Андрей Савельев - Осколки эпохи Путина. Досье на режим

ЯМАДАЕВ: Это потом ему (Шаманову) станет тяжело, когда мы станем на путь правовой действительно, когда начнутся разбирательства.

ШУСТЕР: Ой, только не угрозы, я вас умоляю, ну что вы, это же…

ЯМАДАЕВ.: Нет, нет, нет, вы подождите, сотни тысяч убитых людей, детей, женщин, стариков, русских, чеченцев, армяне. Кто-то когда-то должен отвечать? Когда это будет, хоть сто лет, ответят-то они… Перед богом ответят они…

САВЕЛЬЕВ: А когда Ямадаев будет отвечать? Вы когда будете отвечать?

ЯМАДАЕВ: Я отвечаю вам, я же стою, отвечаю в Москве…

САВЕЛЬЕВ: В правовом смысле!

Ахмат Кадыров был убит через три месяца после передачи. Земного суда за свои преступления он избежал. Руслан Ямадаев тоже не ответил перед судом за то, что воевал против России. Он был убит прямо в центре Москвы в сентябре 2008 года. Вероятнее всего, в борьбе с кланом Рамзана Кадырова, которому Путин отдал Чечню в наследство после убийства его отца Ахмата. Программа «Свобода слова» тоже долго не прожила. Сави к Шустер уехал на Украину вести аналогичное ток-шоу.

Переписка с глухарями

Ощущение, что крови прольется еще немало, у меня сложилось задолго до этой передачи. Но личные впечатления побудили использовать депутатский статус, чтобы попытаться вразумить чиновников, которые не считали кровь какой-то проблемой для себя. Предположив, что политика в Чечне вырабатывается в Совете Безопасности, который готовит решения для Президента, я решил направить туда запрос с предложением рассмотреть нашу коллективную разработку 2001 года. На тот момент он совершенно не утратил актуальности. В письме Секретарю СБ В.Б. Рушайло я указывал, что террористическая деятельность на территории РФ продолжается, и это свидетельствует о непродуктивности применяемых подходов и о непонимании лицами, принимающими решения, что они имеют дело вовсе не с мифическим «международным терроризмом», а с мятежом (ст. 279 УК). Я упомянул, что Ахмат Кадыров в передаче «Свобода слова» цинично продемонстрировал свою решимость стоять на страже интересов одного из чеченских кланов, принимая входящих в этот клан боевиков на должности в правоохранительных органах Чечни. Кадыров откровенно заявил, что будет бороться против федеральных властей и против бандитов (имея в виду «других бандитов»).

Прекращение этнического мятежа требовало введения чрезвычайного, а лучше военного положения, которое наиболее эффективно в момент, когда суверенитет над частью территории государства поставлен под вопрос. Отказ от принятия такого решения является одновременно отказом от суверенитета. Принятие же такого решения требовало порвать с либеральными догмами. Жизнь людей и судьба государства прямо побуждала к этому.

Прошло два месяца. Рушайло был смешен со своего поста, и на мое обращение не поступило никакого отклика. Правда, позвонил некий сотрудник СБ, который уговаривал меня: мол, в Чечне все нормально и даже можно гулять по улицам без охраны. Я не стал спрашивать, гулял ли этот сотрудник в форме и как далеко уходил от оцепления. Его уговоры показались мне совершенно идиотскими и никак не относящимися к вопросам, поставленным в моем обращении. Пришлось направлять в СБ напоминание о том, что закон следует исполнять и вовремя отвечать на депутатские запросы.

Наконец, я получил ответ за подписью Заместителя Секретаря СБ В.Соболева, датированный 7 мая — за два дня до того, как под Ахматом Кадыровым на грозненском стадионе взорвалась бомба. Эту бюрократическую отписку я держал в руках, когда мятежника уже не было в живых. Соболев писал: «В результате совместной работы в Чеченской Республике последовательно стабилизируется обстановка в военной (правоохранительной), общественно-политической, социально-экономической и информационной сферах». Остальное содержание ответа — бюрократический треп.

Предполагая, что убийство президента Чечни доказывает, что трепология в данном вопросе неуместна, что никакой стабилизации в Чечне нет, я написал письмо новому Секретарю СБ И.С. Иванову, где отметил несостоятельность успокоительных реляций. Обстановка якобы «последовательно стабилизируется», «проблемы разрешаются», «противодействие бандформирований снижается», в связи с чем соответствующие функции контртеррористического характера от федерального центра «постепенно переносятся на республиканские органы исполнительной власти». Неужели эта несостоятельная политика будет продолжаться? Неужели непонятно, что принятыми мерами правопорядок, определенный Конституцией РФ и российскими законами, на территории Чечни и в прилегающих к ней местностях, практически не установлен?

