось, не до Устава стало. Взял я четверых разведчиков и экипаж БТР. Путь по времени — часа два, по горам, ехать надо было через неконтролируемое пространство.

Выехали в четыре часа утра, в густейший туман. Тупик мне: «Гони!». Как гнать, если территория не наша. По сопкам надо аккуратненько ехать, не больше пяти километров в час ведётся разведка. У нас закон: не слышу, не вижу — не стреляю, не еду. — «Ты не разведчик, лейтенант!». Я водителю тихонько: «Гони, только не шибко». — «Куда гони — ничего не видно, такой туман!». Тупик: «Меня Шаманов расстреляет — гони!». И — бойца по шлемофону ножкой. Я по карте еду, куда — ничего не видно. Вышел посмотреть дороги, развилки. Сопки очень похожие. Проходит полчаса. Тупик вышел из БТР: «Ты не знаешь куда ехать!» — и обругал меня матом. — «Дай карту, я поведу». Покрутил её, — «Вперёд!». А дорога — серпантин, обрывы.

Едем — вижу, что заблудились: по одному месту уже третий раз проезжаем. Водитель уже свои протекторы узнаёт. Рассветает! Ситуация такая, что мы можем или оказаться между двух своих полков и нас могут принять за «духов», или, поскольку территория неконтролируемая, «духи» здесь могут ходить. Начинаю нервничать, потому что даже негде спрятаться — ни лесочка, ничего. И связи нет — раннее утро, спят радисты. И Тупик нервничает: «Всё, мне хана! — бросает карту. — У тебя карта неправильная!» — швыряет эту карту. — Какого она у тебя года? Семьдесят четвертого? Где ты её взял?» — «Карты в штабе группировки дали! Я её, что ли рисовал!» — «Стой, я с тобой разговариваю! Иди сюда!». А мы уже встали. — «Товарищ подполковник, — говорю, — у нас есть один выход: дождаться рассвета, пока упадёт туман, и идти по биноклю. Где люди — туда и пойдём». Я понять не могу, где нахожусь: или в обрыв упадём, либо под огонь своих попадём, либо «духам» подарочек.

Тупик меня при моих бойцах матом обругал: «Ты ничего не умеешь!». Повёл нас сам и заблудился. Водитель начинает нервничать, экипаж — тоже. — «Не трогай пулемёт!» — говорю башенному пулемётчику.

Светает. Стоим. Решаю: надо идти в открытую. Достал ракеты и начал стрелять. — «Ты что делаешь, дурак! Тут «духи»!» — Тупик кричит. — «Лучше «духи» — у них группы небольшие, отобьёмся, — чем два полка своей пехоты! А свои и разбираться бы не стали — что это за незнакомая группа здесь бродит… Я стреляю — красный, зелёный, Тупик: — «Перестань стрелять!». Жду, что кто-нибудь из наших ответит. Ответил — я ему тоже зелёную. Включаем все, что есть фары, сигнал и прём на те ракеты. Едем — руками, шапками машем, по-русски материмся! Выехали…

Потом меня ещё раз хотели послать на сопровождение Тупика, но я сразу «заболел» — «температура, понос…». С тех пор этого карьериста боялся как огня. Как говорится — чур меня!

Существует лишь одна вещь точнее огня противника — это когда по вам стреляют свои.

Действия профессионалов можно предсказать, но мир полон любителей.

21.10.99 г.: по каналам Франс-Пресс получено сообщение, что 3 ракеты поразили центральный рынок Грозного. Резко негативная реакция Запада.

22.10.99 г.: Путин в Хельсинки (где он встречался с руководством Евросоюза) опроверг информацию о нанесении ударов по центру Грозного, но подтвердил, что взрыв на грозненском рынке действительно был.

24.10.99 г.: в ходе визита Путина в Финляндию от него потребовали ответа по стратегии политического урегулирования ситуации в Чечне.

26.10.99 г.: передовые подразделения российских войск вышли на северо-западные окраины Грозного.

Дмитрий Горелов, заместитель командира батальона по тылу, подполковник:

— После 20 дней такого кочевания надо было пополнять наши запасы. В Моздоке продуктов на батальон нам дали на 21 день. По идее мы должны были получать их в ОБМО нашей дивизии, но его никак из Моздока не могли выгнать. Потом им объяснили, что они должны за войсками идти, а не сидеть в Моздоке. Несколько недель они там сидели. Ушли они из Моздока через месяц, когда из Москвы приехала комиссия, чтобы их с места сдёрнуть.

Поступила команда всем выдать «горки», или иначе — штормовые костюмы, косынки, шапочки, свитера.

Первая поездка в Моздок — в составе колонны. Мне нужно было получить продовольствие, каждый из начальников служб ехал по своим вопросам. Много было желающих попасть в Моздок, чтобы оттуда по телефону поговорить с родными.

Узнали, что на период боевых действий введены новые нормы снабжения. Оказывается, кроме мяса ещё и колбаса положена, сыр. А все эти деликатесы, соки, минеральную воду получали в Моздоке. Всё это загрузили со складов. Получили, переночевали, потому что ночью движение было категорически запрещено, и в свою часть. Таких поездок было три.

А потом начал ездить в Моздок один, без сопровождения. Надо срочно, и поехал. Вроде бы везде уже свои. С Женей Лобановым на «Урале» и ездили, знал, что машина надёжная, если на мину и наскочишь, то передний мост выкинет, а пассажиры ещё целы. На стёкла вешали бронежилеты, чтобы какой-нибудь дурак не пульнул.

Движение по дорогам Чечни было чисто военное. На Сунженском хребте стояли впереди группировки, оттуда в Моздок ездил один раза два. Один раз ездил с майором Паковым и в тумане заблудились. Пока солнце не встанет — вообще ничего не было видно.

На блокпосту при въезде в Чечню однажды взял в машину 12 беженцев до Горагорского. Два старика и женщины с детьми. Посадил, привёз, дедок мне 27 рублей подает, собрал — «Дед, ты что, издеваешься, чтобы я с тебя деньги брал». Он дал мне в провожатые своего племянника, парня лет 17, дорогу показать до трассы. Парень залез на подножку машины, довёз, сказал мне спасибо, что довезли наших родственников, руки нам с водителем пожал, а сидевшему между нами в кабине контрактнику с автоматом говорит: «А с тобой мы ещё встретимся…». Не понравилось мне это: сделали для них хорошее дело, а он так сказал, с угрозой.

Наконец, приехал наш любимый ОБМО и всё снабжение пошло через него. Капуста, картошка свежая были практически всегда, мясо — всегда. В разведротах оно не переводилось: то барана привезут, то ещё чего. У одного пастуха барана покупали, он говорит: «Ребята, я ни в одной кампании не участвовал, я за федеральную власть». А потом оказалось, что у него в тракторе радиостанция стояла.