Журнал Русская жизнь - Телевизор (июль 2008)
Леонид Кравченко, освободитель и душитель
I.
В «Строительную газету» он вернулся пять лет назад из «Парламентской газеты» - был 2003 год, предвыборная кампания, и беспартийный главный редактор без ярко выраженных политических пристрастий перестал устраивать учредителя газеты. Решением Госдумы Леонида Кравченко отправили на пенсию, заменив на более лояльного сотрудника. Но пенсионерский покой в планы 65-летнего Леонида Петровича не входил, он начал искать работу и вспомнил о «Строительной»: в ней в 1958 году он после журфака МГУ проходил практику в качестве литсотрудника, в ней же с 1975 по 1980 год работал главным редактором. Специально для Кравченко в «Строительной» учредили должность первого заместителя главного редактора, выделили ему отдельный кабинет с табличкой «Запасный выход» над дверью. В этом кабинете за столом без компьютера он и сидит, вычитывая распечатанные на принтере заметки. Вот так заканчивается карьера последнего председателя Государственного комитета СССР по телевидению и радиовещанию.
II.
Рудольф из фильма «Москва слезам не верит» со своим «сплошным телевидением» был, конечно, большой романтик - в середине шестидесятых, когда Кравченко начал работать на телевидении, у Гостелерадио СССР не было даже синхронных камер: когда корреспондент брал интервью, отдельно на любительскую кинопленку снимали изображение, а на магнитофон записывали звук. Мрачно выглядела и аппаратная обстановка: первые карьерные шаги Леонида Кравченко были связаны со смертями начальников - вначале умер главный редактор второй программы ЦТ (Кравченко был его первым заместителем, а после смерти шефа стал и. о.), затем - гендиректор генеральной дирекции программ ЦТ (такая же история - первый зам, потом и. о.). Страшно представить, что было бы дальше, если бы Александр Яковлев, будущий идеолог перестройки, не позвал Кравченко к себе заместителем в отдел пропаганды ЦК КПСС. На этой должности Леонид Петрович курировал телевидение, вместе с новым председателем Гостелерадио Сергеем Лапиным занимался техническим переоснащением единственной советской телекомпании, потом ушел главным редактором в «Строительную».
- Когда я пришел, тираж у газеты был 62 тысячи, а через пять лет - 600 тысяч, в десять раз. С лучшей стороны себя зарекомендовал, получил орден Трудового Красного Знамени и пошел на повышение - главным редактором газеты «Труд». Это уже совсем другой уровень, совсем другое влияние, совсем другие тиражи. Когда я уходил, в восемьдесят пятом, тираж «Труда» был 19 миллионов 700 тысяч экземпляров. С этой цифрой нас записали в Книгу рекордов Гиннесса, между прочим.
Летом восемьдесят пятого, когда Михаил Горбачев звал Кравченко обратно на телевидение, он тоже говорил ему о тиражах: «Не думай, Леонид, у телевидения тиражи еще большие, чем у твоей газеты». К тому времени они уже были хорошими приятелями - познакомились как раз благодаря «Труду», при Андропове. Главным редакторам центральных газет полагалось регулярно отчитываться перед Политбюро, и когда Кравченко выступал с таким отчетом в 1983 году, Андропов поручил ему подготовить серию очерков о производственном самоуправлении «Мы - хозяева производства», а курировал этот проект секретарь ЦК Горбачев. Но к моменту перехода Кравченко из «Труда» в Гостелерадио (вначале - первым замом непотопляемого Лапина) его с новым генсеком связывала еще одна забавная история.
- Первое публичное выступление Горбачева - это торжественное заседание по случаю 40-летия Победы, - вспоминает Кравченко. - 7 мая 1985 года. 8 мая вышел «Труд» с отчетом о заседании на первой полосе, а тогда была такая технология фотографирования этих мероприятий: чтобы получился хороший панорамный снимок, двое фотографов снимали президиум, а еще один - оратора на трибуне. Потом все это монтировалось, ретушировалось, получалась большая хорошая фотография.
В тот раз кто-то из ретушеров проявил преступную халатность, и в печать газета ушла с бракованным снимком - на трибуне стоял докладчик, а на столе президиума, перед председателем КГБ СССР Виктором Чебриковым, лежала отрезанная голова генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Сергеевича Горбачева.
