Журнал Русская жизнь - Интеллигенция (февраль 2008)
- На днях умер величайший шахматист Роберт Фишер. Мало того, что он разрушил гегемонию советских шахмат, так еще и привнес политику в игру. Как тогда воспринимался Фишер в Советском Союзе?
- Появление Фишера всколыхнуло весь шахматный мир, и не только шахматный. Впервые в этом виде спорта так отчетливо стала видна политика. Равнодушным не оставался никто. Например, ко мне в редакцию тогда зачастили гипнотизеры и парапсихологи, которые предлагали свои услуги по «обезвреживанию» Фишера. Тогда же министр внутренних дел Щелоков изрек мрачную фразу: «Как же вы отдали корону американцу? Я бы арестовал всех, кто был со Спасским в Рейкьявике!».
А ведь по поводу Фишера могла бы получиться совсем другая история. Его мама, Регина, в конце 1930-х закончила медицинский институт в СССР и никогда не скрывала симпатий к нашей стране. Поэтому она очень хотела, чтобы ее сын Роберт попал на международный фестиваль студентов в 1957 году, ему тогда было 13 лет. Регина написала письмо в ЦК КПСС с просьбой принять сына. Но письмо не успели рассмотреть, и Роберт приехал в СССР только через год, причем приняли его, подростка, на очень высоком уровне. Достаточно сказать, что ему предоставили персонального переводчика и машину. Уже тогда у него был вздорный характер. Сразу по приезду он заявил, что желает, чтобы его отвезли в шахматный клуб, где он будет играть блиц с Ботвинником. Когда ему объяснили, что это невозможно, он поднял скандал. Причиной его скандального отъезда стало все же не брошенная в сердцах фраза про «русских свиней», как сейчас утверждают, а то, что ему опять подали свинину на обед. Он как еврей не ел свинины, и это-то его и возмутило.
Не могу точно утверждать, но мать Фишера хотела, чтобы он остался в СССР, поскольку здесь была самая великая шахматная школа в мире, позволявшая ему стать чемпионом. Но он смог стать чемпионом и без нашей помощи.
- Еще один анфан террибль того времени - наш бывший шахматист Виктор Корчной. Он с лихвой добавил энергии в политизированность шахмат.
- Да, его матч с Толей Карповым - это пример антишахмат. Потом Корчной написал книгу с таким названием - «Антишахматы». Хотя первой этот термин к их противостоянию применила английская газета Times.
Матч Корчной - Карпов внес противостояние не только в шахматы. Интеллигенция всего мира тоже разделилась. Например, телеграммы в поддержку Корчного отправили Жан-Поль Сартр и Сэмюэл Беккет. У нас в СССР не скрывали своей поддержки Корчного Станислав Говорухин и Владимир Высоцкий. Образ гонимого помогал Корчному получать симпатию значительной части интеллигенции. Карпову, напротив, симпатизировали простые люди, как и весь ЦК КПСС. Русский, из бедной рабочей семьи, талантливый, скромный - он являл собой образ шахматиста нового поколения. Причем это действительно было новое поколение. До Карпова последним нашим чемпионом среди юношей был Борис Спасский, 1937 года рождения. А следующий, Толя Карпов, родился в1951 году. В эти 14 лет вместились репрессии, военные и первые послевоенные годы, в этот промежуток времени не родился ни один наш чемпион.
- Юрий Львович, сейчас многие говорят, что традиционные шахматы умерли, на смену им пришел компьютер. И одновременно шахматы снова - удел интеллигенции, остальной народ, как и до 1917 года, предпочитает забавы попроще. Можем ли мы говорить, что шахматы снова превратились в узкий мирок «не для всех»?
- А вы знаете о том, что сегодня среди богатых людей очень популярно заводить личного тренера по шахматам для своего ребенка? Это мода пошла из США, потом появилась в других странах, в том числе и в России. Ведь шахматы - это прекрасное средство как для интеллектуального развития, так и отличная модель человеческих отношений, поскольку шахматная партия во многом имитирует ту борьбу, что происходит в жизни.
В России сейчас более 300 гроссмейстеров, миллионы людей продолжают любить шахматы, в том числе и интеллигенция. Тем более что сегодня игра в шахматы прекрасно иллюстрирует твое отношение к интеллектуальному миру в противовес телевизору и масс-культуре. Шахматы снова стали маркером, по которому можно распознавать человека в системе координат «свой-чужой».
