Виктор Шендерович - Одна голова хорошо, а две лучше
Теперь несколько слов о дополнительной ясности, которая установилась в нашем родном журналистском цехе.
Съезд Союза журналистов России упразднил должность Генерального секретаря Союза, которую занимал Игорь Яковенко, и подверг критике прежнее руководство Союза за излишнюю политизацию. Как отметил главный редактор «Российской газеты» Владислав Фронин, руководителям Союза журналистов нужно (цитирую) «определить приоритеты, выделить главное, научиться взаимодействовать с властью, без которой словами о журналистской солидарности ничего нельзя добиться».
Святые ваши слова, г-н Фронин! Определили наконец приоритеты российской журналистики, честно выделили главное: взаимодействие с властью! Это пускай в других широтах журналисты апеллируют к обществу и посылают в импичмент зарвавшихся президентов, а мы смело подползем к начальству и в острой конкуренции, лежа в прахе, обнимем царские сандалии. Будем считать это частным случаем взаимодействия.
С журналистикой, надеюсь, теперь наладится окончательно – остается, как всегда, подтянуть нравственность. Давно эту гайку федеральным инструментом не вертели.
Президент Санкт-Петербургского государственного университета Людмила Вербицкая предложила создать при новом премьер-министре России комиссию по нравственности. В задачи комиссии должны, в частности, входить выработка предложений по обеспечению госполитики в сфере духовности, разработка критериев нравственного поведения и подготовка законов, ограничивающих бесконтрольность СМИ.
Разработкой критериев нравственного поведения до Путина много занимались Господь бог, Верховный раввинат, Святая Римская инквизиция, Максимилиан Робеспьер, Коммунистическая партия Советского Союза, дружный коллектив красных кхмеров и еще 158 000 частных лиц и организаций. Видимо, как венец этих усилий миру и явилась профессор Вербицкая, ударенная идеей контроля над всем, что дышит.
О развитии событий расскажут газеты 2018 года, обзор которых предоставило агентство «На голубом глазу».
Комиссия по нравственности при премьер-министре России утвердила список нравственных эталонов, пишет газета «Нагорная правда». В этот список вошли председатель комиссии и все ее члены, а также члены их семей. С января будущего года нравственные эталоны будут освобождены от уплаты налогов, обязанности тормозить перед пешеходным переходом и двух-трех христианских заповедей (по выбору эталона).
Провалом закончилась очередная попытка Гарри Каспарова доказать в суде, что он – Гарри Каспаров, сообщает журнал «Черная клетка». Привлеченный Каспаровым в качестве свидетеля компьютер, с которым чемпион мира когда-то играл, не смог доказать, что он компьютер, и «заглючил» прямо в зале суда.
С коллективной просьбой обратились к президенту России его друзья, сообщает сайт «Мой узкий круг. ру». Друзья просят срочно простить долги какой-нибудь стране на общую сумму 10–12 миллиардов долларов, потому что скоро лето, а нормально отдохнуть буквально не на что.
Но вернемся в день сегодняшний и заглянем в Государственную Думу – как они там, избранники народа, не скучают ли?
Ой, нет. Не скучают.
Депутат Илюхин предложил коллегам отреагировать на показанную накануне по телеканалу НТВ видеосъемку того, как вице-спикер от ЛДПР Владимир Жириновский стреляет по домашней птице из окна железнодорожного вагона. Илюхин заявил, что речь идет об авторитете Госдумы. В ответ представитель фракции ЛДПР Сергей Иванов, обращаясь к членам фракции КПРФ, предупредил: «Многие вещи, касающиеся ваших руководителей, тоже документально подтверждены».
О да. На фоне документально подтвержденной уголовщины советских генсеков вице-спикер Госдумы, палящий по курицам из окна вагона, выглядит безобидным сельским сумасшедшим. Пускай себе оттягивается чувачок – ей-богу, ему в жизни не выбить из Родины столько очков! Что же до авторитета Госдумы, то, боюсь, опасения коммуниста Илюхина напрасны: авторитету этой Госдумы ничто повредить уже не может. Поздно пить боржоми, тем более что его нигде нет.
И напоследок – о приятном. Нет, бывают в жизни радости, бывают!
Президент России Владимир Путин удостоен премии Людвига Нобеля – старшего брата Альфреда Нобеля – (цитирую) «за ряд заслуг в установлении порядка и законности на территории Российской Федерации». Об этом сообщает сайт News.Israel со ссылкой на Reuters.