Я обратил внимание Иванова на тот факт, что до и во время разгара вооруженной фазы мятежа и военных операций по его подавлению со стороны чеченцев был осуществлен геноцид нечеченского населения. Кто не был физически уничтожен, был разорен, ограблен и изгнан. В Чечне тем самым утвердился расизм в самом зверском, бесчеловечном и кровавом виде. Тем не менее, власть отказывалась признавать этот факт. Сформированные погибшим А.Кадыровым органы исполнительной власти и корпоративные институты принципиально строились на основе этнической сегрегации, допускающей на руководящие должности лиц не по признакам профессионализма, добросовестности, безупречной лояльности и любви к Отечеству, а на началах этнического происхождения, клановости и личной преданности. Это трагически закончилось для самого главы Чечни и стало для него расплатой за русофобию и тупость. Столь же вредна и бесперспективна позиция федерального центра, позволившего под видом амнистии участников незаконных вооруженных формирований провести их широкомасштабную реабилитацию. Не говоря уже о пособниках мятежа, которых в Чечне, по данным генерала Шаманова, было не менее половины населения. Эти считаются реабилитированными от рождения, а после осуждения полковника Юрия Буданова — чуть ли не пострадавшей стороной, которой нужно выплачивать компенсации, собирая средства со всей России. О таких компенсациях договаривался в Чечне глава Минэкономразвития Герман Греф. Между тем, в личной «гвардии» Ахмата Кадырова, которая стала de facto «личной гвардией» его сына, состояли по одним сведениям 3500, по другим более 6000 боевиков, набранных из число активных участников бандформирований.

Я поставил перед главой СБ конкретные вопросы:

1) Действительно ли под видом силовых структур действуют незаконные вооруженные формирования, на которые нет никаких средств воздействия со стороны федеральных органов власти?

2) Какова численность вооруженных местных формирований в Чечне и насколько эта численность соответствует нормативам, принятым в других регионах страны?

3) Каков порядок финансирования подчиненных руководству Чечни вооруженных формирований? Какова доля федеральных средств, оплачивающих деятельность этих формирований?

4) Насколько практика содержания личных местных «гвардий» соответствует действующему в РФ законодательству, и какие действия предпринимаются, чтобы такое соответствие было всеобъемлющим?

5) Сколько с 1999 года было приговоров статьям УК 205 (терроризм), 209 (бандитизм), 210 (организация преступного сообщества, преступной организации), 279 (вооруженный мятеж), 281 (диверсия), 357 (геноцид)?

6) Каковы основания, не позволившие квалифицировать события в Чечне как мятеж?

7) Какие меры предполагаются для пресечения деления населения Чечни на чеченцев и нечеченцев, а в чеченской среде в зависимости от принадлежности к родоплеменным кланам?

Жесткость постановки вопросов вовсе не означала стремления как-то обидеть секретаря Совбеза, хотя и симпатий к нему у меня не было. Мои мотивы состояли лишь в том, что в течение многих лет органы государственной власти проводили в Чечне поразительно недальновидную и неэффективную политику, которая подрывала не только перспективы умиротворения чеченцев, но и основы российской государственности. Все вернулось почти в точности к ситуации 1996 года. Чего же стоят тогда все жертвы двух Чеченских войн?

Ответил мне все тот же генерал Соболев. С присущим ему цинизмом и в духе «не мешайте работать». Ни один мой вопрос не был рассмотрен и не получил ответа. Мне сообщали лишь, что процесс идет, и нужные решения принимаются. А всю прочую информацию я могу «запросить в соответствующих ведомствах».

Я предположил, что это письмо в полстранички — форма личного саботажа г-на Соболева. Ведь не может быть, чтобы в СБ вообще не имели никакой информации, не принимали никаких значимых решений, были не способны ответить на мои вопросы! Кроме того, Соболев подписал ответ как раз накануне вторжения боевиков в Ингушетию, в результате которого погибли около 100 человек, включая работников милиции. Складывалось правило: г-н Соболев писал мне всякие глупости, и они тут же опровергались жизнью. Я отметил это обстоятельство в письме к Иванову, где определил ответы Соболева как проявление цинизма. Я прямо написал: ответы г-на Соболева пахнут кровью и смертью. А также заявил, что эти ответ свидетельствуют о служебном несоответствии и нежелании исполнять закон. У секретаря СБ я потребовал провести служебное расследование и выяснить, каким образом столь бессодержательные и глупые тексты могут исходить от государственной структуры, чей интеллектуальный потенциал призван свидетельствовать о высоком уровне управления государством в целом.