Тайны служебные и личные, или Карибский синдром - Александр Васильевич Кулешов
– Товарищ лейтенант, при организации мероприятий с личным составом первым делом вы должны думать о соблюдении дисциплины и безопасности. Склонность к нарушению порядка – как заразная болезнь, всегда негаданно, всегда с тяжелыми последствиями. Когда нагрянет – предположить невозможно, нужно быть готовым пресечь всегда. Правильное место командира в забеге за пределами дивизиона – позади бегущей группы в автомобиле. Так чтобы всех видеть, чтобы никто не воспользовался ситуацией для неуставных действий. Менталитет такой, что всегда солдат должен видеть перед собой армейскую строгость и жесткий характер офицера. Пока вы демонстрировали свою спортивную подготовку, за вашей спиной несколько человек могли уйти в самоволку, и хватитесь вы их только через серьезный промежуток времени, после того, как приведете себя в порядок. Построить батарею и проверить личный состав по списку!
Построение обнаженных по пояс бойцов показало, что потерь в забеге не произошло. Но Коростелев запомнил, что командир дивизиона не любил рядовой и сержантский состав, да и вообще к подчиненным относился пренебрежительно. Шмон имущества был из того же ряда взаимоотношений.
Минут через пять послышались быстрые шаги, открылась дверь в канцелярию – не оборачиваясь, Коростелев определил, что это Туркин.
– Товарищ лейтенант, вам не кажется, что вы начинаете зарываться!? – вопрос повис в воздухе, отвечать на него значило провоцировать мощное словоизвержение из обвинений, поучений, указаний. Лейтенант, поднявшись над столом, выдержанно молчал, а про себя подумал: «Чем больше инициатив мы получаем от командиров, особенно таких, как шмон солдатского добра, тем больше мы про них понимаем». Туркин присел за свой стол:
– Что молчите? Сказать нечего? Приказ может не нравиться, но выполнить вы его обязаны. Для каждого подчиненного есть только воля командира. Если подчиненные ее не чувствуют, они начинают играть вами. Охотно поверю в плохие проявления человеческой натуры в этой игре, а хорошим искренне удивлюсь, – тон речи стал спокойнее, с оттенком служебного превосходства, естественного для выпускника суровой школы военного училища в поисках короткого пути в карьерном росте. Коростелев усмехнулся: избегая примитивного препирательства, что на такие вопросы можно ответить собеседнику?
– Никому неприятно рыться в чужих вещах, но в этом нет ничего предосудительного – не раз такой бесцеремонный шмон давал результаты. Вы зарабатываете себе дешевый авторитет, солдаты одобрительно воспринимают ваше демонстративное несогласие с командирами, но нам это дорого обходится – вы своими действиями подрываете авторитет других офицеров, бойцы борзеют. – Коростелев спокойно взглянул на командира: «Странно спорить с диалектикой: подъем авторитета одного означает снижение у другого». Туркин тут же отвел взгляд и продолжил высказывание своих претензий и замечаний, а Коростелев также не озвучивая поддерживал диалог для себя, чтобы сохранить спокойное равновесие в душе. Не услышав возражений, комбат выкладывал фразу за фразой.
– Это хорошо, что они к вам тянутся, сказываются ваши знания, может, личные качества, возраст, наконец… Между вами и старшими из них разница в год-два. Но нельзя на мир смотреть сквозь розовые очки.
«Странно. Почему искать негатив в людях – это норма, а желание воспринимать хорошее – это розовые очки? Может, это и есть причина той поддержки, которую они мне оказывают, когда я практически ничего не зная, кроме уставов, должен руководить ими.»
– Обратите внимание, что лейтенант Сержантов занял правильную позицию – все офицеры должны быть одинаково требовательными. Он же тоже двухгодичник, но постарше, поэтому поопытней, – с гордым презрением проявленной молодостью наивности констатировал комбат. – Воспитание личного состава должно быть как в семье – в единой традиции с едиными критериями.
– Принимайте меня таким, какой я есть! – Коростелев не хотел перекраивать себя под непонятные критерии, в отличие от морального кодекса строителя коммунизма нигде не записанные золотом по красному и применяемые каждым командиром по собственному разумению и под собственное удобство. Ни на военной кафедре в институте, ни при поступлении на службу в ракетную часть никаких лекций о работе с личным составом в его программе обучения и подготовки не было. Никто не предлагал никаких брошюр на эту тему для ознакомления. Все строилось по привычной схеме: тебя критикуют за то, что ты делаешь, но как делать правильно, никто не говорит.
– Ну да, ну да! Ты же – средоточие добродетелей и свойств в высшей степени замечательных, не подлежащих никакой переделке, переплавке, перековке, – иронично ответил комбат. – Если я позволю каждому в батарее быть самим собой, то все превратится в хаос, а хаосом управлять невозможно. Нет, товарищ лейтенант, я не приму никого таким, как есть, и буду требовать от каждого проявления тех качеств, которые мне нужны для повышения боеготовности и дисциплины. И буду требовать от офицеров принимать реальность такой, какая она есть. Солдаты просто пользуются твоим добрым к ним отношением, и ты думаешь, что они к тебе так же расположены. А на самом деле обманывают, тебе надо научиться разбираться в людях. Дело в том, что ты не учитываешь мировоззрение и видение мира мелкими людьми: ты им что-то дал или сделал для них – ты хороший, а не дал или не сделал – плохой. Они воспринимают спокойную манеру общения как слабость и еще больше наглеют. Есть непреложная истина: «Батарея засыпает, просыпаются нарушения устава». Вот ты не знаешь, а я знаю, что во время твоего дежурства были самоволки! – с несокрушимой уверенностью придавил оппонента командир. Переход с вежливого «вы» на простое «ты» означал, что официальная часть разговора, базирующаяся на требованиях устава, завершена. Лютовать комбат не умел.
– И зачем вы, командир батареи, мне это говорите? – не выдержал лейтенант. – Если вы знаете о нарушениях в вверенном вам подразделении и ничего не предпринимаете – что я должен из этого понять?
– Теория и практика – вечно конкурирующие подруги. Я же не враг своей карьере, чтобы о всех нарушениях в моем подразделении информировать начальство. Ко всему
