Борис Джонсон - Мне есть что вам сказать

А суть принадлежности к категории второго класса «британских граждан по происхождению» в том, что, будучи за рубежом, вы не можете передавать вашу национальность собственным детям. Цель, как сказали в министерстве внутренних дел, – предупредить распространение, скажем, в Калькутте больших семей, никогда не бывавших в Великобритании, но имеющих и передающих из поколения в поколение британское гражданство, которые потом могут заявиться с одной из упомянутых выше приливных волн.

Следовательно, по умолчанию, как подтвердили в министерстве внутренних дел, у нас растет прелестная бельгийская девочка. Она не получает даже двойного гражданства, если только вы не валлон и фламандец.

И не обращайте внимания на практические неудобства: ее сомнительное право на получение образовательного гранта от британского местного органа власти, отсутствие права играть в крикет за Англию, работать в министерстве иностранных дел, быть избранной в парламент, стать главой Службы безопасности. Но меня сейчас интересует принцип. Она не бельгийка. А утешительный приз, как жизнерадостно заявил чиновник в министерстве внутренних дел, что у нее будет «паспорт одного цвета» с паспортом уроженца Британии.

Итак, г-н Говард, позвольте заявить вам без обиняков. Вы действительно хотите, чтобы Лара Леттис была верноподданной короля Бодуэна и королевы Фабиоле, а не Ее Величества? Вы желаете, чтобы она служила нации, которая отказалась продавать нам боеприпасы во время войны в Персидском заливе? И теперь она должна резво носиться с лицом, блестящим от чипсов и майонеза, как носились недавно тысячи брюссельцев, смотреть фейерверк в день национального праздника, и сердце ее будет биться от вида черно-красно-желтых флагов?

Но это можно исправить. Мы можем обратиться к вам, г-н Говард, вложить в конверт не подлежащие возврату £85 и просить вас рассмотреть ее дело. Правда, как подчеркивает Мишель, за последние два года никто не добился положительного решения. Лично я больше склоняюсь к варианту Золы Бадд[111]. Даже за семь недель можно понять, как она могла послужить стране, предоставившей гражданство, на ниве легкой атлетике. Так почему не отказаться от правил, господин министр внутренних дел, с перспективой на Олимпийские игры 2012 года?

Но лучше всего, говорит Марина, юрист ЕЭС, – это поехать в Люксембург, в Европейский суд. Конечно, у меня не лежит душа обращаться к этому палачу британского национального суверенитета. Тем не менее похоже, что Акт о британском подданстве входит в конфликт с законодательством ЕЭС, ограничивает права рабочих на свободное передвижение и обустройство в другом государстве-члене путем лишения их права передачи гражданства своим детям. «Если посмотреть на судебную практику, например судебное решение по делу Шоке в 1974-м, то у вас 50 % шансов на успех», – говорит юрисконсульт ЕЭС. Можно с этим смириться.

Вы можете сказать, что в таких судебных делах присутствует элемент Риса-Могга[112]. Но, как он обнаружил, столкнувшись с глупостью правительства в таком масштабе, судебная тяжба оказывается единственным ответом.

Теория о нашем шизоидном подходе к Европе.

Откровение по дороге из Гастингса в Маастрихт

Если вы раньше не видели этого в Нормандии, то будете в состоянии некоего ступора брести по затемненному коридору, слушая через наушники рассказ и пытаясь постичь, что этой слегка выцветшей голубоватой, охряной и ржаво-коричневой шерсти уже более 900 лет. Вы наблюдаете забавные мелочи, кухонную утварь, изящные руки и анемичные средневековые тела с покачивающимися бедрами и шеями. На полотне длиной 70 метров вы видите к тому же назидательную историю, оправдывающую нормандское завоевание.

Гобелен из Байё считается одним из чудес света наряду с пирамидами и Пантеоном. То ли магия искусства, то ли фляга нормандского сидра так на меня подействовали, но я пережил нечто вроде откровения, прервавшего мои почти непрерывные размышления о месте Британии в Европе.

Часто говорят, что Британия занимает особое место в Европе, так как в наше время ее никто не завоевывал; поэтому она и не желает передавать свой суверенитет Брюсселю. Все другие европейские страны, приводится довод, порабощались. Их политические классы были дискредитированы во Вторую мировую войну, их институты уничтожены. В Британию, напротив, никто не вторгался или по крайней мере, поправят люди, никто не вторгался с 1066 года.

