Автор неизвестен - Проект Россия. Третье тысячелетие. Книга третья
С какого-то момента Закон приобретает догматичность и неподвижность. Что написано, то и есть истина. Что противоречит Закону — противоречит истине. Зафиксируем этот момент: окостеневший Закон становится выше живой Истины. Самое очевидное зло, порождаемое с использованием Закона, не могло называться злом, и уж тем более подвергаться критике.
Неподвижный Закон и подвижная действительность порождают принципиально новую ситуацию. С одной стороны, предельно четкая регламентация всех сторон жизни. С другой стороны, живая жизнь, которую невозможно уложить в параграфы Закона, но нужно каким-то образом все же уложить в эти параграфы.
Такая ситуация порождает законников, выполняющих все требования Закона, «напоказ долго молятся» (Мрк. 12, 40), но при этом далеких от духа Закона. Они считают себя святыми и хвалятся: «пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что приобретаю» (Лк. 18, 12) . Они сидят в первых рядах в синагогах и занимают первые места на пиршествах, но при этом поедают «домы вдов» (Мрк. 12, 40) . Совершается все это беззаконие в рамках Закона. «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что даете десятину с мяты, аниса и тмина, и оставили важнейшее в законе: суд, милость и веру; сие надлежало делать, и того не оставлять» (Мф.23, 23) .
Закон более не способен выполнять свою главную функцию: давать однозначную оценку событию, явлению или действию. Когда ситуацию невозможно оценить с помощью Закона, возникает необходимость трактовать Закон под ситуацию. Толкование Закона становится выше самого Закона. Вместо «да, да; нет, нет; а что сверх этого, то от лукавого» (Мф. 5, 37) появляется «да в смысле нет». Гигантский авторитет Закона переходит на толкование и далее на толкователей. Что они говорят, то и есть истина. Законники подменяют Закон и Бога. Хранилище Истины трещит по швам.
Логика позволяет перетолковать что угодно и как угодно. Первыми этим пользуются законники — священники не по призванию в духе, а по наследованию по плоти. В Израиле священником мог быть только человек из определенного рода (Аарона). Вскоре возникают ситуации, когда и так правильно, и наоборот правильно. Человеческая природа, оказавшись в ситуации «двух правильно», выбирает то «правильно», что выгоднее для выбирающего. Когда появляются два «правильно», не остается ни одного «правильно». Две истины рождают одну ложь.
Можно ли бегать, прыгать и гонять мяч во время молитвы? Конечно, нельзя! При молитве необходимо вести себя достойно. А можно ли, играя в футбол, прыгая и бегая, молиться? Конечно, можно! Молиться можно и нужно всегда и везде.
Оценка факта зависит от того, под каким углом факт представлен для оценки. Сам факт не имеет значения. Все решает тот, кто раскрашивает факт в нужные тона. Толкование дает возможность грешить, не вступая в конфликт с Законом. Люди, досконально знающие Закон, не могут устоять от искушения использовать его прорехи. Если есть две правды, можно придерживаться выгодной правды, не усматривая в том нарушения,
Простой пример: заповедь «не убий». Убить можно как действием, так и бездействием. Если человек просит подать с тумбочки лекарство, без которого он умрет, а вы не подаете, своим бездействием вы убиваете человека. Усложним ситуацию: враг хочет убить беззащитного ближнего. Допустим, остановить врага можно, только убив. Возникает выбор: или убить действием врага, или убить бездействием ближнего. В любом случае убить придется. Вот вам, пожалуйста, две истины. В этой ситуации каждый действует так, как подсказывает или любовь или трусость. Но при этом «не суди» (Мф. 7, 1) , потому что не можешь знать всех обстоятельств дела. Бог потом разберет, чем руководствовался человек, действуя или бездействуя.
По формальным признакам нельзя выполнить заповедь «не убий». С формальной позиции лучше убить бездействием ближнего, чем действием — врага. Но по совести, лучше убить врага действием, чем ближнего — бездействием.
В ситуации, когда можно трактовать так и эдак, рождается лицемерие. В современном христианстве это привело к движению непротивления, когда верующие самоустраняются от сложных ситуаций, предполагающих большой выбор. На призыв к действию они спрашивают: «А как нам узнать, есть ли на то воля Божья»? Лукавство этого вопроса видно уже из того, что они не задаются вопросом: а есть ли воля Божья на бездействие?
Для бездействия человек не испрашивает воли Бога, он творит его по своей воле. Для действия он испрашивает воли Бога, полагая ее в явлении огненных ангелов, призывающих бороться со злом. И если явления нет, он искренне полагает: воли Божьей на действие нет. А на бездействие есть. Лицемеры выбирают из двух путей один, но думают, что устранились от выбора и через то не согрешили. В итоге они совершают двойной грех: убивают ближнего бездействием и оправдывают себя лицемерием.
