Игорь Свинаренко - Беседы с Vеликими

– И у нас еще нет усталости от власти.

– Нет усталости, нет. В свое время устали от коммунистов и выходили на митинги в Лужники и на Манежную. Потом демократы и разочарование в них, а когда их немножко стали прижимать, то это вызвало симпатии. Нацболы, Каспаров, Касьянов и даже Немцов – они пытаются трансформироваться, но у них ничего не получится: во имя чего они могут позвать людей на улицы? Нет у наших людей такого энтузиазма.

– Нет накала страстей, который необходим для революции.

– Да, этот накал образуется столетиями или хотя бы десятилетиями. Чтоб случился 1917 год – 300 лет все закручивали! Декабристы, Пугачев, Стенька Разин, разночинцы, экстремисты… Повесили старшего брата Ленина. А еще и война четвертый год, раненые, убитые – надоело все, воевать никто не хотел уже. И потому Петербург зашумел. Когда Москва зашумела в 91-м году, это тоже 73 года накапливалось: того нельзя, этого нельзя. Сейчас, наоборот, все ведь можно в принципе, напрямую запретов нет ни в экономике, ни в идеологии, книги любые, Интернет, информация. Каспарову разрешают вести марши несогласных.

– А что у нас Ходорковский?

– Он за совершенные преступления сидит. Это хороший знак для народа: «Видите, наказывают хоть кого-то. А вам бояться не надо». Не только Ходорковский – сбежали Гусинский, Березовский, Невзлин и Чичваркин. Люди видят, что власть что-то делает, что убегают те, кого считают несправедливо богатыми.

– Бегут с корабля?

– Да. И народ это ценит! Людям приятно видеть строгость!

– То есть вы одобряете в целом деятельность власти?

– Ни в коем случае! Я просто объясняю, почему нынешние действия власти не вызывают протестов против самой власти. Верх удовлетворяет низы, и поэтому массового давления снизу на власть нет. И власть ничего не боится. Но мы оппоненты власти, мы никак с ней не связаны, мы в оппозиции. Мы считаем, что некоторые вещи надо делать по-другому.

– На 2009-й приходится двадцатилетний юбилей вашей партийной деятельности. Правильно я посчитал?

– Да, 20 лет ровно.

– У вас как у Дюма: «Двадцать лет спустя».

– Да.

– Что вы чувствуете в этот юбилейный год? Довольны этим двадцатилетием?

– Мы очень много сделали. Подготовка к созданию партии продолжалась несколько лет. Если в 89-м году мы просто провозгласили создание партии, то в марте 90-го – первый съезд провели легально. По всей стране у нас структуры есть. Во всех выборах участие принимали, выходила миллионными тиражами наша пропагандистская литература. Нас знают по всей России. Мы занимаем свою определенную нишу: мы не левые, мы не партия власти – у нас правоцентристское направление.

– Я часто вспоминаю и окидываю взглядом эти 20 лет. Кто только не побывал в числе ваших политических противников – и где же они сегодня? Давайте вспомним их.

– Много их было – и отдельных людей, и партий. Были фронты, какие-то комитеты, союзы. Они друг с другом боролись. Самое главное, что многие из них были искусственные. Было 40 партий, сейчас семь, из них две левые, есть новая правая, которая не имеет будущего. Значит, три левые: Семигин – «Патриоты России», Зюганов и Миронов, это все одна и та же левая идеология. Оставшиеся четыре: «Единая Россия» – партия власти, «Яблоко» и новые правые – две прозападного разлива партии, и – ЛДПР! Многие шли в партии, просто чтобы обозначить личные амбиции. А у меня не было никаких личных амбиций. Я сам ни на что не претендовал, меня выбрали. И никогда близко не было мысли, чтобы я возглавил партию! Мне предложили, меня уговаривали долго.

Почему мы остались в политике в отличие от многих других? Наши противники и конкуренты потихонечку уходили – в основном из-за лидеров. Их лидеры видели, что нет перспектив, нет никаких плюсов от их деятельности. Нужно вести борьбу несмотря на критику, по всей стране нужно было ездить, а им было это лень делать. Они сидели в Москве и думали. Они были в основном бывшие коммунисты! Редко когда появлялся лидер новой партии, который не был в КПСС. Все, кого я наблюдал, были из КПСС, поэтому все и распалось, это естественный процесс фильтрации. И сегодня партий формально только семь, а реально – три. Левые партии, партия власти – и мы.

– Ну, вы с партией власти, наверно, не конкурируете? А конкурируете с левыми скорее, так?

– С коммунистами у нас серьезные расхождения. Но они по крайней мере никогда не переманивали наших активистов, не пытались влиять на наших кандидатов в депутаты. Партия власти – с ней тоже конкурируем. Они нас давят, душат, мешают нашему развитию, на всех выборах палки в колеса ставят, переманивают наших активистов, пытаются зажать рот, напугать. Поэтому с одними идеологически боремся, с другими – оперативно. В партии власти есть нормальные люди, которые правильно оценивают политическую ситуацию. Но когда они говорят, что Октябрьская революция – это благо, то здесь мы с ними спорим.

