Сигизмунд Миронин - Сталинский порядок
Партийные руководители несли полную ответственность за успех социалистических преобразований.
И эта ответственность не исчерпывалась опасностью просто ухода в отставку. Победа контрреволюции неизбежно привела бы к физическому устранению лидеров большевиков, причем просто расстрел для них был бы еще достойным итогом, многих из них могла ждать не просто смерть, а мучительная смерть — пример сожженного в паровозной топке Сергея Лазо об этом свидетельствовал совершенно ясно. В этих условиях „двоевластие“ было оправдано и эффективно. Советские органы, руководители промышленности делали свое дело, а за ними надзирали и присматривали партийные чиновники, которые под влиянием угрозы для своей жизни не могли предаваться волоките, бюрократизму и безделью.
Однако положение изменилось после международного признания СССР, после успехов его в индустриализации, создания своей мощной армии, особенно после победы в Великой Отечественной войне. Теперь уж коммунизм и коммунисты приобрели большой авторитет во всем мире как основная сила, уничтожившая фашизм. В это время уже не было угрозы лишиться жизни, как это было в годы Гражданской войны, тем партийным руководителям, которые заваливали порученное им дело. Осталась угроза со стороны начальства, во главе со Сталиным, но с этой угрозой помогала справиться круговая порука и солидарность партократов. Кроме того, сами по себе партийные руководители занимались только контролем, а не реальной работой, как руководители промышленных предприятий — члены „новой команды Сталина“».
Сталин как глава государства легко мог контролировать работу промышленности, а как можно было проконтролировать контролеров — партийных чиновников? Ранее их контролировал страх перед победой контрреволюции или приходом немцев, суливший всем коммунистам смерть. А теперь, после победы в Великой Отечественной войне, коммунистом стало быть выгодно и безопасно. Вместе с устранением угрозы для благополучия партийных чиновников со стороны дела, исчезла и ответственность этих чиновников за то, что они делали. Попасть в партию, в ряды контролеров, которым самим делать ничего не надо, а только руководить другими, стало заветной мечтой массы проходимцев и карьеристов.
Противостоять им можно было только одним способом — и Сталин неизбежно пришел к его осознанию. Следовало, как он и мечтал ранее, превратить партию в «орден меченосцев», убрать возможность для членов партии почивать на лаврах, отстранить ее от соблазнов политической власти. Если нет «пряника», а есть только тяжелая работа по пропаганде коммунистических идей — нет и необходимости защищать партию от нашествия проходимцев и карьеристов.
Именно на такое отстранение партии от государственной власти, на сосредоточение на работе по агитации и пропаганде, работе, которая не должна была приносить никаких дивидендов в виде красивых должностей, возможности не отвечать ни за какое реальное дело, и были направлены реформы Сталина, озвученные им на XIX съезде КПСС:
— партия поменяла свое название, с ВКП(б) на КПСС; по мнению Ю. Мухина, Сталин тем самым желал подчеркнуть подчиненное положение партии по отношению к Советскому государству;
— Политбюро было упразднено не только фактически (в начале 50-х годов оно уже и так выполняло чисто номинальную функцию — большинство вопросов Сталин, как глава правительства, решал со своими заместителями), но и юридически — вместо компактного всесильного органа партии оно превратилось в Президиум ЦК КПСС, орган, состоящий из двух десятков человек и поэтому неспособный к оперативному руководству страной. «И эта замена Политбюро на Президиум означала, что партия лишается органа, непосредственно руководящего всей страной, и ей создается орган, который руководит только партией и то — в перерывах между пленумами ЦК», — пишет об этом Ю. Мухин;
— далее, говорит Ю. Мухин, «Сталин ликвидировал в партии единоначалие — сделал то, что хотел сделать еще в 1927 г. Должность генерального секретаря была упразднена, а секретарей ЦК стало 10 человек. Причем вместе они не образовывали никакого органа, просто все 10 вошли в Президиум, в котором опять-таки, по Уставу, не было никакого председателя, никого главного».
