Денис Драгунский - Бог, страх и свобода
Шок наступил не только экономический, но и культурный. Отчасти это похоже на шок модернизации, который пережили народы Ближнего и Среднего Востока, а также Центральной Азии. Такие элементарные, на наш европейский взгляд, вещи, как таблички с названиями улиц и номерами домов, светское образование, движение в сторону женского равноправия, были мощнейшим шоком, разрушившим все народные представления о пространстве и времени, о добре и зле. Эту бурлящую пустоту не удалось заполнить товарным изобилием при наличии вполне платежеспособного спроса. Через три поколения это аукнулось религиозным фундаментализмом и авторитаризмом, подчас карикатурным, но, очевидно, нужным народу, который таким манером излечивает шок модернизации.
Вот и у нас в России разрушены были не только социальные гарантии, но и представления о правде и порядке, о законе и справедливости. Увы, наши реформаторы на поверку оказались пошлейшими марксистами, на полном серьезе поверившими в агитпроповскую туфту о базисе и надстройке. Никаких попыток объяснить людям суть и перспективы экономических и политических реформ сделано не было. Вот и приехали.
Непереработанная советская травма в сочетании с неосмысленным шоком свободы — результат можно было предугадать.
Началась всенародная борьба за право быть рабом.
Художник, как говорил Горький, — это чувствилище класса. Классу обескураженных надоела вся эта бодяга. Хочется туда, где свободу забирают и дают взамен несложный букет социальных гарантий и полицейских репрессий, почему-то называемый порядком. Туда, где не надо размышлять, а надо обожать, гордиться и радоваться. Нет, не туда, где надо бетон месить ногами за колючей проволокой. А туда, где на свалившиеся с неба нефтедоллары закупают итальянские сапожки и французских мороженых кур. Гуляй, советский народ, доблестный строитель коммунизма.
Художник, выполняя заказ класса, создает песни, стихи и телевизионные программы о великих людях великой страны. О забытых страницах славного прошлого. О тех, кто сделал нас великими. О генеральных секретарях в первую очередь. Чтобы чувствовать себя полноправным рабом, нужен достойный хозяин, которым можно было бы гордиться.
Художник — в авангарде борьбы народа за рабское будущее. Пожелаем же ему создать яркие, убедительные образы неувядаемой, вечно влекущей советской зоны. Ты же, о народ, не забудь подать своему художнику краюшку хлебца, когда его поведут по этапу. Потому что социальный контракт «свобода в обмен на порядок» включает в себя принцип ротации.
Сегодня, значит, ты. А завтра, само собой, я. Ведь зря у нас не сажают. Но чур, чур! Чего это я так разволновался и людей перепугал? Нет, широко сажать не станут. Обещали же — возврата к сталинизму не будет. И это правильно. Застой гораздо лучше. Спокойнее, комфортабельнее, вальяжнее.
Душа-человек был наш дорогой Леонид Ильич. Красавец чернобровый. Ордена так и сияют. Эх, времена…
Написано осенью 2004 года («Искусство кино», № 10, 2004)
КРОКОДИЛ И СТЕРВЯТНИК
Парламентская ассамблея ОБСЕ 3 июля 2009 года в очередной раз приравняла Сталина к Гитлеру. Или, если угодно, уравняла Гитлера со Сталиным. В очередной раз — потому что 25 января 2006 года ПАСЕ выступила с декларацией о необходимости осуждения тоталитарных коммунистических режимов. Смысл примерно тот же: нацизм осудили, теперь давайте осудим коммунизм. Это я про официальные международные документы, а вообще-то публикаций и выступлений такого рода — не счесть.
Конечно, «приравнивать-уравнивать» — затея странная. Можно приравнять резню новгородцев, учиненную Иваном Грозным в 1570 году, к Варфоломеевской ночи 1572 года. Или уравнять битву при Калке с битвой при Гастингсе, тем самым приравняв монголотатарское иго на Руси к норманнскому завоеванию Британии. В общем, резвиться на этой поляне можно долго и не без забавности.
Дело, однако, серьезное. Оно заключается вовсе не в том, что некие силы решили в очередной раз оскорбить Россию, а вернее говоря, ее правопредшественника — Советский Союз. Дело в том, что сама жизнь настоятельно рекомендует нам понять свое прошлое, а значит, самих себя.
С одной стороны, под эгидой нашего государства создается комиссия по борьбе с фальсификацией истории. Это не одобряют, над этим смеются. Особенно веселят (и одновременно чуть-чуть тревожат) попытки быстробыстро составить список «фальсификаторов» и отрапортовать в инстанции: борьба ведется! Но каковы бы ни были мотивы создателей и руководителей этой комиссии, сколько бы смехотворных циркуляров она ни рассылала, какую бы ерунду ни писали разоблачители исторических происков, все равно в сухой остаток выпадает острейшая необходимость познать самих себя.
С другой стороны, какие-то иностранные господа принимают юридически необязательную и исторически некорректную резолюцию о приравнивании сталинизма к гитлеризму. Можно, конечно, назвать их шутами гороховыми. Но лучше вспомнить, что в словах шутов всегда содержится если не правда-истина, то уж наверняка некие неудобные вопросы.
