Томас Джефферсон - Великая Америка. Тайная сила власти
В начале майской сессии 1779 г. я подготовил и получил разрешение внести законопроект, который определял, кого следует считать гражданами, подтверждал естественное право экспатриации и излагал способы применения этого права. Когда я покидал палату 1 июня, я передал Джорджу Мейсону этот законопроект, и он был принят 26 числа того же месяца.
Говоря о законопроектах, которые я сам составлял и вносил на рассмотрение, я никоим образом не собираюсь приписывать себе заслугу их принятия. Во время дебатов у меня было много временных и энергичных помощников. Но один был особенно стойким, способным и усердным. Он один стоил многих. Это был Джордж Мейсон, один из тех деятелей нашей революции, кто выделялся своей мудростью; человек глубокого ума, широких суждений, убедительный в своих доводах, знаток нашей прежней конституции, убежденный сторонник республиканских изменений на демократических принципах. Его речь не была ни плавной, ни гладкой, но его язык был сильным, манера говорить – очень выразительной, а в нужные моменты, когда вызов этого требовал, она усиливалась всплесками язвительного цинизма.
Г-н Уит, будучи спикером обеих сессий 1779 г. в период между его возвращением из Конгресса и назначением в Канцлерский суд, был умелым и постоянным участником обсуждения законопроектов в комитете всей палаты. Его безупречная честность, сила суждений и сила убеждения придавали ему большой вес…
Г-н Мэдисон появился в палате в 1776 г. молодым новичком. Это обстоятельство вместе с его исключительной скромностью не позволило ему ринуться в дебаты до его перехода в Совет штата в ноябре 1777 г. Отсюда он перешел в Конгресс, насчитывавший тогда немногих членов. Пройдя одну за другой обе эти школы, он приобрел навык самообладания, который, раскрыв большие ресурсы его ясного и проницательного ума, широких знаний, сделал его впоследствии первым в каждой ассамблее, членом которых он становился. Никогда не уходя от сути в пустую риторику, а наоборот, излагая ее четко, языком ясным, классическим и выразительным, всегда смягчая чувства своих противников любезностями и мягкостью выражений, он ко времени великого Национального конвента 1787 г. завоевал себе высокую репутацию. На последовавшем затем конвенте штата Виргиния он полностью поддержал новую конституцию, одержав победу над логикой Джорджа Мейсона и пылкой риторикой г-на Генри. Эти совершенные качества соединены в нем с чистейшей и безупречной добродетелью, которую никогда не смела запятнать никакая клевета. Нет нужды говорить о силе и изысканности его пера, о мудрости его деятельности на высшем посту страны. Они уже сказали и всегда будут говорить сами за себя.
* * *До сих пор мы занимались только деталями преобразований, выбирая те вопросы законодательства, которые в первую очередь выделялись своим характером, принципами, неотложностью и выражали силу общего импульса преобразования. Когда в 1776 г. я покидал Конгресс, существовало убеждение, что все наше законодательство должно быть пересмотрено, приспособлено к нашей республиканской форме правления и теперь, когда мы освободились от запретов советов, губернаторов и королей, удерживавших нас от правильных действий, оно должно быть исправлено во всех его разделах, исходя единственно из требований разума и пользы тех, для кого создано само правительство. Поэтому уже в начале сессии 1776 г., к которой я возвращаюсь, я внес и передал на рассмотрение законопроект о пересмотре законодательства. Законопроект был принят 24 октября, а 5 ноября г-н Пенделтон, г-н Уит, Джордж Мейсон, Томас Л. Ли и я вошли в комитет, которому поручили эту работу. Мы условились встретиться в Фридериксберге, чтобы составить план работы и распределить ее между нами. В соответствии с договоренностью мы встретились там 13 января 1777 г. Первый вопрос был таков: следует ли нам предложить полностью отменить существующую систему законов и подготовить новое всеобъемлющее законодательство или же сохранить общую систему и только модифицировать ее в соответствии с современным положением вещей? Г-н Пенделтон, вопреки своему обычному расположению к старому, высказался за первое предложение, в чем был поддержан г-ном Ли.
