Татьяна Москвина - Жар-книга (сборник)
Персонажи «Школы злословия» отлично одеты (художник по костюмам В. Севрюкова) – дамы по три-четыре раза переменяют разноцветные платья и эгретки в волосах, джентльмены щеголяют в прекрасно сшитых полосатых атласных сюртуках и кружевных манжетах. Многие актеры хорошо держат легкость «хорошего тона», необходимую в старых английских комедиях из жизни высшего общества. Удачно исполнены маленькие роли – к примеру, вздорную миссис Кэндэр смешно играет Г. Ромодина, кривобокого интригана Снейка – Г. Иобадзе, претенциозного дурачка Бэкбайта – Т. Дружков, а невозмутимого и уморительного слугу Уильяма – А. Оя. Среди персонажей первого ряда безусловных побед не так много.
Почти справляется с ролью леди Тизл, простушки, ставшей знатной дамой и пытающейся освоить роль злобной светской львицы, Е. Коробейникова. Удался главный герой, сэр Питер Тизл – в исполнении Сергея Габриэляна. Небольшого роста, полноватый, с круглым добродушным лицом, безнадежно влюбленный в собственную жену, нежный сэр Питер беззащитен перед злыми языками. Но даже крошечный лучик надежды на взаимность делает маленького смешного человечка – счастливым и трогательным… Обаятельный Габриэлян со вкусом исполняет острые комические трюки (скажем, в минуты расстройства его герой как-то особенно «хрюкает» от горя). Но он обладает еще одним необходимым для комедийного актера свойством – живет на повышенных внутренних скоростях, чувствует кипящий ритм комедии.
Этого, к сожалению, не чувствуют многие другие исполнители. В театре Дорониной служит много вальяжных, корпулентных актеров, высокого роста, с могучими спинами и зычными голосинами. Они расхаживают по сцене, едва поворачивая корпус, гудят гулкими голосами, как в пустую бочку, но глаза их пусты, а смысла в роли – никакого. Рутина и театральщина.
Критики мало пишут об этом театре, он вне моды, внимание передового театрального зрителя недополучает. Возможно, и в этом причина застоя в актерской игре, трудности в слаживании ансамбля. Ведь «Школа злословия» придумана неплохо, уловлен живой смысл происходящего. Люди злословят о ближних, топчут чужую репутацию – но быстро меняются, когда речь заходит о них самих, ведь злословие – не пустяк, не милая причуда, а реальное оружие уничтожения человека. Если вовремя не остановиться, не придержать язык.
Мысль эта нам сегодня более чем понятна, но завернута она в нарядную оболочку легкой старой комедии. Что тоже хорошо, поскольку в солидные академические театры люди в основном ходят культурно отдохнуть, а не рыдать над несовершенством мира.
Если бы все актеры, занятые в спектакле, сбросили нажитые штампы, покинули заезженную колею, забыли искусственные интонации, стали внутренне подвижными, прониклись комедийными ритмами и поняли, что и зачем они играют! Но, надо заметить, и сейчас зритель обрадован – понимает, что о нем в новом спектакле МХАТа явно позаботились. Леди и джентльмены Шеридана ругаются красиво и весело, чего не скажешь о наших современниках.
2011
Золотая маска-2011: это агония?
15 апреля состоится церемония награждения премией «Золотая маска». Вот уже много лет на эту премию номинируют одни и те же театры, одних и тех же режиссеров. И как не надоест!
Не берусь судить раздел «музыкальные театры». Возможно, каждый год оперному режиссеру Юрию Александрову интересно соревноваться с Дмитрием Черняковым, Александром Петровым и Дмитрием Бертманом, с вкраплением неожиданностей вроде Василия Бархатова. Оперных режиссеров у нас ровно семь, их больше не становится, и нельзя ли всем им отлить в золоте памятные знаки с надписью «Молодец!!», вручить, и упразднить, наконец, все эти досадные номинирования и премирования?!
Но вот раздел «драматические театры» внушает надежду, что «Золотая маска» присуждается в последний раз. Что это агония. Что театральная «мафия» потеряла рассудок и пошла на самоуничтожение.
Судите сами: в списке номинантов «спектаклей большой формы» – ТРИ спектакля Александринского театра Санкт-Петербурга. «Дядя Ваня», «Гамлет» и «Изотов». По мнению «экспертов», видимо, Александринский театр достиг вершин возможного в драматическом искусстве. Каждый год он выдает наивысшие достижения, но на следующий год превосходит сам себя! Театр уже буквально изнемогает, поднимаясь по лестнице совершенства. На площади Островского, где высится здание Росси, по ночам горят костры, где греются желающие попасть в этот театр, чей фасад можно устилать «золотыми масками»…
Однако никакие костры не горят. Администраторов театра никто не атакует с просьбой о контрамарках, актеров театра не рвут на части агенты по кастингам, зритель с холодной вежливостью смотрит спектакли Александринки и редко когда возвращается во второй раз. Никакого зрительского успеха нет и в помине. Нет и пристрастия просвещенной публики – интеллигенция Петербурга игнорирует Александринку и за конформизм (богатым театрам с властями надо дружить), и за то, что ледяные и унылые спектакли театра не имеют никакого отношения ни к жизни, ни к искусству.