– А как бы вы оценили нацболов на сегодняшний день? Что там?

– Нацболы не ставили задачу участия в выборах. Я полагаю, они больше нацелены на уличные акции: разгромить, поджоги устроить, стычки, столкновения – кишиневские события, это им ближе… Это опасная силовая тенденция, может иметь много отрицательных последствий. У них человек 30 сидят в тюрьмах – ну зачем портить жизнь молодым людям?

– Вы решительно против всего этого дела?

– Да, потому что это все мы уже проходили, испытали на своей шкуре. Был у нас 91-й, миллионы вышли на улицы – и в результате страна оказалась в еще худшем положении! Поэтому сейчас на улицы выходят те, кто не испытал этого сам. В Тбилиси – была тишина всегда, а они туда же… Второй заход у них! Редко бывают положительные последствия после такого.

– Вы как-то сказали, что у вас нет друзей, поскольку вы все время на работе, и вам, как человеку успешному, люди завидуют, и отношения с окружающими портятся. Что это вообще такое – жить без друзей?

– Я имел в виду, что у всех разное понимание дружбы. В классе мы дружили, каждый день встречались и в школе, и после уроков, на каникулах могли куда-то поехать вместе. То же самое в вузе. Студенческая дружба была, мы ходили в кафе, на танцы, Новый год вместе – а потом все как-то отдаляются и уже другие отношения. Последние 20 лет я был всегда до упора перегружен, и это тоже накладывает отпечаток. С друзьями же надо время проводить, а где оно? Есть знакомые, по телефону позваниваем друг другу… Я за то, чтобы люди дружили, чтоб было много знакомых хороших, приятелей и друзей, – но у меня это все непросто, образ жизни другой. Пальмерстон – английский премьер XIX века – сказал как-то: у политика не бывает друзей и врагов, а только политические интересы.

– Вы недавно предложили популярную меру – закрыть Рублевку. Вы чего хотите – закрыть поселки? Заставить людей продать дома?

– Очень нагло они ведут себя, понимаете? Они уже дают названия на английском языке своей деревне: «Барвиха Luxury village». Деревня роскоши, видите ли.

– Может, это для того, чтоб пролетарии не поняли. И не злились сильно.

– В том-то и дело. Они делают это для себя. Или вот «Гринфилд», по Новорижскому шоссе, – там тоже очень дорогие дома. «Зеленое поле» нельзя было это назвать? А они – по-английски…

– Ну, мы-то с вами тоже по-английски знаем.

– Мы-то знаем. Но я о другом – раз они переходят на английский язык, это говорит об их отношении к нашему народу. Они даже не хотят по-русски говорить!

– Ну, маскируются просто. А назови деревню «Роскошь» – так придут и разгромят ее.

– Назови «Зеленое поле»! Нет, они называют «Гринфилд». Зачем? За рубежом нет таких названий, со словом «роскошь», там обычные географические названия. Например – Версальский дворец. Богато, а в названии это не отражено. А у нас не просто Барвиха – у нас «роскошная деревня Барвиха», по-английски! Вот так вот!

– Как технически вы задумали закрыть Рублевку? Какие вы видите меры?

– Закрытие Рублевки – это символ, это лозунг, это только призыв к ним: прекратите роскошествовать! Когда сообщает пресса, что кто-то из жителей Барвихи на один день пригласил какого-то известного певца, который на Западе уже считается пенсионером и никому не интересен, за миллион долларов… Как его? Элтон Джон. За миллион долларов он там две-три песенки спел. Ну что это? И об этом говорят, показывают апартаменты, в которые его там поселили. Президент США скромнее себя ведет, когда приезжает в какую-то страну. А эти хотят роскошь свою показать. Я говорю о том, что кичиться богатством не надо. Это вызывает неприязненные чувства у тех, кто сегодня очень страдает. Там сплошные заборы, вся Рублевка ими уставлена! Они все закрыли – лес, водоемы, речки… Я призываю людей к порядку. Чем тратить деньги на роскошь, лучше постройте маленькие фабрики, мастерские, деньги вложите в благое дело. Или постройте детский дом, поселите туда детей – беспризорников полно. На этот миллион, который потратили на старика певца из Британии или Америки, взяли бы и построили хороший детский дом. А они клубы покупают за рубежом. «Челси» мало, они уже присматриваются ко второму – к «Манчестер Юнайтед», и какому-то итальянскому клубу. Вы настройте лучше маленьких стадионов по всей стране! А на Рублевке пусть живут все, кто хочет, пусть это будет дачное место хорошее. Я помню, лет 20 назад на Николиной горе были старые дачи. Я приезжал туда на своем «Запорожце», спускался к реке и отдыхал на пляже, купался. Там были старые дачи, мы знали: какие-то артисты в них живут… А теперь они все это оприходовали, скупают леса.