Игорь Рабинер - Как Россия получила чемпионат мира по футболу – 2018
– Скажите честно: случается незаметно прихватить соперника за футболку или придержать руками?
– За футболку – нет, а вот задержки иногда себе позволяю.
– И я, представьте, тоже! Я уже не так быстр, как когда-то, а потому иногда прибегаю к недозволенным приемам. Но это ведь не имеет ничего общего с «божьей рукой» и новым поколением, которое взяло пример с Марадоны! Это было всегда, у всех поколений. Когда играешь – хочешь выиграть. И иногда ради этого пускаешься на небольшой обман. Почему? Да потому что футбол – это игра! А в игре ты не считаешь подобные поступки чем-то очень уж серьезным и важным, для тебя это несопоставимо с тем, чтобы «подставить» кого-то в обычной жизни. Рассуждая обо всех этих проблемах, никогда нельзя забывать об игровой сути футбола.
Как живо, не по-чиновничьи, говорит президент ФИФА, улавливаете?..
Охотно в том интервью Блаттер рассуждал и о России:
– Насколько верным путем, по-вашему, развивается российский футбол, в который пришли большие деньги нефтяных и газовых монстров? – спросил я его.
– Футбол всегда играл и будет играть в России большую роль. Сейчас у РФС новый президент, помогают ему также новые люди. Только что я с ним разговаривал и убедился, что он поддерживает наши усилия по постепенному сокращению числа иностранных легионеров. Система «шесть плюс пять» была моей личной идеей, и я рад, что РФС движется именно в этом направлении. Что же касается появления в российском футболе больших денег, то я рад, что ваши инвесторы вкладывают их в собственный футбол. Это лучше, чем отдавать капиталы футболу зарубежному. Россия – самая большая страна мира, и не только Москва и Санкт-Петербург, но и остальная страна нуждается в этих деньгах.
– Ваше мнение о появлении Гуса Хиддинка во главе сборной России?
– Это хорошая идея. Весь опыт российских тренеров во главе национальной команды говорил о том, что ожидаемых результатов они не дают. Особенно с тех пор, как Советский Союз развалился и Россия стала самостоятельным государством с отдельной федерацией футбола. Такой титулованный зарубежный тренер, как Хиддинк, безусловно, привнесет какие-то новые идеи, «свежую кровь». К нему, возможно, будет даже больше уважения, чем к большим тренерам и игрокам времен Советского Союза. Вот, скажем, есть у вас Никита Симонян – настоящая легенда. Но жить одними легендами невозможно. Жить надо современными реалиями. И тогда результаты придут.
Самая большая страна мира, большая роль футбола в России, легенда Симонян… Не сухо, не формально уже тогда Блаттер говорил о нашей стране. Первая большая встреча с Путиным была уже позади. А до исторического решения в Цюрихе оставалось чуть менее четырех лет.
Понимали ли в «России-2018», что Блаттер – на нашей стороне? По всей видимости, да, хотя, естественно, прямых вопросов на этот счет никто ему не задавал, и сам он карты тоже не раскрывал. В октябрьском интервью 2010 года я спросил Колоскова:
– По вашему ощущению, сам Блаттер склоняется на чью-то сторону?
– Каких-то четких ощущений нет. На его встрече с президентом Медведевым я не присутствовал, вижу его эпизодически. Мы встречались на чемпионате мира в Южной Африке. Ясно, что разговор на эту тему у нас тоже был. Услышать от него можно только одно: «Работайте, у вас хорошие шансы».
Правда, как только все счастливо закончилось, тот же Колосков в нашей беседе высказался уже иначе:
– Никаких сомнений в этом (что Блаттер проголосует за Россию) у меня, если честно, не было с самого начала. Причин тому много. Во-первых, он искренне верит в Россию, иначе не приезжал бы к нам каждый год по разу, а то и по два. Во-вторых, это абсолютное доверие и уважение президента ФИФА к нашему премьер-министру, с которым он неоднократно встречался. В-третьих, именно он – идеолог развития футбола и его инфраструктуры в новых и новых государствах.
А далее уже последовала фраза про 30 лет их, Колоскова с Блаттером, дружбы, которая не определяющим, но одним из факторов тоже могла стать…
Путин на пресс-конференции в Цюрихе после победы России уклонился от разговора о симпатиях президента ФИФА. Его спросили:
– Блаттер сказал, что Россия – не страна, а целый континент. Интересно узнать: вы общались с президентом ФИФА?