На это последовало возражение, что отмена всей нашей системы была бы крутой мерой, вероятно во многом не совпадающей с мнением членов легислатуры; что они придерживались практики пересмотра, время от времени, законов колонии. Они исключали законы, срок действия которых истек, а также отмененные и устаревшие законы, внося поправки только в те, которые сохраняли свою силу. По-видимому, они ожидают, что и мы должны делать то же самое, включив только британские статуты, как и наши собственные. Создание нового законодательства, подобно законодательству Юстиниана и Брактона или Блэкстона, модель которого предложил г-н Пенделтон, будет трудным делом, требующим глубоких исследований, тщательного изучения и большой рассудительности. Когда же все будет изложено на бумаге, каждое слово этого текста – из-за несовершенства человеческого языка и его неспособности четко выражать все оттенки мысли – станет предметом обсуждений и споров, пока после неоднократных высказываний не придут по нему к единому мнению. Это втянуло бы нас в бесконечные споры, оставляя суть дела в неопределенном состоянии, пока, подобно тому, как в старых статутах, каждое слово не будет тщательно выверено и подобрано с использованием новых томов докладов и комментариев. И никто из нас, вероятно, не возьмется за эту работу, которая, чтобы стать систематической, должна быть выполнена одним человеком. Таково было мнение г-на Уита, г-на Мейсона и мое.
Когда мы приступили к распределению работы, г-н Мейсон сослался на то, что он не является юристом и чувствует себя неподготовленным для такой работы, а вскоре после этого отошел от дела. Г-н Ли сослался на ту же причину и вскоре умер. Вследствие этого работу между собой поделили я и два других джентльмена. Мне досталось обычное право и статуты до четвертого года царствования Якова I (когда была учреждена наша отдельная легислатура); г-ну Уиту – британские статуты за период с того момента по настоящее время; г-ну Пенделтону – виргинское законодательство. Поскольку право наследования и уголовное право пришлось на мою долю работы, я хотел, чтобы комитет определил их основные принципы, которыми я смог бы руководствоваться при их составлении. Что касается права наследования, я предложил отменить закон первородства и сделать недвижимое имущество передаваемым по сонаследованию, как передается движимое имущество, ближайшим родственникам в соответствии с законом распределения. Г-н Пенделтон хотел сохранить право первородства, но, сразу же поняв, что из этого ничего не выйдет, предложил принять древнееврейский принцип, по которому старший сын должен получать двойную долю наследства. Я заметил, что если старший сын сможет съесть вдвое больше или сделать двойную работу, то его право на двойную долю получит свое естественное доказательство. Но так как он обладает равными возможностями и потребностями со своими братьями и сестрами, то на его долю должна приходиться и равная часть родового наследства. К этому мнению присоединились и другие члены комитета.
Что касается уголовного права, то все были единодушны, что смертную казнь следует отменить за исключением случаев измены и убийства. При наказании за другие тяжкие преступления смертную казнь следует заменить исправительными работами на пользу общества, а в некоторых случаях Lex talionis. Каким образом этот отвратительный принцип получил наше одобрение, я не помню. Но в нашем законодательстве, действительно, сохранялся его след в единственном случае, – когда дело касалось рабов. Это был английский закон времен англосаксов, копировавший, вероятно, древнееврейский закон «око за око, зуб за зуб». Такой закон был и у некоторых древних народов, но современный разум оставил его далеко позади своих достижений. Решив упомянутые вопросы, мы разъехались по своим домам, чтобы заняться подготовкой этой работы.
* * *Я считал существенным при выполнении своей части работы не изменять языка древних статутов на современный манер и не допускать, чтобы возникали новые вопросы из-за использования новых выражений. Тексты этих статутов были настолько полно истолкованы и определены в ходе многочисленных судебных заседаний, что даже сейчас редко могут вызвать хоть один вопрос в наших судах. Я считал также, что было бы полезно во всех новых проектах переделать стиль более поздних британских статутов, да и наших собственных актов ассамблеи, которые – из-за их многословия, бесконечных тавтологий, нагромождения одного прецедента на другой и круглых скобок на круглые скобки, из-за множества попыток достичь определенности с помощью таких слов, как «упомянутый» и «вышеупомянутый», «или», «и», – вместо того чтобы стать понятнее, на самом деле становятся еще более запутанными и непонятными не только для простых читателей, но и для самих юристов.