«Кто мы, откуда мы пришли, куда мы идем?» Значимость этих вопросов не зависит от того, кто их задал. «Кто ты?» Этот вопрос может задать друг и враг, умник и глупец, свой и чужой. Отвечать все равно придется. Потому что на самом деле этот вопрос человек рано или поздно задает самому себе. Кто я? Не получается промолчать или обиженно крикнуть: «Провокация!» Да, провокация своего рода. От латинского provocare — вызывать. Такой вот, значит, вызов. Надо суметь на него ответить. Самому себе, повторяю еще раз.
Итак, сталинизм и гитлеризм, или, чтоб избежать персонификации, германский нацизм и советский коммунизм. Чем они похожи, в чем их различие? Смешно, конечно, пытаться в крошечном (особенно если сравнивать с многотомными исследованиями) тексте ответить на этот вопрос. Я и не буду, тем более что ответ в общем-то ясен. Думаю, не только мне, но и большинству здравомыслящих людей. Дело именно в здравом смысле и простых моральных чувствах. Не надо исторических подробностей — бывают случаи, когда они неуместны. Устрашающие цифры и шокирующие факты только путают дело. Мериться миллионами уничтоженных людей или километрами построенных автодорог довольно-таки аморально, да и просто глупо, бессмысленно. Любую цифру можно аргументированно оспорить, противопоставить ей другую или просто задать убийственный вопрос «ну и что?».
Не в цифрах и фактах дело.
Гитлеризм и сталинизм (точнее, германский нацизм и советский коммунистический тоталитаризм) различны почти во всем. Разные масштабы во времени: двенадцать лет — и семьдесят два года, то есть полпоколения гитлеризма-нацизма и три поколения сталинизма-советизма. Разные пространства: компактная густонаселенная Германия и огромная, размазанная по всей Северной Евразии Россия — СССР. Разный уровень исторического развития: индустриальная Германия и деревенская Россия. Разные рамки национальной культуры: практически гомогенная (за исключением еврейской общины) германская Германия и имперский многонациональный Советский Союз. Отсюда — разные идеологические стержни: расизм у нацистов, классовая борьба у коммунистов.
И наконец, разные исторические судьбы. Вот главное, что мешает сопоставлять эти два режима. Разве можно приравнивать торжествующего победителя-освободителя к побежденному агрессору-поработителю? Гитлер, а не Сталин, устроил провокацию в Гляйвице 1 сентября 1939 года, Гитлер напал на своего бывшего сообщника 22 июня 1941 года. Так стасовалось и так выпало в исторической колоде, и этот расклад уже не пересдашь: всё, заиграно! Нацизм потерпел катастрофическое военное поражение, в первую очередь от коммунистического тоталитаризма. Ну, а коммунистический строй рухнул сам. Тихо, мягко и практически бескровно. Настолько мягко, что можно говорить не о крахе, а о быстрой и радикальной трансформации.
Итак: почти ничего общего, если рассуждать холодно и отстраненно. Но только почти. Есть некое главное сходство, которое бьет в глаза поверх всех различий.
Это сходство — несвобода. Не просто отсутствие свободы (да и кто в этом мире может назвать себя полностью свободным?), а доктринальное ее отрицание, издевательство над ней, глумление, публичное оплевывание самой идеи свободы. Порабощение личности. Репрессии как главный и практически единственный механизм социального управления. Государственный садизм. Лживость пропаганды. Опора на «низменную духовность» (об этом чуть далее).
Поняв это, немного иначе начинаешь смотреть на коренные идеологические различия между гитлеризмом и сталинизмом. Да, раса была куда более прочным клеймом, чем класс Славянин навеки унтерменш, еврей и цыган приговорены к смерти по факту рождения. А классовая идеология как будто предоставляла возможности перековки, добровольного перехода из класса эксплуататоров в класс трудящихся. Да, предоставляла, но именно как будто, в теории. На практике происхождение «из дворян» или «из попов» было почти таким же приговором, как расовая неполноценность у нацистов. Сокрытие в своей родословной отца-буржуя (или кадета, или, позже, троцкиста) при Сталине было равно сокрытию еврейской крови при Гитлере. С другой стороны, были «старые специалисты», которым позволялось жить и работать на благо рабоче-крестьянского государства; маршал Борис Шапошников в прошлой жизни был полковником царской армии. Но и Геринг говорил в ответ на упреки в потере расовой бдительности: «В моем ведомстве я сам определяю, кто еврей, а кто — нет»; фельдмаршал Эрхард Мильх был евреем по матери. С третьей стороны, чистокровный советский пролетарий мог быть обвинен в «буржуазном перерождении», а среди чистокровных арийцев вдруг выявлялись «евреи по образу мыслей и кругу общения». С четвертой стороны, жена-дворянка у революционного матроса — это было в порядке вещей, и никто ей классовую чуждость в строку не ставил: женщина-трофей. Но и при нацизме жены и мужья арийских мужей и жен тоже не отправлялись в газовые камеры, им дозволялось жить под защитой законного брака — тяжело, бесправно, унизительно, но все-таки лучше, чем смерть. В истории любого самого бесчеловечного режима есть куча человеческих подробностей и частностей.