Фарисейское лицемерие было проблемой не только древнего Израиля. Это проблема и современного общества. Были вчера, есть сегодня и будут завтра миряне и священники, прячущие трусость за библейскими высказываниями, прикрывая свою ничтожность верой. «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что затворяете Царство Небесное человекам, ибо сами не входите и хотящих войти не допускаете» (Мф. 23, 13).
Многие не задумывались на эту тему до сего дня, и очень может быть, не задумаются никогда. Кто все понимает, но ничего не делает, тот лицемерит. Лицемерие порождает преступления. Ограбление беззащитных начинается с равнодушия. Логика простая: если они слабые, их все равно ограбят, и богатство попадет в руки нечестивых. Раз так, пусть лучше их добро достанется в хорошие руки (в мои). «Их конец — погибель, их бог — чрево, и слава их — в сраме, они мыслят о земном» (Флп. 3, 19) .
Самый циничный грабеж всегда прикрывается именем Бога. Законники представляют ограбление слабых богоугодным делом, коего требует Бог. Формально все правильно, придраться не к чему, но по факту это зло. Оно растекается по всему обществу. Отравленное общество начинает рушиться.
Аппетит приходит во время еды. Маховик злоупотреблений раскручивается. Чем больше люди ищут лазеек, тем больше находят. Огромное количество прорех превращает Закон в решето, не способное удержать живую воду Истины. В этом решете вместо Закона лежит закостенелый догматичный кирпич, которым бьют слабых, сирых и убогих.
Глава 7
Разложение
В первую очередь зло поражает священническую среду. Лицемерие и равнодушие приводят к тому, что в храме появляются торговцы. Они демонстрируют соответствующее моменту внешнее благочестие, набожность, сыплют религиозными сентенциями и торгуют предметами, используемыми в религиозной практике. Например, жертвенными голубями, баранами и сопутствующими товарами. Храм отчасти начинает напоминать клуб, куда люди приходят решать текущие дела, поболтать и заодно помолиться.
Вроде бы в такой торговле нет ничего особенного. Напротив: кажется, торговцы облегчают людям совершить ритуал — вот тебе баран, готовый для жертвы, вот нож, только покупай. Тонкость момента: торговец ничего не производит. Он перепродает готовое с торговой наценкой. Покупает по одной цене, перепродает по другой. Не важно, чем торгует, утюгами или предметами культа, важно, что он торгует. В храм входит дух торговли. «Дом Мой домом молитвы наречется; а вы сделали его вертепом разбойников» (Мф. 21, 13).
Следующий шаг: узаконивается практика оказания священных ритуалов за деньги по прейскуранту, как в магазине. Храм заполняют Волки в Овечьих Шкурах (воши), торговцы в рясах, сбывающие не только религиозный товар, но и благодать как товар.
Начавшееся изнутри разрушение Израиля выходит наружу в виде очевидных социальных пороков. Когда лукавство и лицемерие почитаются верхушкой общества — священством — за норму, мирская элита — князья и купцы — не видит повода себя ограничивать. Люди начинают потакать своим страстям, не чувствуя за собой греха. Возникает круговая порука, и система начинает жить жизнью, не зависимой от людей. Формируются новые правила, нормы, понятия чести и совести. Старые правила формально прикрывают реальную действительность.
Сходный кризис повторился в период бюрократизации Нового Закона у католиков. В христианские храмы, как в свое время в иудейский храм, пришли торговцы религиозной утварью и сопутствующими товарами, на стенах храмов появились коммерческие объявления. Потом дело дошло до торговли церковными должностями. Следующий шаг: ценники на таинства — благодатью стали торговать по прейскуранту. Трупные пятна, свидетельствующие о последней стадии разложения, это торговля индульгенциями и откаты от взносов, пожертвованных Богу.
Характерный момент: в этот период часть иудейского священства начинает жить не на плоды труда рук своих и не на пожертвования, как говорил апостол Павел: «нуждам моим и нуждам бывших при мне послужили руки мои» (Деян. 20, 34) , а на доход от торговли. Священник не имеет права жить на такой доход. Это в принципе противоречит его сути. Если он начинает жить на средства, полученные от перепродажи жертвенных голубей (иудейский аналог сегодняшней свечи), он повреждается как священник. Священство живет на торговую прибыль, впуская через себя в храм дух торговли. Начинается постепенное ослабление и обрушение конструкции.