Премию Людвига Нобеля с земли подобрал и Путину присудил некто Евгений Лукошков, российский бизнесмен и, как он сам себя называет, театральный деятель. Очень удачный выбор совершил этот бойкий господин! Во-первых, приятнейшим образом прогнулся и осуществил мечту Петра Ивановича Бобчинского: теперь государь-император знает, что, мол, есть такой – Евгений Лукошков! Но главное в искусстве – гармония формы и содержания, не правда ли? Так вот: вся эта российская «премия Людвига Нобеля» абсолютно нелегитимна, о чем имеется специальное разъяснение Международной ассоциации нобелевского движения. Попросту говоря, бизнесмен и деятель Лукошков имя Нобеля для своей синекуры спер. Так что все получилось очень складно: награда нашла адекватного героя. Счастья вам!
Всё у Вовы – по уму!Дайте «Нобеля» ему!Только черна кобеляНе отбелят нобеля´…
От архивов хошь ключи?Не стесняйся, получи.Но о том, что там нароешь,Лучше в тряпочку молчи.
Бабки сочинские надоРаспилить на части!Рей, девиз Олимпиады:«Главное – участие!»
Казнокрад китайский – в страхе!Спер юань – торчи на плахе!Если брать пример с Китая,Опустеет Русь святая…
В Минске дружно мент и судФлаг гуманности несут!Поучиться нам у БатиНеугодных вырубати…
Гарри плохо поддаетсяИдентификации!Каждый третий так зоветсяВ нашей Федерации…
Туда и обратно
«The New Times», 28 апреля 2008 г.
Весной 82-го я вернулся из Советской Армии – и лег на диван.
Никаких команд снаружи не поступало, и некоторое время я лежал, именно этим и наслаждаясь. Примерно к середине лета до меня вдруг дошло, что никаких команд больше и не будет. И что если я не планирую пролежать таким макаром до гроба, надо что-то с собой делать.
Я вышел на улицу и сел в автобус. Автобус шел до метро. Можно было выйти у овощного, но я решил, что метро – это стратегически правильнее. На метро можно было поехать еще куда-нибудь. Но куда?
Команд снаружи по-прежнему не поступало.
Я поехал, прислушиваясь к организму, и вышел на станции «Кировская», ныне «Чистые пруды», и пошел по бульвару в сторону родной табаковской студии, которой уже (еще) не существовало. Так лоси некоторое время ходят к пересохшему водопою. Потом я тем же ходом вернулся к метро, поехал домой и лег на диван.
И затосковал по армии!
Там в последние полгода службы все было так понятно: подъем – околачивание груш – отбой.
С тех пор, как я победил в борьбе за существование, моя жизнь была подчинена ожиданию дембеля. Мозги перегорели в вышеупомянутой борьбе в первый год воинской повинности и думать ни о чем не желали – тело же еще принадлежало государству рабочих и крестьян. Ни рабочие, ни тем более крестьяне так и не придумали, к чему его приспособить перед дембелем, и день, похеренный максимально нечувствительным образом, считался удачей.
Моей жизни предстояло возобновиться в Москве, а до того я ни за что не отвечал и ни в чем не был виноват – и это было по-своему прекрасно.
И вот теперь надо было самому придумывать сюжет дня! На что-то решаться, набивать шишки. До явления миру Горбачева оставалось три года, и выход из казармы на волю еще не был для меня метафорой.
Понимаю проклинающих Горбачева и все, что последовало за перестройкой, – что с ней делать, со свободой?
При Брежневе во всем была виновата советская власть, и это было так удобно! Мы обтерлись при ней, как в казарме ближе к дембелю. Некоторые неудобства были разновидностью плохой погоды: ну, серые небеса, не Неаполь, но ведь это нормально! Запасись зонтиком, добудь по записи плащ «болонья» – и кочумай.
До армии, сколько я себя помнил, я жил при Брежневе. Это было ни хорошо, ни плохо – это просто было так! Я даже не огорчался, что не увижу Рим и Париж, – я знал, что этого не может быть, потому что не может быть никогда. Эмиграция не рассматривалась, а беспартийный еврей смолоду знал положенные природой пределы. Защищусь – буду получать сто сорок в месяц. Защищусь еще раз – предел карьеры! – сто девяносто. Потом – венок от месткома. Даже уютно.
А тут вдруг – ни бровей, ни генералиссимуса, ни захудалого сержанта. И ты сам должен решать, на какой станции тебе выходить и зачем. Надобно иметь план собственной жизни, а для этого – ответить себе на несколько тихих, но неизбежных вопросов философского характера. То есть решить: кто ты и зачем? И ведь избежать ответа нельзя: молчание тоже засчитывается за ответ, подлость-то какая!
