Дэниэл Коуэн - Я выжил в Холокосте
Выстрелов больше не было. Дневной свет начал увядать, Тибор медленно развернул правую руку, пока не увидел ее перед собой, пальцы впились в грязь, он начал медленно продвигаться вперед, молясь об укрытии. Сердце билось так люто, что, казалось, сейчас выдаст его врагу с потрохами.
Минометы северокорейцев превратили участки канавы в кратеры. Тибор нырнул в первый попавшийся и попытался слиться с землей.
Лежа на дне свежевыкопанного кратера, Тибор думал о невидимых, мертвых солдатах, которые, он знал, были разбросаны вокруг него. Он размышлял о том моменте, когда их жизнь вдруг превратилась в смерть. Он видел, как они падали, хотя атака наступила так быстро и так яростно, что оценить нанесенные им ранения было решительно невозможно. Тибор в основном видел тела совсем почти нетронутые, тела людей, убитых, скажем, взрывной волной, а потому ему очень хотелось посмотреть, что же прикончило пол-дюжины человек, не переживших засады.
Это желание породило еще один вопрос. Только ли тело ответственно за сдачу души, или душа тоже имеет право голоса? Тибору казалось, что одни сдавали душу за секунду, а другие боролись и держались за нее вопреки самым страшным травмам. Несмотря на собственные ранения, он еще никогда не чувствовал себя настолько близким к смерти. Его душа, казалось, сама хотела остаться с ним – может, потому что не была уверена в том, что ее кто-нибудь ждет там, на другом конце пути.
Он задал этот вопрос Богу, но тот, как обычно, не ответил. Тибор начал уже привыкать к этому, но вот сейчас, пока он готовился спросить у Всемогущего, правда ли тот существует, и пока он ждал знамения, сердце его замерло и страхи его ушли. Огня винтовок больше не было; что ж, вполне себе знамение.
Тибор повторил молитву благодарности и заставил себя двигаться дальше, пока небо совсем не выжало весь свет из этого дня. Рядом летали мухи, других звуков вокруг не было. Он прополз мимо измятого, полуголого трупа с кривой ухмылкой – будто тот высмеивал его за то, что он посмел вернуться сюда. Тибор вкопал пальцы в гравий и змеей продолжил свой путь до тех пор, пока не различил слабый звук дыхания, перебивающегося стонами – кто-то словно говорил во сне.
Это мог быть Хэмм, а мог быть и затаившийся враг. Инмингун знали, что солдаты почти всегда возвращались за своими ранеными и убитыми и что они не могут устоять перед криками о помощи. Тибор остановился, чтобы послушать. Тяжелое, болезненное сопение продолжалось, но тембр голоса был глубже типичного азиатского. Тибор решил, что если бы враг был рядом и почувствовал приближение другого солдата, он бы пристрелил Хэмма. Иначе раненый мог бы предупредить о засаде.
Тибор прополз еще несколько метров, дополз до слоя сорванного в форме футбольного мяча дерна, где заметил, наконец, Леонарда Хэмма, лежащего на животе в десяти примерно метрах впереди, дергающегося, но без сознания. Приподнявшись на локтях, Тибор дополз до него, перевернул и аккуратно стащил с него рубашку и ботинки – искал раны. Форма Хэмма была несильно порвана на спине – похоже на шрапнель. Лоб был в ссадинах, в щеке был песок – вероятно, результат тяжелого падения. Крови было мало. Тибор вымыл ему лицо и налил немного воды в рот. Хэмм продолжал дышать, но оставался в состоянии беспокойного сна.
Тибор ухватился за воротник Хэмма и потащил его обратно к дороге. Дело шло медленно: Хэмм и Тибор были примерно одинакового веса и строения. Тихо и размеренно он тащил товарища через драную землю и мелкие траншеи, а когда они отползли на безопасное расстояние от деревни, то прямо по дороге. Хэмм продолжал приходить в себя и снова отрубаться. Каждый раз, когда открывались его глаза, Тибор шептал: «Все будет в порядке. Только не шуми».
Когда Леонард Хэмм впервые пришел в себя, он ничего не видел. Но знал, что движется, потому что его ноги дергались где-то внизу. Размытые образы постепенно превращались в отчетливую картину, и он понял, что вокруг ночь и что его тащит другой солдат, причем ползущий на спине и неровно дышавший.
Солдат остановился, повернулся и дернулся вперед, словно старая тачка с поломанной коробкой передач. Хэмм почувствовал рывок – они резко тронулись. Его шлем стукнулся о шлем солдата. Почувствовав желание подняться на ноги, Хэмм потянулся, чтобы встать, но тут же был одернут. «Постарайся не двигаться», – услышал он тяжелый акцент.