– Президент ФИФА общался с очень многими руководителями заявочного комитета (России). Здесь нет никакого секрета, это не запрещено правилами ФИФА. Господин Мутко доложил: Блаттер – очень объективный человек. И я не могу сказать, что он как-то особенно симпатизировал России. В ходе процедуры голосования Блаттер заставил нас немало поволноваться.
Мы считаем, что выстроили правильную линию в защиту нашей заявки. Исходили из того, что наша заявка соответствовала философии ФИФА: расширять границы мирового футбола за счет новых территорий и новых стран. Мы – россияне, нас – миллионы, и мы любим футбол. Но посмотрите: в Восточной Европе никогда не проводились чемпионаты мира! И когда мы формулировали заявку, думали именно об этом.
Хочу сказать также о том, что в настоящее время мир переживает последствия финансового кризиса. И многие европейские страны сталкиваются с различными проблемами. У России трудностей хватает, но есть стабильность. Наш золотовалютный запас – третий в мире, он составляет 500 миллиардов долларов. Четыре процента – годовой рост экономики…
Кроме того, мы готовимся к крупнейшим соревнованиям: Всемирной Универсиаде в Казани и проведению зимних ОИ-2014 в Сочи. В двух точках страны идет серьезнейшая подготовка, там создается новейшая инфраструктура!
А вот мнение Сорокина:
– У меня всегда было ощущение, что Блаттер хорошо к нам относится. Какой ключик и кто к нему подобрал, не знаю, но с первого момента с его стороны не было ни намека на малейшую антипатию. Нет, его симпатия никогда не выражалась вслух. Потому что это абсолютно этически выдержанный человек, внешне нейтральный ко всем. Но на каком-то интуитивном уровне было понятно, что он нам по меньшей мере симпатизирует. Не знаю, может, тем же англичанам тоже так казалось. Однако в этом деле кто-то ошибается, а кто-то – нет. Мы не ошиблись.
Мне кажется, он понимал, что мы искренне, честно хотим чемпионат мира. И искренне, честно собираемся его здорово организовать. Вообще президент ФИФА произвел впечатление абсолютно нормального, общительного, не заносчивого, вполне доступного человека.
Министр с ним не раз общался один на один, я же встречался с ним только на официальных мероприятиях. Мне казалось, что все ограничивалось короткими и вежливыми рукопожатиями. И я был сильно удивлен, когда обнаружил, что он знает, как меня зовут. Причем это выяснилось уже на ранних стадиях заявочной кампании. В хорошей памяти ему не откажешь.
Один из послов нашей заявки Алексей Смертин рассказал, что на презентации в Йоханнесбурге президент ФИФА вдруг зашел к нашей делегации, и, услышав, что Смертин говорит по-французски (он три сезона выступал за «Бордо»), начал с интересом расспрашивать его, откуда он знает язык.
Известен и факт, что Блаттер на Олимпиаде 1972 года в Мюнхене был тем самым хронометристом на финальном матче СССР – США, который зафиксировал невероятный победный бросок Александра Белова, когда мяч за три секунды был доставлен от одного кольца к другому. Американцы подали протест и до сих пор не признали своего поражения в той игре. Может, уже тогда швейцарец испытывал к нашей стране симпатии?..
– Как вы думаете, такие вещи, как очень теплые отношения Блаттера со знаменитым дирижером и послом «России-2018» Валерием Гергиевым, могли как-то повлиять на его решение? – спрашиваю Сорокина.
– Я бы назвал это «теорией маленьких кирпичиков». Заявка – очень многогранный процесс, это может показаться банальностью, но в ней действительно не бывает мелочей. Как презентовал, как подошел, как выглядишь, какие у вас общие знакомые… Абсолютно все.
В конце декабря 2010 года мы общались с Валерием Гергиевым в Берлине – за день до его концерта в филармонии столицы Германии. И он с удовольствием говорил о футболе.
– С каких пор вы знакомы с Блаттером? И насколько регулярно общаетесь? – спросил я музыканта.
– Количество встреч и качество отношений – не всегда одно и то же. Часто бывает, что излишнее количество как раз оборачивается негативом. И вообще для меня важно не то, что я встречаюсь с Блаттером, Беккенбауэром или Платини. А то, что Мариинский театр, который представляю, находится на таком уровне в нашей профессиональной среде. Это гигант мировой культурной сцены. Поверьте, если наш театр или я сам упаду в глазах нашего сообщества, то это дойдет и до Блаттера, и до остальных – и встречи сойдут на нет. Поэтому надо прежде всего хорошо делать то дело, которому служишь.
