Евгений Головин - Сентиментальное бешенство рок-н-ролла
Выберем несколько моментов в этой бесконечной теме. Современный социум возможен лишь при республиканской форме правления — королевские фамилии сейчас, как вполне остроумно заметил Василий Шумов, не более чем «диснейленд». Однако любая республика религиозно санкционирована политеизмом — официальные монотеистические организации не имеют особой социальной значимости, вернее сказать, Бог монотеизма просто входит в пантеон. Так? В серьезной степени так. Современную цивилизацию любят называть неоязыческой, не уточняя, правда, форму этого язычества. Новый социум, похоже, определен теистическими сущностями, весьма напоминающими финикийскую триаду, о которой писал римский историк Тит Ливий. По его мнению, жизнь Карфагена, беспощадного врага Рима, развивалась в ареале трех божеств — Ваала, Баалтис, Молоха. Согласно интерпретации Тита Ливия, Ваал — бог денег и богатства, Баалтис — богиня чувственной любви, Молох — бог агрессии и войны. Этим божествам сейчас не воздвигают святилищ, вероятно, лишь потому, что Америка и Европа в принципе являются таковыми святилищами. Деньги, секс, агрессия — эти религиозные константы определяют динамику современной жизни.
Хорошо это или плохо — иной вопрос, в обществе, где сословий не существует более, нет смысла рассуждать о социально-моральных законах, репрессивные правила поведения лишены каких-либо метафизических оснований. Этика — понятие сугубо индивидуальное, поскольку индивидуальность невозможна без метафизической основы. Однако трудно отрицать, что вышеупомянутые божества отнюдь не способствуют развитию индивидуальности, напротив, это катализаторы распада, стимулирующие растворение индивидуальных особенностей в общечеловеческой массе. Итак, на всех уровнях роль индивидуальности перешла на конкурентные группы, крупные или мелкие, влиятельные или нет. Такие понятия как «творчество», "свобода", «искусство», "метафизика", "гуманные ценности" — эти жаргонизмы ретроградной интеллигенции — превратились в демагогическую скороговорку.
Любопытный факт: «общение» из прихотливой функциональности трансформировалось в нечто авторитетно-самостоятельное, в самоцель, в "то, ради чего", а люди стали просто рецепторами или передатчиками в этой питательной среде. Мы порой бросаем собеседника, дабы послушать-посмотреть радио-телевизор, где фантомальные голоса-образы вещают и улыбаются всем и никому. И совсем неважно, что все эти сенсации и пикантные новости забываются через минуту, они вовсе и не призваны "останавливать внимание", наоборот, они должны подхлестывать, будировать движение, чтобы слушатель-зритель не скучал и не прекращал… полета.
В такой ситуации «творчество» немыслимо без интермедийных констант «общения», однако эти константы имеют тенденцию к переменам и преобразованиям. В современном неоязычестве уже ощущается определенное влияние доныне экзотических божеств: Тавалы — южноамериканского бога наркотического сна; Ваконги — африканского бога каннибальских ритуалов; гвинейского Сепетилы — потустороннего покровителя пыток. Многие молодежные обычаи и моды начинают внешне походить на ритуалы карго, мандинго, татоа. В децентрализованную белую цивилизацию все интенсивней проникают экзотические культы, энергии первобытного хаоса. «Творить» значит собирать все это, препарировать все это, хвалить или ругать все это. И не только это, а вообще все подряд. В общении с публикой и прессой, артист распознает, «конструктивны» его смеси или нет.
