Валентин Зорин - Мистеры миллиарды
Одним словом, мы нажали педаль акселератора, стрелка спидометра резко отклонилась вправо, а машина наша — влево, и уже больше никто из несшихся рядом автомобилей не окидывал нас взглядом, являвшим собой красноречивую и обидную смесь жалости, удивления и презрения.
Надо сказать, что езда по американской автостраде доставляет большое удовольствие. Дорога содержится в идеальном порядке — нет ни выбоин, ни ухабов, по ее краям только самые необходимые надписи и указатели. Их вполне достаточно, чтобы не заблудиться, и в то же время ровно столько, сколько нужно, чтобы не отвлекать внимания водителя. Мне не раз доводилось читать в различных путевых заметках, что обочины американских дорог забиты рекламой: бесконечные щиты с категорическими призывами пить кока-колу и жевать что-нибудь несъедобное. Сейчас эта традиционная деталь путевых заметок отходит в прошлое. Во всяком случае, могу свидетельствовать, что на всем пути из Нью-Йорка в Вашингтон я не видал ни одного рекламного щита.
Очевидно, это делается в порядке борьбы с несчастными случаями. В самом деле, разве можно требовать от водителя полного внимания и сосредоточенности, если ему чья-то услужливая рука то и дело подсовывает занимательное чтение. Хорошо, если на обочине только лаконичные надписи, а если обширные цифровые выкладки, обязательства и диаграммы, тогда как?
Впрочем, высокое качество дорог не избавило Америку от непрерывно растущего числа несчастных случаев, принявших такие масштабы, что это превратилось сейчас в одну из острых общенациональных проблем. Цифры, которыми оперировал наш обстоятельный друг, нисколько не сгущают краски. Американский журнал «Ю. С. ньюс энд Уорлд рипорт» бьет тревогу: «Если число жертв будет увеличиваться нынешними темпами, то не в столь отдаленном будущем окажется, что половина всех американцев либо убиты, либо ранены в результате автомобильных катастроф».
Специальные комиссии, изучавшие положение, пришли к выводу, что наряду с недисциплинированностью водителей, принявшей огромные размеры, ухарской привычкой американской молодежи усаживаться за руль в состоянии подпития одной из главных причин бедствия является безудержная погоня за прибылью автопромышленников и производителей шин. На первое место ими ставятся внешний вид, элегантность, броскость, идущие нередко в ущерб элементарной безопасности. Резко выросла мощность двигателей. (Машина, в которой мы вояжировали, имела мотор в 250 лошадиных сил.) Это требует соответствующей работы по увеличению надежности автомобиля, но, не суля предпринимателям особой выгоды, отодвигается ими на задний план.
В Америке вышла любопытная книжка под красноречивым названием «Небезопасно при любой скорости». Написавший ее Рульф Нейдер убедительно доказывает, что «Дженерал моторе» и другие компании стремятся увеличить скорость выпускаемых машин за счет их безопасности. Примечателен для американских нравов ответ компании на эту критику. О, они отнюдь не стали тратить деньги на устранение технических погрешностей конструкций. Было ассигновано 7 тысяч долларов для найма частных детективов, которым вменили в обязанность установить слежку за автором книги и добыть компрометирующие данные по линии его знакомства с женщинами или чего-нибудь в таком роде. Что же касается безопасности автомобиля, то она остается на том же уровне. Дело приняло настолько опасный оборот, что создали специальную сенатскую подкомиссию во главе с влиятельным сенатором Рибиковым, которой было поручено обсудить вопрос об улучшении конструкции легковых автомашин и повышении их надежности. Проблему обсудили, комиссия родила пространный доклад, и он пылится на полках библиотеки конгресса. Что касается катастроф, то они возрастают в прежнем угрожающем темпе.
...Но в тот день почему-то не хотелось думать обо всем этом. Мы ехали в Вашингтон. Однообразие скорости время от времени прерывалось контрольно-пропускными пунктами. В нескольких местах по дороге в Вашингтон машина упиралась в гребешок турникетов, около каждого из которых в будке восседает страж в фуражке с кокардой. Это означает: «Раскошеливайтесь». Опускайте стекло машины и отдавайте монету — иногда полтинник, иногда и доллар. После этого можете ехать дальше.