Я всегда чувствовал какую-то недосказанность в таких доводах. Как насчет самого нормандского вторжения? Каковы последствия завоевания? Готов выложить свои карты на стол. Меня давно беспокоило политическое значение битвы при Гастингсе.

«Et fuga verterunt Angli», – гласит последняя строка пояснения на латыни, в сцене, где нормандские рыцари усаживаются на своих боевых коней. И англичане, хиляки, обращаются в бегство. Англию захватил народ, который на гобелене назван «Franci» – французами. О позор этих слов! Возможно, для Британии важно, что ее с тех пор никто не завоевывал. Но важно, разумеется, что в 1066 году она была захвачена и как это было.

Можно доказывать, что это завоевание принесло пользу, например, для строительной индустрии. И было бы преувеличением говорить, что сегодня патриотично настроенные англичане склоняют свои головы при упоминании битвы при Гастингсе. В пабах не наступает тишина при словах «Певенси»[113] или «Тостиг»[114]. Но для англичан, которые тогда жили, Гастингс был катастрофой.

Это была не просто битва, в которой Гарольд был убит стрелой в глаз. Это была наша битва при Седане, битва при Эгоспотамах[115] и даже хуже. Это было не просто поражение, за которым последовало проконсульское правление оккупационной державой. События 1066 года были, по выражению историка Джона Гиллингэма, «катастрофой для англичан. Ни одно другое вторжение не принесло столь полного уничтожения Старого режима». Что стало с ними, телохранителями короля Гарольда, с теми, чьи трупы не показаны нагими и расчлененными внизу гобелена? Аристократов лишили собственности или изгнали. Их язык испоганили заимствованиями. Они бежали в Шотландию, Данию, Россию. Некоторые оказались в лейб-гвардии Византии. Уильям Малмесбери[116] писал в 1125 году: «Англия сегодня – это пристанище для иностранцев и территория чужестранцев». Страна превратилась в заморскую территорию, так в наши дни правительство Франции называет Гваделупу или Мартинику заморскими доминионами.

Страну полностью разграбили, как северное Эльдорадо. Норманны были грабителями, говорит Ордерик Виталис, англосаксонский летописец. Нормандский монах Гитмунд заявил в лицо Уильяму Завоевателю, что «по всей Англии идет сплошной разбой». Сэр Ричард Сазерн[117] подытожил результаты завоевания: «Ни одна страна в Европе с момента появления варварских государств и XII веке не подвергалась таким радикальным преобразованиям за столь короткое время, как Англия после 1066 года».

Но интуиция мне подсказывала, не знаю, под влиянием сидра или нет, что с политической точки зрения то, что мы были покорены, важно. Предвижу ваш возглас: «Хватит трепаться. Говори о древней истории. И что ты имеешь в виду под “мы”, говоря о проигранном сражении? Разве англичане сейчас не представляют собой благополучное соединение воюющих сторон?»

Ладно, вспомним, что к 1075 году, когда все норманны окрестились, они были крошечным меньшинством: где-то от 10 000 до 20 000 из населения в 1,5 млн. Таким образом, генетическое происхождение современного англичанина явно не нормандское. Спросите ваших друзей: кто выиграл битву при Гастингсе, они или мы? И бьюсь об заклад, ответ будет – «они». Меня же интересует национальный миф и национальное самосознание, которые в результате сложились.

Полагаю, память о завоевании – одна их тех многих вещей, что заставляет нас мучиться сомнениями, стоит ли нам радоваться или тревожиться относительно наших связей с континентом. Споры о завоевании шли в XVII веке и вспыхнули вновь при викторианцах. Они искали национальную идентичность. Некоторые популярные историки, например Эдвард Фриман, подчеркивали восхитительную изоляцию Англии и рассматривали завоевание как нападение иностранцев. «Мы, англичане, – писал он, – живем на острове и всегда вращались в собственном мире».

Томас Карлейль[118], напротив, высказался в пользу захвата на том основании, что Британию населяла «прожорливая раса ютов и англов, не способных на великие дела; неповоротливых и невозмутимых толстопузых». Точка зрения Карлейля спорная. Большинство современных историков скажут, что в музыке, танце, литературе, вышивке и других искусствах предокупационная Англия была по крайней мере такой же цивилизованной страной, как и Нормандия. Да и сам этот гобелен – англосаксонская работа и, вероятно, сохранился до наших дней именно в силу своей уникальности, так как соткан он был не из золотых или серебряных нитей.