Поэтому: не стоит трудов держать пальцы на пульсе толпы, угадывать, чего изволит почтеннейшая публика. Публики в традиционном смысле не существует более, скорее, можно говорить об антропоморфных элементах континуума «общения». Децентрализация ставит под сомнение не только незыблемые когда-то законы природы или этики, но и любые параметры человеческой жизни, которая обретает все более стохастический характер. Когда-то индивидуальность была вещью совершенно естественной: отшельник, нелюдим, анахорет не боялись конкуренции. Сейчас индивидуальны особи, сумевшие какое-то время продержаться на гребне человеческой волны — рекордсмены, кинозвезды, герои книги Гиннеса. Современные индивидуальности транзитны и пребывают в резкой конкуренции. И все же…
Невозможно «расплавить» человека психологически, душа все же будет до конца сопротивляться пластическим операциям разного рода идеологов, гуру, гипнотизеров. В чем-то и как-то человек всегда поведет себя
УГЛОВАТО И НЕПРАВИЛЬНО.Эти термины Василия Шумова, использованные в контексте разгово-ра о дзен-буддизме и йоге, меня несколько удивили. В вышеприведенной «беседе» он проявлялся сугубым поклонником СОВРЕМЕННОСТИ — тоже одно из ключевых слов. Одна из его, на мой взгляд, симпатичных черт — независимость суждений без волнения касательно реакции окружающих. Когда собеседник часто возражает, это значит, что он вас, по крайней мере, слушает внимательно. Соглашатель равнодушен, либо его поддакиванья обнажают еще менее приятные эмоции. Мне, откровенно говоря, не нравится эта «современность», тем более, что никто не умеет толком объяснить смысл понятия сего. Насколько можно судить, Василию Шумову импонируют компьютеры, интернет и прочие такого рода современные аксессуары, не исключая летающих тарелок и научной фантастики. Прошлое, особенно, прошлое в модной ныне «традиционной» интерпретации, его, скорее, раздражает. Здесь нет романтической ненависти Маринетти, обусловленной взрывным темпераментом основателя футуризма, здесь, пожалуй, вялое равнодушие «постороннего». Характерна реакция Шумова на дзен, даосизм или йогу: там все правильно, наверняка правильно, говорит он, и мне это совсем не в кайф. Я, мол, люблю все угловатое, неправильное. Имеем ли мы дело с человеком, который всячески борется с поглощающей, обезличивающей тенденцией современности?
Может, эта «угловатость» и «неправильность» — самый простой способ прослыть оригиналом хотя бы в собственном размышлении? Последнее, безусловно, несправедливо и сказано для уточнения диапазона. Возможно, Василий Шумов имеет в виду субтильную неуживчивость — к примеру, когда складывают в коробку домино, последняя пластинка не хочет входить правильно. Так Шумов и группа «Центр» никогда не входила правильно, так сказать, в коробку советского рока. Представляет ли Василий Шумов диссонанс, некий си-бемоль в до-мажорном аккорде. Видимо, нет, иначе он давно бы «разрешился» в какой-либо "родственной тональности". Нет, вероятно, он сам хочет быть «тоникой» и таковое желание уже диссонантно само по себе. Или он родился таким — обычная констатация при тщетной аналитике. Вообще современных людей трудно изучать и я не уверен, что написал о Василии Шумове что-нибудь путное и правильное. Децентрализация новой эпохи отразилась и на человеческой композиции. Разумеется, человека невозможно "понять до конца", однако еще в прошлом веке допускались верные предположения. Психологические векторы и внутренняя целесообразность, к примеру, мистера Пиквика или Растиньяка более или менее угадываются, чего не скажешь о бароне де Шарлю или Альбертине у Марселя Пруста. Если, по выражению Людвига Клагеса "современный мир не существует, но происходит", проблема решается спокойно: не имеющий стабильной оси человек постоянно меняет точки опоры, вычисляет курс по самым разным звездам и, следовательно, задача его «познания» отпадает. Если нельзя дважды войти в одну реку, нельзя дважды увидеть одного человека. Если Василий Шумов любит призрачную виртуальную реальность, с тем же успехом его внимание способна привлечь
УЛИЦА.Герой данного повествования любит улицу и считает, что сие общественное место весьма способствовало его артистическому становлению. Это серьезное признание, ибо улицу большого города полюбить не так то легко. Насколько можно судить, он имеет в виду московские улицы — в Лос Анжелосе это пространство меж домами является, в основном, проезжей частью. Но улица улице рознь. Одно дело — итальянские неореалистические фильмы, где герои живут на улицах как в собственных особняках, и совсем другое — грязный, загазованный «пассаж», требующий пристальной оглядки и никогда не внушающий чувства безопасности. Улица (по крайней мере, в Москве) давно перестала быть местом хорошей бестолковой болтовни или влюбленных прогулок, улицу надо поскорей пережить, как присутствие в неприятных гостях, на улице можно попасть под машину, хватануть штраф или напороться на какую-либо агрессивную сволочь. Да и мало ли чего.
На новой, свободной московской улице, где, вроде бы, можно гулять любой походкой и пребывать, вроде бы, в любой одежде, не отпускает ощущение судорожного беспокойства. Это напоминает Высоцкого: "Эх, ребята, все не так, все не так как надо". И вправду: больно охота слоняться по привольному Арбату под косыми взглядами ментов! Новая свободная улица столь же омерзительна, как новый демократический наряд тоталитарной власти.
