Убийство на вокзале. Сенсационная история раскрытия одного из самых сложных дел 19 века - Томас Моррис
По крайней мере, так было задумано. Кейт вышла замуж за врача и переехала за сорок миль в деревню, но уже через несколько недель вернулась в Дублин вдовой – ее муж скоропостижно скончался от лихорадки. Младшая сестра Фанни встретила англичанина и поселилась с ним в Чешире. А брат Джорджа Джеймс, инженер, объявил о своей эмиграции в Канаду. Это решение было вполне объяснимо, поскольку в Ирландии, все еще переживавшей последствия Великого голода, перспективы трудоустройства были невелики. Только вот для остальных членов семьи, рассчитывавших на его помощь в облегчении тяжелого финансового положения, это был серьезный удар. Джорджу Литтлу на тот момент было 42 года, он не был женат и являлся единственным кормильцем семьи из четырех человек: его самого и трех неимущих вдов.
Подобная ответственность тяготила его, и он нашел утешение в религии. Воспитанный протестантом Ирландской церкви, в 30 лет он вступил в евангелическую секту «Исключительные братья» – нонконформистскую группу, недавно основанную в городе. Суровый подход Братства к личной морали наложил свой отпечаток: он был набожен, сдержан и обладал сильным чувством личного долга. Один из коллег назвал его человеком мрачного склада ума, но это было явным преувеличением; он не был пессимистом, хоть и относился к жизни с напряженной серьезностью, не оставлявшей места для легкомыслия. У Джорджа было мало близких друзей, но его любили. Он был тихим, вежливым и приветливым человеком, который избегал конфликтов.
В 1850-х годах дом Литтлов на Ватерлоо-роуд находился на самой окраине города, где современная застройка южного Дублина заканчивалась и уступала место лесам и полям. Кабинет Джорджа был расположен на севере, в трех милях от дома, и на работу он добирался за 45 минут пешком через центр города. Его путь пролегал через Гранд-канал и георгианское великолепие Сант-Стивенс-Грин – шестьюдесятью годами ранее здесь проводились публичные казни, а теперь это был самый большой и красивый сквер в Европе. Оттуда он повернул на север и прошел мимо Дублинского замка, который тогда и на протяжении последних семи веков был резиденцией и символом британской власти в Ирландии. По дороге он думал о предстоящем дне. Он часто задерживался на работе, однако накануне были сданы недельные отчеты, и он не видел причин, по которым не мог быть дома к ужину.
В сумке лежал бумажный пакет с несколькими кусочками хлеба с маслом на обед; сестра предложила сделать ему бутерброд с курицей, но он сказал ей, что ничего существенного ему не нужно.
«Я вернусь пораньше», – сказал он, выходя из дома.
Перейдя по мосту через реку Лиффи, Джордж скорчил гримасу и прижал к лицу носовой платок. Вонь неочищенных сточных вод была просто невыносимой. Под мостом, стоя по колено в реке, группа рабочих выгребала на баржу мерзкую смесь грязи и человеческих испражнений. Несчастным жителям Темпл-Бара приходилось мириться с этим ужасным запахом 8 часов в сутки, однако после многомесячных дебатов члены муниципального совета так и не смогли прийти к решению этой проблемы.
Джордж поспешил прочь от этого дурмана и очутился посреди рыночного гама Кейпл-стрит с ее великолепным многообразием зонтичных мастеров, ломбардов, галантерейщиков и торговцев семенами. Эти предприятия и расположенные поблизости продуктовые рынки привлекали самых проворных дублинских «строкеров» – профессиональных карманников, чьему таланту к «исчезновению» часов или кошельков позавидовал бы любой фокусник.
По мере удаления Джорджа Литтла от центра города ему начинали попадаться улицы уже другого рода. Магазины уступали место большим зданиям учреждений, в которых сидели адвокаты, врачи и заключенные. Это была густонаселенная часть мегаполиса, однако мало кто из жителей называл ее своим домом; более того, почти никто не жил здесь по своей воле. Люди могли попасть сюда, потому что были больны и нуждались в лечении в одной из трех больниц на Брунсвик-стрит, или потому, что были нищими и попадали в работный дом на Конститушен-хилл, или же потому, что их признали сумасшедшими и поместили в Ричмондский приют для умалишенных. Многие из тех, мимо кого Джордж проходил каждое утро, были здесь путешественниками, направлявшимися в Голуэй, Белфаст или Лондон и, возможно, остановившимися в одной из гостиниц, появившихся для обслуживания проезжих.
Этот район, Бродстон, был воротами Дублина в западную Ирландию. Королевский канал заканчивался здесь широкой гаванью, куда баржи уже почти полвека привозили товары, скот и людей. По каналу все еще ходило несколько судов, однако для большинства людей название «Бродстон» теперь стойко ассоциировалось с железной дорогой. В конце концов, не имело смысла тратить 4 шиллинга на неудобное 8-часовое путешествие на лодке со смешным названием до Маллингара, когда поезд преодолевал эти 52 мили в 4 раза быстрее, а проезд стоил всего на 6 пенсов больше.
Директора железнодорожной компании Midland Great Western хотели, чтобы их новая штаб-квартира выглядела впечатляюще, и архитектор, безусловно, справился с поставленной задачей. Бродстонский вокзал был построен на самом высоком месте в окрестностях, так что при подъеме на холм Конституции мощный гранитный фасад вокзала вырисовывался на горизонте, полностью доминируя над окружающей средой. Это было двухэтажное здание, своими пропорциями и дымовыми трубами напоминавшее величественный городской дом эпохи Регентства. Однако первым, на что обращали внимание посетители, был колоссальный дверной проем по центру здания, над которым возвышалось каменное лицо с безучастным выражением – вход, достойный какого-нибудь древнего памятника. После наступления темноты можно было представить, как тяжелые двойные двери медленно распахиваются, чтобы впустить освещенную факелами процессию священников. Для путешественников, опасающихся железнодорожного транспорта, высоких скоростей и несчастных случаев со смертельным исходом, о которых так часто писали газеты, монументальный вид Бродстонского вокзала служил некоторым успокоением.
День выдался на редкость холодным, однако Джордж, переходя по понтонному мосту через канал на привокзальную площадь, уже не замечал этого. Последние пассажиры утреннего поезда как раз покидали вокзал. Внутри располагался билетный зал – гулкий каменный атриум, который своими дорическими колоннами и массивными притолоками напоминал нечто среднее между греческим храмом и египетской усыпальницей. Кованая железная галерея опоясывала помещение на уровне второго этажа, а сверху, сквозь стеклянный купол, установленный в крыше, проникал дневной свет. Джордж пересек зал и прошел через второй
