Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6385 ( № 38 2012)

10.05.1940

Свидание

- Что там у вас? - простой вопрос.

Старик опять - про сенокос.

Он вспомнил жито и овёс.

Глаза же[?] Мокрые от слёз.

Потом и я заговорил:

- Тюремный год вот пережил.

Да не один - сидит нас много.

Привыкли вроде бы к острогу.

Ну как там мама и сестра?

Пахать уж на зиму пора.

Всё так ли суетится дед?

Им передай от нас привет.

- Мы ничего[?] Мы жить живём.

А ты здесь сохнешь всё тайком.

Я в торбе сухарей принёс, -

Глаза же[?] мокрые от слёз.

- Не плачь! Вернёмся мы весной

И выйдем в поле толокой.

Там вместе встретим свет зари[?]

Не плачь и не бедуй, старик.

Весною выйдем из тюрьмы,

Севалки зёрнами полны.

Для сева, а не для угроз

Развалы чёрные борозд.

Старик, я вижу, верит мне,

Мечтает сам о той весне.

Окреп как будто и подрос.

Глаза же[?] мокрые от слёз.

1936

* * *

Дала мне юность пару крыльев:

Одно - зари рассветный свет,

Порыв к свободе всех усилий.

Второе - вся любовь к тебе.

И что усталость мне, что мольбы -

Не быть, где грозы и борьба[?]

А ты всё спрашиваешь: мог бы

Жить без любви и без тебя?

Спроси у птицы, иль могла

Она взлететь бы без крыла.

1952

Ave Maria

Звон кафедральный сзывает на Аvе

Из переулков, что слева и справа.

Толпою монашки в полузабвенье.

Тянутся, будто бы тёмные тени.

Старые есть и есть молодые, -

Аve Maria[?]

Не обратил бы вниманья, быть может,

Если б средь них не увидел пригожей,

Милой монашки, что смотрит, сияя.

Ей и не больше семнадцати маев.

Чёрные очи, брови густые, -

Аve Maria!

И под одеждою траурно чёрной

Предощущается стан непокорный.

Ножки, какими бы на карнавалах

И восхищала бы, и чаровала.

Смуглые руки, груди тугие, -

Аve Maria!

Набожно смотрит на крест, на церковный,

Я же молюсь ей на чёрные брови.

Неужто, красотка, не пожалеешь,

Что здесь ты погубишь всё, что имеешь?

Как танцевали бы ножки такие, -

Аve Maria!

Чем же сюда тебя так заманили?

Чётками нежные руки скрутили.

Смело порви ты их и не бойся[?]

Слышишь, как в поле шумят колосья.

О, как бы жали их руки  такие, -

Аve Maria!

Потом пришло бы любви сиянье,

Встречала б с милым рассвет свой ранний.

Умелой стала бы ты хозяйкой,

И колыхала б своё дитятко.

О, как кормили бы груди такие, -

Аve Maria!

Не знаю, может, моя молитва

Мне помогла бы выиграть битву,

Но позвали монашку ту дружно[?]

Пошла за всеми, вздыхая трудно,

Под своды мрачные и глухие, -

Аve Maria!

1964

* * *

Ты ещё только намёк на человека,

Если во всём надеешься на маму.

Ты ещё - четверть человека,

Если во всём надеешься на дружбу.

Ты только - полчеловека,

Если во всём надеешься на любовь.

И только тогда ты становишься

человеком,

Когда все могут надеяться

На тебя.

1981

Поэзия

Я знал, что ты - молния всё же,

Коль в тучах не меркла.

Я знал, что ты - освобожденье

Из рабства и пекла.

Живая травинка,

Что камень пробила могильный,

Разведчика след

На дороге кремнистой и пыльной.

Я знал, что ты - из поцелуя,

Ты - дружба и радость.

Ты - корочка чёрствого хлеба

И сок винограда.

А ты оказалась мне б[?]льшим:

Ты - кровь, что пульсирует в жилах.

Ты - солнце, которым

Просторы легко озарила.

Ты - всё, без чего, как без мамы,

Без Родины - тоже,

Ни рождаться, ни жить

На земле невозможно.

1955

На камне,

железе и золоте

Пока не иступится жало резца

И руки мои не утомятся,

Я должен оставить свой след бытия

На камне, железе и золоте.

На камне - неволи минувшие дни,

Курганы в полях одинокие.

На гулком железе - окопы войны,

Разбитые сосны высокие.

На золоте - взвитый октябрьский

стяг,

Просторы бескрайние звёздные,

И к солнцу широкий проложенный шлях,

Богатые нивы колхозные.

На золоте - праздник Отчизны родной

С друзьями, с подругами славными,

С салютами и негасимой зарёй,

С гармошками и цимбалами!

1948

Переписка с землёй

Я писал земле много писем

Пером, каким лирики пишут песни,

Гимны разные,

манифесты.

Писал я смычками всех скрипок,

Какими смеются и плачут.

Писал спицами тряских телег,

Якорями и мачтами кораблей,

Штыком и

сапёрной лопатой.

Писал кружками, из каких пьют

За здоровье и вечную память, -

Но покамест

Ответ получил я

Только на письмо,

Что написано плугом.

Вот он.

Режьте на ломти его.

Угощайтесь.

Ешьте.

            1964

Цвет снега

Ничего более разноцветного,

Чем взвихренный снег,

Я не знаю.

Какой он был синий,

Когда я замерзал

В комнате застывшей

Или бесприютным на улице!

Какой он был розовый,

Когда стрясал его с плеч

Той, что приносила счастье!

Какой он был чёрный,

Когда заметал

Следы расставанья с Отчизной!

Какой был красный

На брустверах наших окопов!

Какой был искристый и светлый,

Когда дети

Приносили его мне в подарок!

Я так и не знаю, какой цвет снега

Настоящий.

1966

* * *

Я нёс тебе песню,

Но, встретив здесь ветер,

Она стала ветром

На всём белом свете.

Услышала дождь -

Ливнем на поле пала.

Увидев деревья,

Вдруг тополем стала.

С зерном породнилась -

И рожью вновь зреет,

А солнца напившись,

Лазурью синеет.

И чтоб эту песню

Услышать всей сутью,

Ты должен со мною

Идти Беларусью.

10.03.1970

* * *

Порог, вытесанный из воспоминаний,

Остался за мной;

Двери на завесах сверчковой песни

Остались за мной;

Окна, застеклённые взглядами,

Остались за мной;

Хата, накрытая крыльями ласточек,

Осталась за мной, -

Как же мне не оглянуться назад,

Если б я даже застыл

Столпом соли?