Алексей Крижевский
Бархатное подполье
Игорь Дудинский о жизни советской богемы
Среда, в которой родилось и существовало неофициальное искусство и диссидентское движение второй половины ХХ века, формировалась буквально из ничего - из дружеских застолий, посиделок в мастерских художников, стихийных философских и поэтических кружков. Во времена хрущевской оттепели на карте Москвы обозначились энергетические центры этой среды - сеть квартир, бараков, подвалов, в которых знакомилась, общалась, влюблялась и спорила русская советская богема и интеллигенция. О буднях советского подполья вспоминает писатель и журналист Игорь Дудинский.
Общие положения
- Вообще, давай сразу обозначим, чем салоны второй половины ХХ века отличались от всего остального - периодических застолий, клубов, кружков, сквотов, тусовок хиппи или бардаков золотой молодежи. Андеграундный салон всегда был на квартире или в мастерской художника - никаких кафе или тому подобных общедоступных мест. Во-вторых, в салоне никто никогда не растворялся - там царила здоровая интеллектуальная состязательность, выражавшаяся в тонкой пикировке, а не в базаре, гоне и телегах. Именно эту состязательность советский салон заимствовал из XIX века. Зачастую пикировка имела эротическую подоплеку - мужчине было важно произвести впечатление на женщину, женщине - на мужчину. Ну и, наконец, люди тех салонов если и чувствовали себя маргиналами, то избранными, а не обиженными аутсайдерами. Эти люди считали себя элитой - причем это не проговаривалось, а подразумевалось. И еще, во многих таких местах постепенно стали торговать - живописью, антиквариатом, предметами искусства. Иногда это происходила помимо воли хозяев.
- Как это?
- В любом салоне рано или поздно появлялись иностранцы. И начинали интересоваться: а есть у вас что купить? А где иностранцы, там гэбэшный хвост. Весь дипкорпус, естественно, был под наблюдением КГБ.
- Держатели салонов контактировали с КГБ?
- Как правило, вступали в вынужденные, сложные и запутанные отношения: держать салон и не быть связанным с гэбухой было почти невозможно. Где-то КГБ курировал бизнес, который шел в салонах (после хрущевских чисток на место энкаведешников пришли люди с развитой хозяйственной жилкой), где-то просто следил за тем, что делается и говорится. Где-то люди, связанные с Комитетом, имели свой частный интерес, скажем так, к коммерции отношение не имевший. А где-то просто появлялись стукачи. А иногда, например, приходили люди и говорили: «А можно мы вас пофотографируем?» И все фотографируемые относились к этому спокойно: не боялись, наверное. Хотя именно Контора салоны и срезала на корню в самом конце семидесятых. Любой хозяин понимал - расплата обязательно придет, хотя не всегда понятно, когда и какой она будет.
- Что там было важнее, на ваш взгляд - магия места или люди, которые эти салоны держали и посещали?
- Да уж какая там магия места. Находились они, в основном, в центре, но были исключения, например, Лианозово. Салоны, особенно ранние, были неотличимы от интеллигентских кухонь. Только на кухне собирались время от времени, а салоны никогда не пустовали, там ежедневно кипела жизнь. Что касается людей… Московские салоны - это живой пример диалектики. Они прошли путь от глухого подполья до места встречи представителей власти и диссидентуры. И если в Долгопрудном у Кропивницких самыми высокими гостями были иностранные послы, то у Ники Щербаковой, скажем, могли вести беседы инструктор ЦК и махровый антисоветчик, которого скоро турнут на Запад.
- То есть это подполье было скорее культурным, чем политическим?
- Я бы не сказал. Скорее политика рассматривалась как часть культуры. Даже на Южинском переулке, в мистическом «Южинском кружке», строились планы убийства первых лиц государства. Мамлеев называл Ленина «красной обезьяной». Как-то я решил познакомить его со своим отцом, видным представителем номенклатуры и большим, по тем временам, либералом. Папа стал ему что-то говорить о Ленине. Свой ответ Мамлеев начал: «Вы понимаете, красная обезьяна…» На что мой отец предложил: а давайте-ка мы с вами лучше водки выпьем.
- Обитатели салонов мыслили себя новой аристократией. А легко ли было попасть в этот круг?
- Легко. Это вообще была разомкнутая система, никакого герметизма. Везде сидели одни и те же люди. Все ко всем ходили. Мы могли встретиться на бульваре и еще долго выбирать, кому оказать честь своим посещением. Двести-триста квартир ждали нас каждый день, только раскрой записную книжку. Каждый день! И никаких предварительных звонков! Звонили только новым, еще незнакомым людям, а к знакомым все ходили запросто! Это была другая страна, другая планета, с другой системой общения и коммуникации. Я шел по улице Горького, и у меня язык уставал здороваться - половину прохожих я знал по именам.