- Вот так отрезали, - Кравченко показывает на себе, - по подбородок. Утром после выхода газеты мне звонит Владимир Севрук из отдела пропаганды ЦК. Вообще-то мы с ним были на «ты», но тут он мне официально так: «Леонид Петрович, вы читаете свою газету хотя бы иногда? Что у вас там на столе лежит?» Я понимаю, что он не решается сам произнести это вслух, и начинаю дурачиться: «Как что? Это же носовой платок!» Севрук злится: «Какой платок?» А я отвечаю: «Или, может быть, графин!» - а сам хоть и смеюсь, но не по себе, конечно, и с должностью я уже мысленно распрощался. А Севрук говорит - приходи, мол, к двенадцати в ЦК, там у Зимянина совещание, полностью посвященное этому вопросу. «Он тебе расскажет, что там у тебя на столе». И бросает трубку.
Сразу после Севрука Леониду Петровичу позвонила Людмила Землянникова, зампред ВЦСПС («Труд» принадлежал этому ведомству).
- Звонит, чуть не плачет - срочно созвали заседание президиума, на повестке дня - единственный вопрос - о газете «Труд». Время начала - 12.00. Я вешаю трубку, и мне уже смешно - там в двенадцать, и там в двенадцать, не могли договориться, что ли? Звоню Зимянину и спрашиваю, как мне быть, куда идти. Он говорит: «Леонид, у нас же демократия, так что решай сам. Я бы на твоем месте пошел в ВЦСПС - ты же в профсоюзной газете работаешь».
На заседании президиума ВЦСПС его председатель Сергей Шалаев сказал, что в прежние времена после такого инцидента Леонида Петровича больше никто бы не увидел, а теперь - новое мышление, так что главный редактор «Труда» получает строгий выговор.
- Бабы - у них же чутье невероятное, - смеется Кравченко. - Землянникова тут же поняла, что гроза миновала, и говорит: «А может, просто выговор?» Но Шалаев нахмурился: «Нет, именно строгий, это же даже страшнее потери партбилета, а за потерю партбилета всегда давали строгача».
III.
Времена между тем действительно наступали совсем новые. Через несколько недель Кравченко стал первым зампредом Гостелерадио, причем Сергей Лапин в это время находился в отпуске - как оказалось, последнем. В его отсутствие Кравченко собирал в своем кабинете журналистов, говорил им, что партии нужны крупные перемены на телевидении, и собирал предложения по новым форматам общественно-политического вещания.
- Когда Лапин вернулся из отпуска, он был в ужасе - что происходит с программой «Время», почему всех критикуют, почему новости начинаются не с тракторов, а с остросоциальных репортажей? «Ты партбилет не боишься потерять? Тебе Горбачев не звонил?» - он искренне не понимал, что происходит. А я как раз и пришел, чтобы все поменять. Телевидение тогда было - сплошная развлекаловка, ничего социального вообще. Больше всего писем приходило в передачу «А ну-ка, девушки!» Нужно было ситуацию срочно менять, а Лапин уже был не в состоянии. Той же осенью он ушел на пенсию.
Тогда же в отношениях между советским телевидением и властью произошла первая локальная революция - Горбачев поехал в Ленинград (это была его первая поездка по стране в качестве генсека), впервые говорил на улицах с народом (люди кричали: «Будьте ближе к нам!», а Горбачев, окруженный толпой, смеялся: «Куда уж ближе?»), там же, на встрече с местным партхозактивом, Горбачев впервые выступил с критикой политики своих предшественников. Встреча в Таврическом дворце была закрытой, но съемочная группа ЦТ почти нелегально, не выставляя свет и звук, сняла выступление вождя, Кравченко посмотрел запись и решил дать ее в эфир («Горбачева было трудно уговорить, но у меня получилось»).
- Программа «Время» с этим выступлением очень понравилась Раисе Максимовне, и с этого момента она сама стала оценивать работу телевидения. Стало гораздо легче работать, следующую встречу Горбачева в Минске мы уже снимали как полагается, а я для семьи Горбачевых стал главным экспертом по телевизионным вопросам, и даже когда я уходил в ТАСС (с 1988 по 1990 год Леонид Кравченко был генеральным директором главного советского информагентства. - О. К.), каждый раз, когда Горбачев выступал по телевидению, меня вызывали в Кремль, Михаил Сергеевич сажал меня между двух камер, и я изображал народ - он говорил, обращаясь лично ко мне. Так ему было проще.
Телерепортажи о поездках четы Горбачевых по стране и об их зарубежных визитах были фирменной чертой советского телевидения конца восьмидесятых. В эфир шло, разумеется, не все. В каком-то совхозе Раиса Максимовна, поскользнувшись на куче навоза, упала - пленка у съемочных групп была изъята, а Кравченко спросил у Горбачева, зачем он повсюду таскает с собой жену - за границу-то понятно, но в совхоз-то?
