Итоги Итоги - Итоги № 29 (2013)
По известной версии, которую мне озвучила Патрисия, не обошлось без интриги: встречу Маяковского с Татьяной в Париже устроили сестры Лиля Брик и Эльза Триоле, чтобы отвлечь его от Элли Джонс. Больше всего Брик опасалась возможной эмиграции Маяковского в США, что обрушило бы ее и Осипа благополучие. Но дата этой встречи и любви с первого взгляда — 25 октября 1928 года, а днем позже он пишет нежное письмо «двум Элли». «Много вокруг моего отца творилось необъяснимого, — говорит Патрисия. — В Америке и во Франции за ним следили, знали каждый его шаг. И в Нью-Йорке, и в Париже у него украли деньги. Такое нечасто случается, какое-то странное совпадение. Принимавший его в Нью-Йорке Хургин (советский работник Исайя Хургин, председатель правления Амторга. — «Итоги») утонул при подозрительных обстоятельствах в озере под Нью-Йорком, где ему было по колено. Что-то подобное могло и с ним, и с моей матерью произойти».
...Несколько лет назад в зале манхэттенского центра «92 Y» Франсин дю Плесси Грей презентовала свою мемуарную книгу «Они» (Them) — о ее матери и приемном отце Алексе Либермане, легендарном арт-директоре журнала Vogue. Я не мог пропустить событие. В переполненном зале Патрисия махнула мне рукой — мол, есть местечко рядом, справа от нее. Так я оказался свидетелем ее переживаний. Франсин рассказывала о своих замечательных во многих отношениях родителях и, конечно же, коснулась романа ее матери с Маяковским и вообще его личности. Моя соседка то возмущалась, то недоумевала, то вздыхала, то — редко — одобрительно кивала. Когда же Франсин обронила, что Маяковский выстрелил себе в висок (оговорилась: он прострелил грудь), надо было видеть, как бурно отреагировала Патрисия. Она что-то шептала мне в ухо, но я не разобрал, поскольку слушал бенефициантку. Но вот Франсин сказала суховато: «У него, очевидно, была и есть американская дочь, имя которой я забыла (?!), она профессор и живет в Нью-Йорке». «Я здесь!» — громко объявила моя соседка. Ее час пробил. «Она здесь!» — крикнул Джулиан Лоуэнфелд, нью-йоркский адвокат и переводчик Пушкина, сидевший по левую руку от Патрисии. «И мать у меня русская!» — торжествующе добавила Патрисия. Головы недоуменно повернулись в ее сторону, раздались робкие аплодисменты... Американская дочь тянула руку, чтобы высказаться, но осторожные организаторы встречи ее «не заметили», видимо, опасаясь эксцессов. По завершении презентации Патриция подошла к Франсин за автографом на книгу, терпеливо выстояв очередь. Никакого скандала, никакой дуэли почтенного возраста русские американки, объединенные любовью русского поэта к двум красивым женщинам, их матерям, не устроили.
«Маяковскому нравилось ощущать себя отцом, — сказала мне при нашей первой встрече Патрисия. — Ему нравилось держать на коленях маленькую девочку. В одной из его рукописей в архиве я увидела нарисованный им цветок. Поразительно, именно такие цветы я рисовала с детства. Вот она, генетическая память. Я не соревнуюсь, кого он любил больше. Но если меня спрашивают, кто любил его больше, то я утверждаю: моя мать. Она хранила молчание. Она могла сделать аборт и не сделала. И вот родилась я — свидетельство ее любви к нему...»
...В Музее Маяковского в Москве хранятся вещи, переданные Патрисией Томпсон во время ее приездов в Россию. Это, например, рубашка, вышитая Элли Джонс в русском стиле, деревянная ложка, ее сапоги и пепельница из лагеря отдыха «Нит гедайге», где они с ВВ побывали. Но директор музея Надежда Морозова считает, что и предложенный Патрисией дар может оказаться очень важным. Пока же «американский уголок» экспозиции выглядит довольно скромно. «В наших нескольких изданиях, приуроченных к 120-летию Маяковского, мы, конечно же, касаемся его американской поездки, — сказала Надежда Морозова. — Уверена, их бы очень украсили подробности из мемуаров Элли Джонс, фотографии и документы из архива Патрисии. Ведь именно Джонс как переводчица сопровождала поэта в его поездках по Америке. Ее воспоминания о поэте, надиктованные дочери, для нас особенно ценны».