Дело в том, что единоначалие нужно для хорошего управления организацией, для того чтобы в ней были несущие ответственность руководители, для того чтобы вся организация была сильной. Но единоначалие мешает дискуссиям, «поиску истин». А поиск истин, агитация и пропаганда коммунизма — это именно то, на что Сталин собирался нацелить «орден меченосцев» — партию коммунистов;
— по мнению Ю. Мухина, «…Сталин, видимо, позаботился и о том, чтобы после его ухода из секретарей партии ЦК не вздумал создать себе нового вождя, так сказать, неформального.» Известно, что на Пленуме ЦК, сразу после XIX съезда, Сталин обрушился с уничтожающей, зачастую не слишком справедливой критикой на своих ближайших подвижников — Молотова и Микояна. Обычно «исследователями» этот демарш Сталина объясняется его маразмом на почве паранойи. Ю. Мухин предлагает гораздо более реалистичное и логичное объяснение такого поведения Сталина: он, по мнению исследователя, уничтожив единоначалие и готовя свой уход из партии, заботился о том, чтобы у партноменклатуры не возникло соблазна это единоначалие вновь ввести, назначив вождем кого-нибудь из старейших членов Политбюро;
— «состав Президиума был определен в 25 членов и 11 кандидатов (имеющих совещательный голос). По сравнению с 9–11 членами Политбюро это получился очень многоголосый колхоз. Однако не надо думать, что Сталин не понимал, что делает. Большинство из этих 25 человек были не партийные, а государственные деятели, которые в миру подчинялись Председателю Совета Министров и, соответственно, Верховному Совету. Таким образом, власть в партии перешла от партийной номенклатуры к Советской власти (строго говоря — ее номенклатуре)», — еще один аспект сталинской партийной реформы;
— будучи последовательным в устранении единоначалия в партии, продолжает далее Ю. Мухин, Сталин попытался уйти с должности секретаря ЦК по старости и подал соответствующее заявление в ЦК.
Но партноменклатура понимала, что без вождя как главы партии (даже и номинального, одного из 10 секретарей ЦК — лишь бы это был Сталин), партия немедленно будет отстранена от рычагов государственной власти, поэтому этой попытке Сталина они устроили полнейшую обструкцию: «…Посмотрите, какая, по воспоминаниям Константина Симонова, была реакция, когда Сталин попросил поставить на голосование вопрос об освобождении его от должности секретаря ЦК по старости: …На лице Маленкова я увидел ужасное выражение — не то чтоб испуг, нет, не испуг, а выражение, которое может быть у человека, яснее всех других или яснее, во всяком случае, многих других осознавшего ту смертельную опасность, которая нависла у всех над головами и которую еще не осознали другие: нельзя соглашаться на эту просьбу товарища Сталина, нельзя соглашаться, чтобы он сложил с себя вот это одно, последнее из трех своих полномочий, нельзя. Лицо Маленкова, его жесты, его выразительно воздетые руки были прямой мольбой ко всем присутствующим немедленно и решительно отказать Сталину в его просьбе. И тогда, заглушая раздавшиеся уже из-за спины Сталина слова: „Нет, просим остаться!“ или что-то в этом духе, зал загудел словами „Нет! Нет! Просим остаться! Просим взять свою просьбу обратно!“»
Реализуя свои замыслы, Сталин, по мнению Ю. Мухина, совершил всего одну ошибку: не смог настоять на немедленном освобождении его от должности секретаря ЦК, с полной ясностью, тем не менее, обрисовав свои дальнейшие намерения: «Теперь у номенклатуры оставался единственный выход из положения — Сталин обязан был умереть на посту секретаря ЦК, на посту вождя партии и всей страны. В случае такой смерти его преемник на посту секретаря ЦК в глазах людей автоматически был бы и вождем страны, а сосредоточенные в руках ЦК СМИ быстро бы постарались сделать преемника гениальным — закрепили бы его в сознании населения в качестве вождя всего народа».
Может возникнуть вопрос: а почему Ю. Мухин считает, что цель реформ Сталина была именно такая, а не иная? Исследователь дает убедительный ответ на этот вопрос. Мотивы номенклатуры совершенно очевидны, если посмотреть на ее последующие действия — после того, как она добилась своего: «То, что, убивая Сталина, номенклатура убивала решения XIX съезда КПСС, видно по тому, как быстро она, поправ Устав, ликвидировала все то основное, что произвел в Уставе Сталин. Он еще дышал, когда партноменклатура сократила Президиум до 10 человек, восстановив под этим названием Политбюро. Сократила число секретарей до 5 и назначила секретаря ЦК Хрущева пока еще „координатором“ среди секретарей. Через 5 месяцев Хрущев был назначен Первым секретарем (вождем партии), и пресса кинулась нахваливать „дорогого Никиту Сергеевича“. Более того, партократы и не очень-то стеснялись своих намерений убить Сталина. Генеральный секретарь Албанской компартии Энвер Ходжа написал статью к столетию со дня рождения Сталина. И в ней дает вот такие свидетельские показания: „…Сам Микоян признался мне и Мехмету Шеху, что они с Хрущевым планировали совершить покушение на Сталина, но позже, как уверял Микоян, отказались от этого плана“».