Есть загадочное раздувание этого театра силами театроведов. Я бы назвала их «фокиноидами», по имени худрука театра Валерия Фокина. Фокиноиды исключительно преданы своему вождю, и это даже трогательно, но почему мании отдельных людей так щедро финансируются?
«Золотая маска» взяла на себя функцию, которая ей принадлежать не должна. Каждый год в Москву на фестиваль «Золотой маски» привозят спектакли провинциальных театров, и это само по себе хорошо и прекрасно. Но привозить лучшие спектакли провинции в столицу надо постоянно, это должно стать культурной политикой государства! Государства, а не театральной мафии «фокиноидов».
А при нынешнем положении дел все провинциальные театры прогибаются перед «маской», чтобы показаться в столице. И тем самым укрепляют авторитет, которого нет в помине.
Список московских театров, спектакли которых оказываются в числе номинантов «большой формы», сократился до трех-четырех! Это МХТ Чехова, МТЮЗ и Театр Вахтангова. (А вообще-то лукавство все эти «большие формы» и «малые формы», есть искусство театра, и более ничего.) О питерских театрах умолчу – вкус питерских экспертов «маски» еще более экстравагантен. В результате в числе номинантов нет ни одного действительно талантливого и сильного спектакля прошлого сезона.
Ни одного. Даже «Записных книжек» С. Женовача в Студии театрального искусства. Или «Тени города» в Театре на Литейном (Петербург) – спектаклей, на которые реально не попасть, на которых люди ликуют, смеются и плачут, смотрят по два-три раза!
Надеюсь, что в этом году мы наблюдаем агонию «Золотой маски».
Это уже, извините, неприлично.
Пора театральным деятелям перестать пожимать плечами и твердо выразить свое отношение к происходящему беспределу.
2011
Русский ковчег – версия СТИ
Когда читаешь записные книжки Чехова, входящие в один из томов его собрания сочинений, то кажется, будто это явление какого-то нового, экспериментального жанра, над которым работал Чехов. Наблюдения, мысли, афоризмы, наброски, серьезные заметки и одновременно поиск смешных еврейских фамилий для водевиля – все это, напечатанное через интервал, производит впечатление какого-то рок-н-ролла XIX века. Мы застаем большой ум на кромке жизни, когда он еще не переработал впечатления бытия в окончательные кристаллы художества. Записные книжки Чехова прелестны, остроумны, полны жизни – но они, в отличие от писем, говорят «о других». Личность автора в них не обнажена. В своих записных книжках Чехов предстает полностью экипированным, особенно не забудьте про пенсне: острое зрение, насмешливость, беспощадный анализ. Все это направлено на мир обыденности, как то самое ружье, что обязательно выстрелит. В записных книжках Чехова гудит житейское море, плавают эскизы разных лиц, физиономий и морд – поэтому определенную притягательность для театра здесь увидеть можно. Но, конечно, очень пытливым взглядом.
По отношению к Мастерской Фоменко Студия театрального искусства Женовача – действительно студия, в настоящем смысле слова, то есть ищущая молодая поросль, побег (не побег от «бежать», а побег как порождение!) большого академического театра. Коим и является Мастерская Петра Фоменко. Не бессчетные «академические» театры, у которых бюрократическим путем образовалось это слово в названии, а именно Мастерская Фоменко создавала эталон, канон, образец, была источником правильных форм – что и является «академическим». Женовач идет рядом, но ищет нехоженых путей. Не «Братья Карамазовы» Достоевского, но «Мальчики», не «Левша» или «Леди Макбет Мценского уезда» Лескова, а «Захудалый род», не «Три сестры» или «Чайка» Чехова, а «Три года» и «Записные книжки» – то есть, классика, но не зачитанная и не заигранная. «Записные книжки» в СТИ – это оригинальная композиция, сочинение самого театра. «Мерлехлюндия в двух частях». Исполняют «мерлехлюндию» двадцать два артиста (многофигурные спектакли всегда полезны театру: налаживают ансамбль), более всего напоминающие симфонический оркестр – здесь любое соло кратковременно и погружено в общее звучание. Реальный же оркестр играет во время антракта в фойе, когда зритель может полюбоваться персонажами, то есть прелестными актерами СТИ, одетыми по моде времен Чехова, в светлые летние одежды.