Последнее, что помнил Хэмм, – взрыв грязи и травы и мимолетный образ человека, по оси летящего в воздух. После – фрагменты снов, которые все никак не получалось сбросить. Медленно он начал понимать, что где-то в промежутках этого беспокойного сна смешно говорящий венгр Рубин пришел за ним, забросил себе на спину и теперь тащит обратно. Вот, кстати, и мешки с песками.
У Хэмма все болело, он дико устал, но сильнее всего было чувство голода. Запах горячей жрачки змеей забрался к нему в нос, он попросил Рубина донести его до раздачи. Венгр посадил его на задницу, затем появился откуда-то сверху.
– Я звать медика, о’кей? – спросил он, тяжело дыша.
– Не, – пробормотал Хэмм, – Я в порядке.
Горела вся грудь целиком, в спине раздавались острые приступы боли, но он не хотел оказаться в полевом госпитале. Если врачи оставят его там даже на незначительное время, он вполне может оказаться в другой роте.
– Сколько я был в отключке? – спросил он как-то мутно.
– Ну так, немного. Осколок тебя порядочно встряхнул.
– А ты что там делал?
Улыбка заползла на лицо Рубина. «Так, гулял».
– Правду говори.
Улыбка стала шире. «Точно медика не хочешь?»
Хэмм рассмеялся и покачал головой. Он хотел поблагодарить этого парня, но сил все еще было мало. Вдобавок он не очень понимал, что именно произошло. Хэмм поднялся, взял Рубина за руку, вцепился в нее сильно – пожалуй, это была самая крепкая благодарность в его жизни – и, шатаясь, пошел в очередь за едой.
Все, о чем мог думать Леонард Хэмм следующие несколько дней, было то, как так вышло, что этот сумасшедший венгр рискнул собственной жизнью, чтобы вытащить его с поля боя. Что заставило его пойти в одиночку, искать парня, которого он едва знал, которого остальная рота уже наверняка мысленно похоронила? Он не знал ответов на эти вопросы и не знал, как отблагодарить Рубина.
12
Третьего октября газеты всего мира сообщили, что южнокорейские патрули пересекли 38-ю параллель и вошли на территорию Северной Кореи. Враг не оказывал сопротивления. Южнокорейский парламент на встрече в Пусане попросил у ООН разрешения продолжить продвижение на Север. Воспользовавшись моментом, генерал МакАртур по радио из Токио предложил всем северокорейским частям, находящимся «на всей территории Южной Кореи», сдаться, заявив, что «полное уничтожение ваших вооруженных сил и военного потенциала теперь неизбежно».
В день радиотрансляции командующий офицер Восьмой армии объявил солдатам, что пришло время дипломатических маневров. Если северокорейский премьер Ким Ир Сен примет условия МакАртура, война закончится и войска смогут вернуться домой к Рождеству. Когда роте Тибора, находившейся непосредственно возле невидимой границы с Северной Кореей, зачитывали новости, парни ликовали и аплодировали.
Рота получила приказ разбить лагерь в открытом поле недалеко от леса. Заслон из густых зарослей высотой по грудь и площадью примерно с три футбольных поля был настолько плотным, что полностью поглощал свет и мешал рассмотреть что-либо дальше первой линии деревьев даже в бинокль. Штаб предупредил роту, что среди толп беженцев, спускавшихся по главной дороге, может быть неприятель, но Пейтона больше волновали те, кто мог прятаться среди деревьев. Он видел тощих, как сучья, снайперов, прятавшихся за самыми тонкими ветками, тихих, как гусеницы, терпеливо выжидающих, когда американские солдаты окажутся в поле их зрения. Он по собственному печальному опыту знал, что эти опытнейшие пехотинцы-снайперы подавали признаки жизни только за секунду до убийства. И что если их не заметить и не вычистить, американцы обречены.
Пейтон поговорил с южанами, но никто не выразил желания сходить на разведку. Тогда он свистнул Бриера. «Отправь за Рубиным как можно быстрее, – приказал он. – Он волонтер. Он справится».
Когда Тибору объяснили задание, он сказал, что шататься по лесу одному – не лучшая идея.
– Тебя уже представили к Медали Почета, – сказал Пейтон. – Докажи, что ты достоин ее.
– Пока что я ничего не получил, – отшутился Тибор. Разговоры о медалях и почете все еще ничего для него не значили. И потом, как только убили их командира, эти разговоры закончились сами собой. Вдобавок Тибор все еще сознательно игнорировал армейский протокол, даже немного гордился этим – считал, что пока что он выживал не благодаря, но вопреки ему.