Поначалу во время таких вот «вынужденных посадок» мы ворчали, досадуя по поводу «этих чертовых порядков». Однако потом задумались — так ли уж это плохо? И вообще, что лучше — платить и ездить по хорошим дорогам или не платить, но трястись на ухабах, губить технику, ставить под сомнение целесообразность и экономичность автомобильного транспорта в хозяйстве, наконец, просто вытрясать к чертям душу.
Когда бизнес делается на переломанных костях жертв автомобильного движения и корыстной жадности автопромышленников — это отвратительно и подлежит разоблачению. Противно, когда на естественной человеческой потребности передвигаться, «охоте к перемене мест» наживается какой-нибудь толстосум — хозяин частной автострады. А таких в Америке немало. На наш привычный взгляд, это противоестественно. Но когда трезвый расчет и практическая сметка превращают автомобильную дорогу в рентабельное предприятие, то здесь стоит подумать и подсчитать.
В самом деле, плата за проезд существует не только на частных, но и на федеральных автострадах, дорогах, принадлежащих властям штатов. В этих случаях деньги, взимаемые с автомашин, в значительной части идут на поддержание в хорошем состоянии существующих дорог и на строительство новых. Здесь доходы обращаются на пользу дела. Следовательно, плата за пользование автострадой не является предосудительной сама по себе. Дело лишь в том, куда идут деньги: в карман частного предпринимателя — в таком случае он обворовывает общество — или властям, которые тратят их на поддержание транспортной системы в хорошем состоянии. Тогда это обществу на пользу.
Если очистить опыт американцев от капиталистического духа наживы и эксплуатации, то, быть может, наши экономисты и хозяйственники найдут в нем рациональное зерно, тот самый материальный стимул, который поможет нам быстрее решить проблему нехватки хороших дорог, столь необходимых отечественному народному хозяйству. Во всяком случае, это не стоит отвергать с порога.
«Милашка Фитц» танцует джигу
Ровно в назначенный час мы подошли к массивному, светлого камня новому зданию американского сената, в котором была расположена официальная резиденция сенатора от штата Нью-Йорк. Именно этот штат с 1964 года представлял на Капитолии ушедший ради этого с поста министра юстиции брат покойного президента. Минуем массивные двери — о нашем приходе предупреждены, — проходим мимо привратника, цепким взглядом провожающего нас. Несколько шагов по длинному коридору первого этажа, по обе стороны которого двери с сенаторскими фамилиями. Слева на двери табличка с надписью: «Р. Кеннеди». Входим. Небольшая комната, тесно заставленная столами. На столах бумаги, за столами девицы секретарского вида. За перегородкой матового стекла несколько человек. Чувствуем на себе их очень внимательные взгляды. Следующая комната — снова секретари. О нас докладывают, и мы входим в кабинет сенатора.
Навстречу из-за стола выходит Роберт Кеннеди, среднего роста, в белой рубашке, рукава которой закатаны выше локтя, и темном галстуке. Он предлагает нам стулья, сняв со спинки одного из них висевший на нем пиджак и небрежным движением швырнув его куда-то позади себя. Пока шел обмен первыми вежливыми фразами, я незаметно рассматривал собеседника, оглядывал кабинет. Нередко какая-нибудь деталь обстановки, манера держаться могут сказать о человеке много больше длинной беседы. Помню, первое впечатление тогда было: сенатор выглядит удивительно молодо. Как-то не вязалась известность одной из ведущих фигур Вашингтона с почти мальчишеским видом человека, усевшегося напротив нас за письменный стол, задрав ноги.
Позже я понял, что это не столько молодость, сколько моложавость. Есть такие лица, которые до седых волос выглядят по-мальчишьи. Кстати, о седине — ее немало было в пышной шевелюре нашего собеседника. Просто на фоне золотистых с рыжинкой волос ее не сразу можно было заметить, как не сразу удалось обнаружить, что вроде бы простая с пробором его прическа была плодом искусных парикмахерских ухищрений.
Пожалуй, две внешние детали обратили в тот раз на себя особое внимание. Во-первых, выражение глаз, очень холодных, голубых, внимательно, показалось, даже настороженно, следивших за собеседником. Глаза были как-то мало связаны с выражением лица. Оно могло меняться, улыбаться, хмуриться, выражать какие-то эмоции, но глаза оставались одни и те же — холодные, внимательные. И второе — руки. Во время разговора, когда сенатор задумчиво скрестил их на груди, бросилось в глаза странное несоответствие в общем некрупного торса и нормальных размеров головы с огромными, покрытыми рыжеватым пушком ручищами.