Вернувшись из Москвы в Нью-Йорк, я заехал к Патрисии. Вручил ей по просьбе Надежды Морозовой юбилейный альбом с генеалогическим древом Маяковского, где теперь уже есть ее мать, она сама и ее сын. «Моя мамочка», — прошептала она по-русски и заплакала. Немного успокоившись, сказала: «Это такой важный момент моей жизни. Мама все годы, вплоть до смерти, очень страдала — от невозможности открыться, из-за боязни поставить под угрозу мое благополучие. Два моих приемных отца знали от нее эту тайну, но тоже держали рот на замке и очень тактично и нежно ко мне относились. Маяковский, мой отец, нас тоже оберегал, хранил все связанное с нами в строжайшей тайне. Но я знаю, он очень любил мою маму».
Москва — Нью-Йорк
Наследница по прямой / Искусство и культура / Культура
Наследница по прямой
/ Искусство и культура / Культура
Джейн Макадам Фрейд: «У моего отца Люсьена Фрейда всегда было внутреннее стремление соревноваться со своим дедом Зигмундом Фрейдом. Он хотел быть лучше его, известнее. И он этого добился. По крайней мере, в Великобритании...»
Скульптор Джейн МакАдам Фрейд, как никто другой, знает, что такое семейное достояние, которое заключается не в фамильном серебре и фарфоре, а в уникальном творческом духе, царящем в доме. Ее отец — один из самых дорогих современных художников Люсьен Фрейд, прадед — основатель школы психоанализа Зигмунд Фрейд. В семействе Фрейд есть художники, скульпторы, писатели, теле- и радиоведущие, модельеры. Каково быть частью этого рода и какими на самом деле были именитые родственники, Джейн Макадам Фрейд рассказала корреспонденту «Итогов» перед открытием собственной выставки художественных медалей в Отделе личных коллекций Музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина.
— Джейн, вы представляете в Москве свою медальную серию, которая наполнена тайными смыслами и потому, конечно, ассоциируется с теорией Зигмунда Фрейда...
— Да, две стороны медали очень подходят для выражения идей Фрейда. Это дихотомия, о которой он говорил: Эго и Суперэго, Эрос и Танатос. Для меня это важные полюса.
— В начале этого года в Баку прошла выставка ваших скульптур под названием «Семейные ценности». Какое значение семейные ценности имеют для вас?
— Название «Семейные ценности» — это игра слов. Я работала с песком, глиной, деревом. Это семья материалов. Таким образом, я хотела поговорить и о жизни и смерти природы, мира вокруг нас, и о жизни и смерти человека, рода.
— О жизни рода — это очень важно для правнучки Зигмунда Фрейда? Вы всегда чувствовали груз ответственности, необходимость оправдать надежды семьи?
— Мне не с чем сравнивать, у меня ведь не было возможности попробовать не быть частью этой семьи. Да, я чувствую и ответственность, и обязанность продвигать семейное наследие: и моего прадеда, который во всем мире считается отцом психоанализа, и отца, которого уже считают классиком современного искусства.
— Насколько мне известно, вы около двадцати лет не общались с отцом. Это интересно с точки зрения фрейдистской философии…
— Все просто: моя мать ушла от отца, увезла нас и даже не сохранила адреса отца. Она любила совершать побеги, а у меня, восьмилетней девочки, не было выбора. А если бы был, я бы, конечно, общалась с отцом.
— Вы вновь встретились с Люсьеном Фрейдом уже в зрелом возрасте, какие у вас сложились отношения?
— Они были сложными, поскольку все время приходилось конкурировать с работой отца. Он всегда говорил, что больше всего на свете любит писать свои картины, а времени слишком мало, чтобы успеть все. Это, кстати, противоречило философии прадеда. Зигмунд Фрейд умер до моего рождения, но я знаю,что он очень любил свою жену Марту. Для прадеда семья была очень важна, он говорил, что самое главное в жизни — любить, причем любить не только работу.
— А правда ли, что он построил всю свою врачебную карьеру, чтобы стать обеспеченным и жениться на Марте?
— Это романтично звучит, но неправда. Мой прадед на самом деле не знал, чем хочет заниматься, но он был очень талантливым человеком, даже еще в школе лучшим учеником — и ему уготовано было стать великим. А что касается врачебной стези, то его поразил доктор Шарко, его клиника, его художественная коллекция в доме… Фрейд понял, что хочет быть и финансово независимым, и столь же известным.
— Фрейд всегда жаждал успеха, первенства?
